Школа боевой магии. Том 2

Хотел я того или нет, но жизнь возвращалась. А вместе с ней усиливалась боль потери.

— Вот и хорошо! — сказала Агафья Ефимовна, когда я всхлипнул. — Поплачь.

Я лежал на берегу звенящего ручья, и слёзы текли из моих глаз. И мне было всё равно, что на меня смотрят парни и девчонки. Им никогда не понять моей потери. Часть моей души осталась там, в Исподнем мире. В тот момент, когда Чёрный принёс себя в жертву, чтобы мы жили.

Рядом опустился Арик. Он похлопал меня по плечу и… И промолчал.

И это было хорошо. Я не мог сейчас ни с кем разговаривать.

Я видел, как старуха заставила парней таскать воду в баню, как парни рубили дрова, как Николай затопил, и дым клубами повалил со всех щелей. Видел, как Дёма носился по двору, путался под ногами, как парни смеялись над ним и старались не наступить. Слышал, как Григорий Ефимович спросил у старухи: «Банька по-чёрному?», и как она ответила с достоинством: «Других не держим!» Видел, слышал. Жизнь кипела около избушки на ножках. Но меня это не касалось. Я лежал на берегу ручья, Арик сидел рядом со мной, и никто нас не трогал.

В какой-то момент я понял, что благодарен Арику за то, что он со мной. Что вот так сидит молча и никуда не уходит. Благодарен остальным, что никто не позвал Арика помогать.

Слёзы кончились. Но двигаться по-прежнему не хотелось.

Не знаю, сколько времени я пролежал вот так. Банька дымила. Клубы были сначала чёрные, потом побелели и иссякли. Старуха распахнула пошире двери, выгнала паром остатки дыма, выгребла из печки угли, помыла полки, запарила веники и прикрыла дверь — пусть жар зреет.

Через какое-то время подошла к бане с ещё одним веником — новым — и мылом, постучала в дверь и сказала:

— Банник, банник, к тебе прошусь! Завет твой знаю и заклинаю! Прими гостей по совести. Чтобы всем хватило и места, и воды, и пару твоего живительного! А от меня прими подношение! Да будет так! — Старуха занесла в баню веник с мылом, а потом скомандовала: — Первыми по горячему пару идут мужики. Можете все сразу, в мыльне всем места хватит, уж банник позаботиться!

Арик потянул меня.

— Пойдём, Влад! Ягу слушать надо!

Я поднялся и пошёл. Не потому, что такой послушный, а потому, что спорить не осталось ни сил, ни желания.

Парилка вроде была небольшой, но, как ни странно, мы действительно вместились все. И Боря с Игорем Петровичем и Григорием Ефимовичем с нами.

А ещё там присутствовал бородатый и лохматый старичок. Он командовал в бане. Заставил нас улечься на полок и… И поддав жару, начал махать запаренными заранее вениками — сразу двумя. Да не просто махать, а по науке! Поначалу легонько гонял пар над нами, не прикасаясь к телам. Потом слегка похлопывал и прижимал веником горячий пар к коже потом прижимал уже сам горячий веник, прогревая…

Нас было много, но он успевал работать со всеми, и это было удивительно.

Именно в тот момент, когда я удивился, как он так справляется, мужичок довольно разулыбался в косматую бороду:

— Ожил, значит!

Я вспомнил, как Чёрный говорил мне поприветствовать лешего и поблагодарить древесницу, и, как только слез с полка, в память о Чёрном поклонился:

— Спасибо, банник! Это лучшая баня на свете!

— Вот и ладно! — ответил мужичок и исчез, прихватив веник и мыло, которые старуха поднесла ему перед баней.

Я сидел на скамейке возле дома в штанах и рубахе, которые старуха выдала взамен моей одежды. Точнее, чистое она выдала всем. И откуда у неё столько запасов? Наши вещи же заставила скидать в бак. Сказала: банница позаботится. Нам, мол, всё равно спешить некуда, а грязную одежду на чистое тело надевать негоже.

Так-то она права, в чистом лучше, хотя спешить… спешить было куда. Но я сидел на скамейке и мне не хотелось шевелиться. Казалось, уйти отсюда — это всё равно что признать: Чёрный уже никогда не появится.

Я сидел на скамье и смотрел за реку, туда, где остался мой друг и брат.

Нет, я не вёл с ним мысленных разговоров. Я знал, что не услышу ответа, и это было невыносимо. Я смотрел за реку и вспоминал разные моменты: вот я угощаю его квасом, вот он спрашивает, что такое попкорн и говорит, что хочет попробовать… вот древесница, леший… разговор Чёрного с Чернобогом… вот Чёрный предупреждает о подслушивающем устройстве, советует, как помочь Григорию Ефимовичу, тому, кто его запер в подвале… вот помогает мне открыть портал в торговом центре… подсказывает жечь мост через Смородину… жертвует собой…

Чёрный так много для меня значил. Я раньше не задумывался об этом.

Подошёл Арик, сел рядом. Помолчал немного и спросил:

— Я что-то могу для тебя сделать?

Я покачал головой. А потом поделился:

— Чёрного больше нет.

— Наверное, он был хорошим… — посочувствовал Арик.

— Да. Он был мне настоящим другом.

Арик застыл. Потом кивнул и сказал:

— Пойдём, Яга зовёт есть.

Голос его прозвучал так, словно тьма Исподнего мира на излёте зацепила Арика, хлестнула в самое сердце.

Я поднялся и пошёл за Ариком к столу. Стол был накрыт во дворе, под яблоней с жёлтыми наливными яблочками — протяни руку и сорви.

Уже вечерело. Было прохладно. «Чива-чива-чивачик чи-чива» — заливалась большая синица. «Чи-чи-чи-чи-чрррр» — отвечала чечётка. «Фитивач-фитивач-фить-фить-фитивач» — вступал щегол. Я понимал, что различаю их голоса остатками памяти Велеса, ещё догоравшими во мне.

Я слышал птиц и не слышал.

Ну как не слышал? Слышал прекрасно! Хоть и старался подавить в себе — чего это я слушаю их пение, когда Велес не слышит! А он скотий бог! Он заботился о животных и об этих пичужках тоже. Теперь о них некому позаботиться.

— Ну и чего встал как истукан? — проворчала старуха. — Неча стоять, садись, ешь!

Я вспомнил, как Григорий Ефимович говорил, мол, в Исподнем мире есть не надо. Но мы же уже в мире живых?.. Я глянул на Григория Ефимовича, он пропустил на скамью Агафью Ефимовну и сел рядом. Боря с Игорем Петровичем усаживались тоже. И все наши… А я почему-то ждал, что кто-нибудь скажет: есть всё ещё нельзя.

Но тут старуха подтолкнула меня в спину, и я опустился на скамейку.

Угощенье было простым: щи в чугунке стояли на подставке и вкусно пахли, из чугунка торчал половник. В большой миске лежали вареные яйца, в соседней миске — нарезанное тонкими ломтями сало, рядом — малосольные огурчики… И хлеб! Душистый хлеб, явно не из магазина. И ещё кувшин с квасом…