Школа Добра

– И не только такое… Что ты смеешься, я не шучу, это серьезная литература. В Русалочьем городе большая библиотека. Я много читала. Конкретно в этом «Пособии» написано, что все возникшие связи можно оборвать, главное только свести до минимума любое общение с жертвой привязки, а лучше, вообще никогда…

Алекс перестал улыбаться, переместил руку с талии на… на мою попу и хрипло переспросил:

– Оборвать связи? Свести до минимума… с жертвой?.. – рука на попе шевельнулась, поглаживая. – Я прибью тебя, Юлка… я… ты знаешь, что я передумал за эти месяцы, а ты все это время… как ты там сказала? Связи обрывала?

Я неуверенно отвела в сторону взгляд, чтобы мой гость не заметил блеска слез в глазах, все-таки в конце травня светает удивительно рано. А признаваться в том, что мне обидно из-за того, что он со мной только потому, что не может иначе, очень-очень не хотелось.

– А ты зачем-то взял и приехал, и все мои старания свел на нет.

А я старалась, я только три уступки сделала. И то не ему, а себе, потому что отказаться от ЕГО подарков было просто немыслимо. Если верить «Пособию», надо было выдержать в разлуке еще немного, и неустойчивые связи распадутся, оставив каждого при своем.

– Я понимаю, что тебя ко мне… тянет, – я судорожно вздохнула и зажмурилась. – Тут нет твоей вины, но ты же не обязан теперь… со мной…

– Дурочка! – Алекс опрокинул меня на подушку и поцеловал. В кончик носа, в глаз, в щеку, в губы, в бровь. – Какая же ты все-таки дурочка!

– Ты… – попыталась увернуться от него.

– И я, – согласился он немедленно. – Ждал чего-то, непонятно чего. Надо было сразу, немедленно, еще в твой шестнадцатый день рождения рассказать тебе обо всем.

– Рассказать?

– Да, – он прекратил беспорядочные поцелуи и посмотрел на меня абсолютно сумасшедшими глазами. – Но сначала…

Под его взглядом я судорожно сглотнула пересохшим горлом и испуганно закусила уголок губы.

– …всыпать, – выдохнул Алекс и, опровергая свои слова, вернулся с поцелуями. Эти порядочными тоже нельзя было назвать. Потому что они были запредельными и неприличными. Раздражающими и успокаивающими одновременно.

– Юлка, – жаркий шепот сводит с ума. Или рот. Зубы, которые неожиданно прикусили нижнюю губу? Язык, немедленно лизнувший невидимую ранку? Нет, все-таки шепот:

– Юлка… Скажи мне, скажи…

– Ч-что… что сказать? – это я спросила? Горжусь собой, откуда только силы взялись.

– Скажи, что глупая.

Мой поцелуй в ответ полностью подтверждает его слова.

– …что жалеешь о том, что сбежала…

– Да!

Тысячу раз, миллион, все бесконечно длинные дни и одинокие ночи. Какая же я дура!

Еще один поцелуй, лишающий дыхания.

– …скажи, что любишь! – наконец, потребовал он срывающимся голосом, и я немного пришла в себя.

– Алекс…

– Скажи! – как можно шептать и целовать одновременно? – Скажи!

– Я…

– Скажи, – перебил Алекс неожиданно Дунькиным голосом и чем-то деревянным стукнул. – Немедленно скажи мне, Маленькая, что мне послышался мужской голос. И главное, скрип кровати.

– Будь оно все проклято! – едва слышно выдохнул Алекс и поцеловал меня в ямочку, где шея с плечом соединяется. Меня дернуло, словно от удара молнии. Не то что бы я знала, как бывает, когда в тебя молния попадает, но все-таки.

– Тебе показалось, – не отрывая глаз от Алекса, прохрипела я.

– Тогда открой дверь.

Проклятье!

– Ухожу к дракону, – понимающе ухмыльнулся Алекс, легко и бесшумно соскочил с кровати, в одно плавное движение очутился у окна, но почти мгновенно вернулся к растерянной мне, чтобы поцеловать глубоко и прошептать на прощание:

– Забыл сказать про второй пункт устава.

– А? – какого устава, у меня от его поцелуев, от голоса Дуньки на заднем плане, от того, что все происходит так стремительно, мысли разбежались, как тараканы.

– Про то, что ты – моя, помнишь?

Киваю отстраненно, за что получаю еще один выносящий мозг поцелуй.

– Юлка, я долго буду ждать!?

– Да, отстань ты, – бормочу сквозь зубы, наотрез отказываясь отпускать Алекса от себя, ловя кожей скользящее движение губ от моего рта, по щеке к розовому уху.

– И про то, что люблю тебя, не забывай.

Про то, что... кажется, теперь я знаю, не только, как чувствует себя человек, в которого попала молния, но и что испытывает тот, у кого взорвался мозг. Бешенство красок, зашкалившие эмоции, слова, рассыпавшиеся на составляющие их звуки и собравшиеся заново, но иначе, с совершенно другим смыслом.

В себя пришла, когда Алекс все-таки исчез за окном, а я, непонятно как, сумела дойти до двери и впустить в комнату Дуньку.

– Что? Не может быть!

– Ты о чем? – я с независимым видом застегнула расстегнутые на ночной сорочке пуговицы – когда только успел расстегнуть? – а Дуная отодвинула меня в сторону, шагнула к кровати, откинула в сторону одеяло и уставилась на мою простыню.

– Нет, ну я так не играю! – совершенно искренне возмутилась она, а потом повернулась ко мне и, недоверчиво сощурившись, спросила:

– Вы чем тут занимались?

– Ничем... – проворчала я, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я вообще спала.

– Так я и поверила! Маленькая обманщица!

– Да не было ничего! – искренне возмутилась я. – Ты-то должна видеть!

Я потыкала в себя пальцами, намекая на свою ауру, русалка же погрозила мне пальцем и голосом учителя, отчитывающего нерадивого ученика, произнесла:

– Помрешь старой девой, не приходи потом жаловаться!

По-моему, у меня даже ночнушка покраснела.

– Дуная!!!

– Сто восемь лет уже Дуная! – в тон мне ответила подруга. – Тебя что, всему-всему учить надо?

– Ты же сама его на территорию не пустила, – возмутилась я.

– Так с тех пор часа четыре прошло, – нелогично напомнила русалка. – За это время ого-го сколько всего... я что, не вовремя?

– Отстань, – я забралась на кровать и накрылась одеялом, спрятавшись с головой.

– Помешала? – сочувственно спросила Дунька и плюхнулась ко мне на кровать, аккурат на то место, где только что Алекс лежал. – Юлка...