Школа Лысой горы. Мой прекрасный директор

Уговаривая себя ничего не бояться в отчем доме, не обращать внимания на то, что ее любимая кружка вдруг оказалась на полке дальше всех прочих, Василиса тихой тенью скользила по квартире, невольно прислушиваясь, вздрагивая от малейших шумов, будь то звук шагов на лестнице или голос диктора с включившегося у соседей телевизора. Разум уверял, что в квартире она совершенно одна, но подсознательный страх не давал расслабиться ни на минуту, заставляя то и дело оглядываться.

С тоской вспоминая, как мирно сиделось на лавочке у дома Агафьи Федоровны, как сладко спалось в деревенском доме под пение цикад, девушка с ужасом думала, что в собственной квартире ее ждет бессонная ночь. Ей стоило бы до понедельника в гостях у бабушки Агафьи задержаться, но она хотела спокойно собраться.

– Вот и надо спокойно собираться. Взять себя в руки и заняться делом, – строго велела себе Василиса. – Я хотела посмотреть в интернете, что означает аббревиатура на деревенских воротах и школе, а значит – нужно включить компьютер.

Отправленный в ссылку компьютер так и стоял в дальнем углу, отключенный от сети питания и занавешенный плотной скатертью. Василиса приближалась к нему, как к гремучей змее, готовой укусить в любую минуту. Протягивала дрожащую руку, словно не с компьютера кусок ткани снять хочет, а саван с мертвого тела сдернуть. С тела, которое может превратиться в злобного зомби.

– Выбросить из головы глупые фантазии и не сходить с ума, – как мантру повторяла Василиса.

Зашуршала ткань. Монитор спокойно отблескивал черным цветом, веб-камера показывала такой же черный, слепой зрачок.

Василиса выдохнула и включила компьютер.

Сочетание ОМИИ ПАСК целиком нигде не встречалось. Василиса попробовала разбить его на составляющие.

Ответ на запросы пришел неожиданный: «омии» называлась в четвертом веке одна из партий христианских богословов. Впоследствии это течение было признано еретическим, но почему – Василиса вдаваться в подробности не стала, поскольку вряд ли давно засохшая ветвь раннего христианства имела отношение к русской деревне двадцать первого века. Аббревиатура ПАСК и вовсе означала какой-то противотуберкулезный препарат.

– Попробуем разузнать подноготную уважаемого Елисея Назаровича, – застучала по клавиатуре Василиса, но отправить запрос не успела: руки сильно стукнуло током, компьютер мигнул и погас.

– Ай! – взвизгнула Василиса, отскакивая в сторону и роняя стул.

От системного блока шел дым. Что-то в нем шипело и трещало. Перепуганная Василиса бросилась на кухню, схватила две деревянные ложки и, зажав ими провода, выдернула шнур из розетки.

Трещание прекратилось, сизый дым превратился в тонкую струйку.

Открыв окна и быстро забрасывая вещи в чемоданы и сумки, Василиса мечтала вернуться в деревню: квартира стала казаться ей ловушкой. После случая с компьютером телевизор она включить побоялась и с телефона в интернет выходить не стала, опасаясь ставить его потом на зарядку.

– Ничего, мне только ночь продержаться и день простоять, – приговаривала она.

Увы, за один день осмотр и медкомиссию пройти не удалось, и это «удовольствие» пришлось продлить на вторник. Вечером понедельника, дергаясь от каждого шороха, Василиса съездила на могилу родителей и поставила свежие цветы, а потом в возрастающем нервном напряжении бродила по квартире. По всем углам мерещились тени и шорохи, а ночью она проснулась с криком от ощущения, что рядом кто-то есть и пристально на нее смотрит.

Во вторник утром, когда Василиса сидела в длинной очереди к терапевту, обмахиваясь обходным листком медосмотра (в поликлинике стояла духота неимоверная), позвонил Игнат.

– Как у тебя дела – все нормально? – хмуро спросил он.

– Да-да, подождите, – ответила Василиса и сказала, обращаясь к сидящей рядом женщине: – Скажите, что я за вами, я на пять минут отойду.

Женщина кивнула устало, и Василиса выскочила на крыльцо, с облегчением вдыхая свежий воздух. Отойдя подальше от входа в поликлинику и любопытных ушей, она ответила на новый вопрос: где она, заданный Игнатом:

– Медкомиссию второй день прохожу, один терапевт остался. Дела нормально, но мне кажется, что за мной следят. – Понизив голос, Василиса продолжила: – Уверенно утверждать я этого не могу, но постоянно ощущаю спиной чей-то взгляд. Этой ночью я проснулась от чувства, что на меня кто-то смотрит, включила свет, но никого не увидела. Так и лежала до утра без сна и с включенным светом. Может, нервы?

– А может осы из того гнезда, что ты разворошить решила, – проворчал Игнат. – Я вчера с раннего утра в Энск уехал, у меня за полтора года тут связи разные полезные завелись, так я потряс связями, разузнал кое-что интересное…

Побывал Игнат в отделе администрации района, который занимался статистическими исследованиями, в частности – хранил и суммировал все данные по населению, поступающие из местных сельсоветов. И выяснил следующее: из трехсот двенадцати учащихся Лысогорской школы только треть проживает в самой Лысой Горе, а остальные приезжают в эту школу каждый день из близлежащих деревень и поселков: из Красного Села, Заречья, деревень Колокольчики и Сосновый Бор, а больше всего – из села Верный Путь.

– Как?!! – воскликнула Василиса и зажала рот ладонью: на ее крик оглянулись люди.

– А вот так, – ответил Игнат. – Согласно последнему отчету нашего сельсовета, стоящего в руинах, но при этом имеющего, как оказалось, вполне живенького председателя, в селе Верный Путь кроме Агафьи Федоровны и меня проживают тридцать две молодые семьи, причем каждая имеет минимум одного ребенка. И все эти дети-невидимки учатся в школе Лысой Горы! А знаешь, кто у нас председатель сельсовета?

– Вы? – нервно хихикнула Василиса, но Игнат не разделил ее веселья:

– Нет. Учитель химии этой самой школы! И во всех других деревнях также – председателем сельсовета числится один из учителей. Я специально заехал в Красное Село и Заречье – там запустение, как и у нас, три бабки да два деда на завалинках сидят. Спросил у них про молодежь – те только посмеялись. И в других поселках то же.

– Я проезжала мимо деревни с названием Колокольчики по пути к вам – там только заброшенные дома, заросшие травой, – вспомнила Василиса. – А табличка на Сосновый Бор и вовсе в лес указывает, на тропу давным-давно нехоженую!

– То-то и оно. Я до полуночи вчера по деревням ездил, весь район исколесил, и вот что скажу: жилых деревень не много, но есть, только вокруг Лысой Горы словно зона отчуждения. На отчет посмотришь – ничем этот участок района от других не отличается, а как проедешься, да вживую всё рассмотришь – мертвенная тишина вокруг Лысой Горы! Мистика прямо. На все пять деревень, из которых дети в Лысогорскую школу приезжают, всего семь человек реального населения и я среди них – самый молодой.

– Откуда же дети в школе? – нахмурила лоб Василиса, пытаясь выстроить логическую цепочку из слов Игната.

– А есть ли они – эти дети? – задал закономерный вопрос Игнат.

– Постойте, постойте… вы хотите сказать, что это «мертвые души» современности? Школа стоит практически пустая, но в ней числится куча детей? В три раза большее количество, чем есть в действительности? – ахнула Василиса.

– И нагрузка учителей в три раза больше, чем есть в действительности, а вместе с ней – и зарплата больше, – подтвердил Игнат. – Финансирование-то у школ подушевое! Да, у малокомплектных школ есть добавки, но по уровню зарплат с крупными школами их не сравнишь, да и руководство района все время стремится закрыть маленькие школы. Может, и не в три раза число детей завышено – может, в десять раз. Ты была в Лысой Горе – видела там сотню ребятишек?