Школа на краю земли
Шрифт:
Надо сказать, что Афганистан – одна из самых «густо начиненных» взрывчаткой стран мира. За время вторжения СССР и последовавшей за ним гражданской войны почти каждый клочок земли был заминирован.
По самым скромным подсчетам, до настоящего времени где-то под ногами афганцев скрывается 1,5–3 миллиона противопехотных мин. Каждый месяц они калечат или убивают около шестидесяти пяти мирных жителей.
И, как это часто бывает во время боевых действий, особые страдания выпадают на долю детей.
В тот день Гульмарджан подорвался на советской мине, заложенной лет двадцать назад. В результате нижняя часть туловища мальчика превратилась в кровавое месиво. Когда встревоженный
Они не проехали и четверти расстояния до столицы, когда Гульмарджан умер на руках у отца.
В июле 2004 года я первый раз приехал на место строительства и был поражен, насколько продвинулось дело. Однако трагедия Гульмарджана омрачала всеобщую радость. Особенно тяжело мне было встретиться с отцом мальчика Файсалом Мохаммедом, который как-то зашел, чтобы поприветствовать меня.
Это был красивый мужчина с пробивающейся в бороде сединой и ярко-голубыми глазами. Ему было чуть за сорок. Он хотел показать мне, где похоронен его сын. Место, где взорвалась мина, находилось в пяти минутах ходьбы от строительной площадки. Недалеко была и могила подростка. На ней была возведена небольшая, около полуметра в высоту, пирамида из грубо обтесанных камней. Ее вершину венчал зеленый металлический цилиндр – старая советская артиллерийская гильза, в которой стояли белые и зеленые флаги (их часто ставят на могилах в Афганистане). Среди скал виднелись медные и железные обломки – фрагменты мины, которая убила мальчика.
Вакил, Сарфраз и я стояли в молчании, когда Файсал сложил руки и вознес молитву дуа о ребенке, тело которого покоилось под этими камнями. Для большинства мусульман рождение сына – главное событие в жизни, а его потеря – самое большое несчастье, какое только можно представить. Горе этого человека было столь велико, что захватило и нас. Кроме пяти дочерей, у него было еще два сына старше Гульмарджана, и оба тоже рано умерли. Жизнь Файсала Хака унес дифтерит, а Зияулла погиб в автокатастрофе. Теперь ушел и третий, последний наследник в семье. На лице несчастного отца отражались тоска и отчаяние, которые невозможно описать словами.
Мы стояли у могилы, погрузившись в печальные раздумья, а за нашими спинами раздавались звуки стройки. Менее чем в ста метрах от нас стучали молотки, раствор замешивался и распределялся мастерком по новым рядам камня. Эти отголоски мирного труда переплетались со словами молитвы – наверное, отсюда родилось ощущение, что рождение новой школы и смерть мальчика связаны между собой. Через некоторое время я повернулся к Файсалу и предложил выложить бетонную мемориальную тропу, соединяющую здание и могилу Гульмарджана.
Он кивнул в знак согласия и благодарности, а наш добровольный помощник Карими отправился к рабочим, чтобы передать им это решение.
Школа, о которой так радел Вакил, вышла очень красивой. Одноэтажное бело-зеленое здание на шесть классов с учительской и игровой площадкой во дворе расположилось на склоне холма у дороги, ведущей к небольшому яблоневому саду.
С северной стороны двора в скале вырублено двадцать ступеней, которые ведут к залитой бетоном дорожке. В конце ее – то место, где покоится Гульмарджан. Ему так и не довелось войти в класс и начать учиться. И все же мы все верим, что он связан – символически и духовно – со школой, о которой он так мечтал. Строительство здания было завершено, но история новой школы только начиналась.
С благословения отца энергичная и деятельная сестра Гульмарджана Саида пошла в первый класс. Она отлично учится и мечтает стать первой женщиной-врачом в истории Лаландера. А Файсал, который еще недавно был уверен, что
все пять его дочерей должны сидеть дома, теперь возлагает на Саиду особые надежды и верит, что ей удастся сделать то, что не удалось братьям.Сам отец семейства тоже решил учиться. Через несколько месяцев после гибели сына он записался на полуторагодичные курсы и стал профессиональным сапером. После них он поступил на работу в компанию RONCO, которая занимается обезвреживанием противопехотных мин по всему Афганистану. Ему хорошо платили (около пятисот долларов в месяц – в четыре раза больше, чем до этого). Но работа отнимала слишком много времени, так что Файсал мало виделся с семьей. Через некоторое время он оставил компанию, продал часть земли и занялся добровольческим трудом – поиском мин вокруг Лаландера. К сентябрю 2009-го он обнаружил и обезвредил тридцать взрывных устройств в районе деревни и у школы.
По окончании работ в деревне неподалеку от Кабула мы с Сарфразом решили предложить Вакилу должность директора по проектам Института Центральной Азии в Афганистане. Он принял это предложение и стал единственным пуштуном и мухаджиром, входящим в состав «грязной дюжины». Вот так он и стал одним из нас. Я решил, что именно этого парня, выросшего в лагере беженцев Джалозай, нужно послать на помощь подполковнику Коленде. Он должен был разведать обстановку в провинции Кунар, чтобы понять, сможем ли мы возвести школу на берегу реки, напротив американской военной базы.
В конце 2007 года я позвонил Вакилу и спросил, сможет ли он на неделю съездить в деревню Сав и не считает ли это путешествие слишком рискованным. Вопрос безопасности был для меня чрезвычайно важен. Мы оба понимали, что сейчас не самое подходящее время для таких предприятий.
Последние два года в Кунаре было неспокойно. Обстановка накалялась. Талибы не сдавались, привлекали на свою сторону новых бойцов, пополняя свои ряды религиозными фанатиками из Узбекистана, Чечни, китайского Туркестана, Саудовской Аравии. Исламисты со всех сторон хлынули в Афганистан. Многие из них до этого побывали в Ираке, где поднаторели в изготовлении самодельных взрывных устройств, организации партизанских вылазок и подготовке террористов-смертников. Результаты их деятельности были ужасными. По данным британского министерства иностранных дел и по делам Содружества Наций, в 2005–2006 годах терактов, совершенных самоубийцами – членами «Аль-Каиды» или талибана, увеличилось с 21 до 141, а количество приведенных в действие самодельных взрывных устройств – с 543 до 1297.
Волна насилия прокатилась и по относительно спокойным районам, которые не были охвачены военными действиями. Как сообщает Агентство ООН по делам беженцев, в 2007 году тридцать четыре сотрудника гуманитарных организаций были убиты талибами, а еще семьдесят шесть – похищены. Также исламисты начали борьбу с женским образованием, проводя карательные акции против учителей и их учениц и поджигая школы. В 2006 году произошла страшная расправа над Малим Абдул Хабибом, директором школы для девочек «Шаик Матхи Баба» в провинции Забул. Боевики пришли в дом ночью, подняли директора с постели, вытащили во двор и расстреляли на глазах у всей семьи.
В 2007 году журнал Time сообщил, что талибы убили трех старшеклассниц, вышедших из здания школы в провинции Логар. В нескольких районах Кандагара террористы бросали гранаты в открытые окна школ и плескали кислотой в лицо ученицам.
В соседней провинции Гильменд один учитель был застрелен бандитами на мотоциклах, один директор был убит и обезглавлен, и шесть женских школ были сожжены дотла. Британская газета The Guardian пишет, что к 2007 году закрылись почти половина из 748 афганских учебных заведений, расположенных в четырех южных провинциях, где талибы вели особенно активное наступление.