Школа террористов

Второе. Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеет Конституция СССР и законы Союза ССР.

Третье. Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР) в следующем составе"...

"Наконец-то!
– чуть ли не крикнул я.
– Наконец-то в стране будет наведен порядок, покончат с бандформированиями, заставят удельных князьков-президентов жить по общим законам. Наконец-то я вырвусь на свободу!"

Смотрю в зеркало заднего вида. Хозяин сидит, низко опустив голову. Стиснутые челюсти выдают рвущееся наружу негодование, безысходное отчаяние и напряженную работу мысли...

– Ты что, уснул за рулем?
– вдруг рычит он, толкая меня в спину: я так заслушался, что сбавил скорость чуть ли не до пешеходной.

Даю газ, и машина, поперхнувшись большой дозой бензина, рывком устремляется вперед...

Четвертое, - продолжает диктор.
– Установить, что решения ГКЧП СССР обязательны для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления, должностными лицами и гражданами на всей территории Союза ССР. Янаев, Павлов, Бакланов."

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - говорит Перунеску.
– Ошибся со своим прогнозом Михаил Михалыч.
– И после небольшой паузы обращается ко мне: - А где же ваш Горбачев?

– Горбачеву давно надо было дать пинка под зад, - откровенно высказываю я свое мнение.
– Демагог и пустозвон.

– Думаешь, Крючков с Пуго будут лучше?

– Почему Крючков с Пуго? Им своей власти достаточно.

– Как сказать. Тебе, как журналисту, должно быть известно, что рижское кровопролитие - их рук дело...
– Глубоко вздохнул.
– Сколько теперь полетит голов...

"Да уж, - мысленно и одобряюще соглашаюсь я.
– И с тебя первого надо начинать".

Впереди показался Кишинев. Дорога стала более оживленной, и все чаще нам попадались бронетранспортеры, легкие танкетки, машины связи. В городе у административных зданий стояли солдаты в бронежилетах и касках с автоматами на шее.

– Останови вон у той будочки, указал босс на пост ГАИ.

Сквозь стекло я видел как он здоровался с обитателями будки, тремя полицейскими, потом кому-то звонил. Вернулся минут через пять, как мне показалось, успокоенным и более решительным. Махнул вперед рукой.

– Ко мне домой..

Но приказал остановиться, не доезжая чуть ли не целый квартал. И послал меня одного, велев переодеться в свою военную форму.

"Значит, наша взяла, с радостью подумал я.
– Хочет прикрыться моей капитанской формой".

Улицы были ещё малолюдны, горожане только просыпались, и у дома, где жил Петрунеску, совсем пустынно.

В подъезде, как и прежде, бодрствовали двое дежурных, которых я уже встречал, и они пропустили меня без вопросов.

Здесь все было спокойно, словно ничего не произошло, и это меня удивило: почему Токарев оставил без внимания главное гнездо? Или без босса оно не представляет интереса?... Или не до него?.. Молдова, нашпигованная националистами, бандформированиями во главе с некоторыми представителями власти, серьезный дремлющий вулкан...

Альбина, вопреки моему ожиданию, не выглядела сонной и растрепанной она просыпалась обычно не раньше десяти, - встретила меня причесанная, надушенная и успевшая подкраситься. Словно ждала меня. Подставила щеку для поцелуя и обеспокоено спросила:

– А где папа?

– Здесь, в городе. Скоро будет. Я заскочил на минутку, чтобы снова стать капитаном Семиречиным.

– Понятно, - не удивилась она.
– Я слышала по радио. Объясни мне, что там, в вашей Москве, происходит? Горбачев действительно болен?

– Он давно болен инфальтильностью. Только поначалу не разглядели. Теперь, по-моему, его песенка спета.

– А наш Снегур?

– Не знаю. Смотря, какую позицию он займет.

– Этот подонок к любому пристроится, лишь бы у власти удержаться.

– Отцу никто не звонил?
– поинтересовался я по собственной инициативе.

– Звонили. Просили, как появится, перезвонить.

Я не стал спрашивать кому, чтобы не показаться слишком любопытным, сейчас особенно надо держать ухо востро, развязка близка, но всякое может случиться.

– Софья Михайловна дома?
– решил я выяснить одни ли мы в квартире.

– Ей здесь больше нечего делать, - со злостью ответила Альбина.
– Ты соскучился по ней?
– прищурила она свои большущие цыганские глазища.

– А как же. За тебя переживаю: как ты теперь без мамочки? Хотя она и не родная, но кормила тебя, ухаживала...

– Да пошел ты!..
– вскипела Альбина.

– И вправду, пошел.
– Но едва я сделал шаг, как в прихожей раздалась соловьиная трель - кто-то ещё явился.

Альбина чуть ли не отталкивает меня и устремляется к двери. Щелкает замок, и слышу её радостный голос:

– Ты что, с неба свалился?

– Почти, - отвечает знакомый мужской голос. Но чей, никак не могу вспомнить. Слышу объятия, поцелуи. Выхожу в прихожую. Ну, конечно же, Скородумов, собственной персоной.

– Привет, молочный брат, - протягиваю ему руку.

Он шокирован, ревниво смотрит на Альбину, требуя объяснения. Но она молчит, насмешливо покачивая своей красивой ножкой. И сопернику ничего не остается, как ответить на приветствие.

– ... Я думал, вы уже в Москве, - растерянно говорит он.

– Да вот Альбина не отпускает, - подначиваю я его, кивая на общую возлюбленную.
– Боится, что ты один не справишься.

– Ах, какая самореклама!
– не остается в долгу Альбина.
– За него-то я как раз и не боюсь. А вот за тебя...
– Она сочувственно усмехается.
– Тебе действительно пора в Москву.

– Я ещё задание редакции не выполнил. Никак не могу найти автора одного письма.

– Вы ещё занимаетесь этим?
– удивляется Скородумов.

– А как же. Я - человек военный, привык выполнять приказы. Непонятно, как ты оказался здесь, когда объявлено чрезвычайное положение, а у вас в полку, наверное, повышенная боеготовность.

– Меня это уже не касается: я более не летчик ВВС и даже не военнослужащий Вооруженных Сил СССР. Я теперь - военный пилот Молдовы, суверенной свободной страны.

Я даже присвистнул.

– Быстро ты сориентировался. Не поспешил?

– В самый раз. У меня и квартира здесь, и родные.

– И невеста из крепко обеспеченной семьи, - дополнил я.