Школа в Кармартене
Шрифт:
– А зачем вы хранили все это время орден Кромвеля?
Змейка передернуло.
– Какой орден? – спросил он. По движению его губ заметно было, что он хотел сказать что-то другое.
– «Господь предал в наши руки врагов английской республики, и слава этой победы принадлежит лишь Ему», – процитировал по памяти Гвидион.
Змейк пожал плечами.
– Вы полагаете, его следует выбросить? – иронически спросил он.
– Ну да, я понимаю… это неделикатно по отношению к… к тому, кто выдал награду, – сказал Гвидион.
– Это неделикатно по отношению к сплаву цветного золота и белой
Тогда Гвидион потоптался еще немножко перед Змейком и сказал:
– Скоро мы все превратимся в пепел. Я рад бы относиться к этому спокойно, но что-то… никак.
– Сегодня меня всерьез беспокоит пятно соуса на моем манжете, завтра я, рассыпавшись на элементы, впитался куда-то под землю. Я не вижу принципиальной разницы между этими двумя состояниями. И заметьте, Мировая война не является необходимым условием для того, чтобы перейти из первого состояния во второе.
– Но отчего моя жизнь оказалась такой короткой, учитель? – вздохнул Гвидион. – Если бы только вы могли сказать мне что-нибудь утешительное!..
– Что ж, – ровно отозвался Змейк, – пожалуй. Был некий философ, который предлагал воспринимать нашу Солнечную систему в качестве атома в составе более крупного физического тела. Он шокировал противников на диспутах, говоря: «А что, если все мы, вместе с вращающейся Землей, с Солнцем и звездами, находимся где-нибудь в хвосте огромного льва?» При такой точке зрения Земля соответствует элементарной частице. Теоретически мы можем вообразить, что в этом, большем мире также живут и действуют люди. Наши размеры по сравнению с ними бесконечно ничтожны. Означает ли это, что так же ничтожны мы сами и все, что мы делаем?
– Нет, – сказал Гвидион. Он следил за мыслью Змейка, и сердце его начинало биться ровнее. – Если бы мне сказали, что поэт, написавший «Письма с Понта», был такого размера, что мне не разглядеть его и в микроскоп, а весь Понт был шириной с волосок, это не изменило бы моего отношения к Овидию.
– Разумеется, – согласился Змейк. – А если бы вам сказали, что некий государственный деятель, действуя в своих масштабах, навел порядок на десятой части поверхности нейтрона?
– Это не уменьшает моего уважения к нему. Что делать, если его народ такого размера! Неважно, в какую из этих концентрических Вселенных ты включен, лишь бы…
– …человек был приличный, – иронически заключил Змейк. – Вы уловили нить. Далее. То, что применимо к пространству, может быть применено и ко времени. Самая короткая жизнь сопоставима со сколь угодно долгой по одному, единственно существенному параметру.
– Добродетели, – догадался Гвидион.
– Если хотите, – сказал Змейк. – Вам полегчало?
– Нет, дорогой учитель, – сказал Гвидион, – но происходящее со мной не стоит вашего драгоценного внимания.
Тут он сел на пол.
– Вы, вероятно, возвращаетесь завтра домой? – спросил Змейк, никак не проинтонировав свое высказывание.
– Да, я… к родителям. Они, наверное, там волнуются. А уж бабушка – та вообще.
– Я также намереваюсь вернуться домой, – бесстрастно заметил Змейк.
– У вас… есть семья? – спросил Гвидион.
– Да, и относительно большая. Я в ней младший.
У меня двенадцать старших братьев и сестер, – сказал Змейк. – Родители не видели меня, если я не ошибаюсь, в течение последних ста тридцати лет.– Они будут счастливы, – предположил Гвидион.
– Несомненно. Полагаю, что мой благословенный отец даст мне десятиминутную аудиенцию. Кроме того, я смогу наконец навестить фамильный склеп, – боюсь, до сих пор я проводил там слишком мало времени, – заметил Змейк естественно и без малейшей горечи, и это заставило Гвидиона думать, что крепкая семья Змейка хранит какие-то чрезвычайно суровые патриархальные традиции.
Преподаватели держались в целом все мужественно, но совершенно по-разному.
Доктор Мак Кехт подозревал, что в ближайшее время от него, возможно, потребуется прекратить несколько истерик, и был в секундной готовности. Все было тихо. Тогда, в ожидании каких бы то ни было происшествий, он отыскал и вымыл заварочный чайник.
«Что до моих дел, – подумал он мельком, – то, дела финансовые побоку, многие курсы терапии я не доведу до конца уже никогда… да… что же? Несколько выражений благодарности и одно признание в любви. Ну, это все терпит до вечера. Сейчас мой кабинет открыт для студентов, невозможно отлучиться».
– Боже, как это все некстати! – вздохнул Мак Кехт, имея в виду, конечно, войну. – Сейчас, когда жизнь стала мне дорога… конечно, входите, Финвен, я ждал вас, как узник луч света, я даже… приготовил чай.
…Тем временем Дион всем окружившим его ученикам прежде всего предложил выпить.
– Друзья мои и поклонники, ваш старый учитель всегда держал бочонок фалернского на этот самый случай! – вдохновенно объявил он, почесывая подмышки. – Сейчас следует достать музыкальные инструменты, пригласить какую-нибудь гетеру…
– Скорее, порну, – заметил шедший мимо Змейк. – На гетеру денег не хватит.
Это замечание почему-то совершенно отрезвило Диона, он опечалился и вообще как будто только сейчас понял, что, собственно, происходит.
Вернувшись к себе в кабинет, измученный событиями дня Мерлин побарабанил пальцами по столу и всмотрелся в газету, которая так там и лежала. Он увидел другие заголовки: «Инопланетяне высадились в Девоншире», «Прямой звонок Господу Богу – за 30 пенсов» и «Трехметровый аллигатор терроризирует побережье Атлантики». Директор что-то пробормотал сквозь зубы, вскочил, метнулся туда, сюда, выскочил за дверь и через минуту уже выбегал из школы через арку, ведущую в город.
На этот раз Мерлин решительно загородил советнику Эвансу дорогу и взялся скрюченным пальцем за пуговицу его пиджака.
– Какие именно последние события?
– О Господи! – воскликнул советник Эванс. – Вы что, не знаете? В город пригнали стадо свиней на ярмарку, йоркширских, самая сволочная порода, можете себе представить, и это совпало с днем открытия Летнего фестиваля бардов! Взгляните, я весь в дерьме!..
…Вернувшись из «Старого ворона», Мерлин в гневе пронесся по коридорам школы. Он клекотал от ярости и кипятился ужасно, но не произнес ни слова, пока не разыскал Мак Кархи и не затащил его в темный угол.