Шкура

Полковник Брэнд считал, что итальянцам должно быть приятно слышать от иностранца слова «сегодня чудесная луна», потому что он думал, что итальянцы любят луну, как если бы она была кусочком Италии. Он не отличался ни выдающимся умом, ни образованностью, но был человеком благородной души, и я был признателен ему за ту особую сердечность, с какой он произнес «сегодня чудесная луна», потому что понял, что этими словами он хотел выразить свое сочувствие нашим бедам и страданиям, всем унижениям итальянского народа. Я хотел сказать ему «спасибо», но побоялся, что он не поймет, за что. Мне хотелось пожать ему через стол руку и сказать: «Да, настоящая родина итальянцев – это луна, она теперь наша единственная родина». Но я боялся, что остальные сидящие за столом офицеры, за исключением Джека, не поймут смысла моих слов. Они прекрасные парни, честные, простые и чистые, какими умеют быть только американцы, но они убеждены, что я, как и все европейцы, имею скверную привычку вкладывать в каждое свое слово двойной смысл, и боялся поэтому, что они станут искать в моих словах какое-нибудь скрытое значение.

– Действительно чудесная луна, – повторил я.

– Ваш дом на Капри должен быть очаровательным при такой луне, – сказал полковник Брэнд, слегка покраснев, и все офицеры посмотрели на меня, дружески улыбаясь. Все знали мой дом на Капри. Всякий раз, когда мы спускались с печальных гор Кассино, я приглашал их, а с ними и других наших товарищей – французов, англичан и поляков – посетить мой дом: генерала Гийома, майора Андре Лихтвица, лейтенанта Пьера Лиоте, майора Маркетти, полковника Гибсона, лейтенанта князя Любомирского (полевого адъютанта генерала Андерса), полковника Михайловского, служившего офицером по поручениям при маршале Пилсудском, а теперь ставшего офицером американской армии. Мы проводили там два-три дня, на скалах ловили рыбу, выпивали в холле перед пылающим камином или отдыхали на террасе, глядя в голубое небо.

– Где ты был сегодня? Я искал тебя после полудня, – спросил, понизив голос, Джек.

– Мы прогуливались с Джимми.

– С тобой что-то не так. Что случилось? – спросил Джек, внимательно глядя на меня.

– Ничего, Джек.

В тарелках дымился обычный томатный суп, привычный жареный spam [119] и вареная кукуруза. В стаканах был обычный кофе, обычный чай, привычный ананасовый сок. Комок стоял у меня в горле, и я не притронулся к еде.

– Бедный король, – сказал майор Моррис из Саванны, штат Джорджия, – он, конечно, не ожидал такого приема. Неаполь всегда поддерживал монархию.

119

Ветчина (англ.).

– Ты был на виа Толедо, когда освистали короля? – спросил меня Джек.

– Какого короля?

– Короля Италии, – сказал Джек.

– А-а, короля Италии…

– Его освистали сегодня на виа Толедо, – сказал Джек.

– Освистали? Американцы? Если это были американцы, то они поступили плохо.

– Его освистали неаполитанцы, – сказал Джек.

– И хорошо сделали, – ответил я, – а чего он ждал? Цветов?

– Что может ждать сегодня король от своего народа? – сказал Джек. – Вчера цветы, сегодня свист, завтра снова цветы. Я задаю себе вопрос: а знает ли итальянский народ, какая разница между освистыванием и осыпанием цветами?

– Я доволен, что это итальянцы освистали его. Американцы не имеют права освистывать короля Италии. Не имеют права фотографировать чернокожего солдата, сидящего на троне короля Италии в Королевском дворце Неаполя и публиковать это в своих газетах, – сказал я.

– Не скажу, что ты не прав, – сказал Джек.

– Американцы не имеют права мочиться в углах тронного зала Королевского дворца. Они это делали. Мы были с тобой там и видели, как они делали это. Даже мы, итальянцы, не имеем права делать подобные вещи. Мы имеем право освистать нашего короля, поставить его к стенке, может быть. Но не мочиться в углах тронного зала.

– А тебе никогда не приходилось бросать цветы королю Италии? – спросил Джек с дружеской иронией.

– Нет, Джек, по отношению к королю совесть моя чиста. За всю свою жизнь я не бросил ему ни одного цветка.

– А ты бы свистел, если бы был сегодня на виа Толедо? – спросил Джек.

– Нет, Джек, я бы не свистел. Стыдно освистывать побежденного короля, даже если это твой собственный король. Все, особенно те, кто бросали ему цветы вчера, сегодня освистывают его. Я в жизни не бросил ему ни одного цветка. Именно поэтому, если бы я был сегодня на виа Толедо, я бы не свистел.

– Tu as raison, `a peu pr`es [120] , – сказал Джек.

– Your poor King [121] , – сказал полковник Брэнд, – мне жаль его. – И добавил, любезно улыбаясь: – И вас тоже.

– Thanks a lot for him [122] , – ответил я.

Но что-то прозвучало не так в моих словах, потому что Джек как-то странно посмотрел на меня и сказал, понизив голос:

– Tu me caches quelque chose. Ca ne va pas, ce soir, avec toi [123] .

120

Ты прав, почти (фр.).

121

Ваш бедный Король (англ.).

122

Большое спасибо за него (англ.).

123

Ты что-то недоговариваешь. Что-то с тобой не так сегодня (фр.).

– Нет, Джек, все в порядке, – сказал я и засмеялся.

– Над чем ты смеешься? – спросил Джек.

– Иногда полезно посмеяться, – сказал я.

– Мне иногда тоже нравится посмеяться, – заметил Джек.

– Американцы, – сказал я, – никогда не плачут.

– What? Les Аm'ericains ne pleurent jamais? [124] – удивился Джек.

– Americans never cry [125] , – повторил я.

– Я никогда не думал об этом, – сказал Джек, – ты действительно считаешь, что американцы никогда не плачут?

124

Что? Американцы никогда не плачут? (англ., фр.)

125

Американцы никогда не плачут (англ.).

– They never cry, – сказал я.

– Who never cries? [126] – спросил полковник Брэнд.

– Американцы, – ответил, смеясь, Джек. – Малапарте говорит, что американцы никогда не плачут.

Все удивленно посмотрели на меня, а полковник Брэнд сказал:

– Very funny idea [127] .

– У Малапарте всегда забавные мысли, – сказал Джек, как бы извиняясь за меня, пока все смеялись.

– Эта мысль не забавная, а очень грустная, – сказал я. – Американцы никогда не плачут.

126

Кто никогда не плачет? (англ.)

127

Очень забавная мысль (англ.).

– Сильные мужчины не плачут, – сказал майор Моррис.

– Американцы – сильные мужчины, – сказал я и засмеялся.

– Have you never been in the States? [128] – спросил меня полковник Брэнд.

– Нет, никогда. Я никогда не был в Америке.

– Вот почему вы думаете, что американцы никогда не плачут, – сказал полковник Брэнд.

– Good Gosh! [129] – воскликнул майор Томас из Каламазу, штат Мичиган, – Good Gosh! В Америке модно плакать. Слезы сейчас в моде. Знаменитый американский оптимизм был бы смешным без слез.

128

Вы никогда не были в Америке? (англ.)

129

Черт побери! (англ.)

– Без слез, – сказал полковник Элиот из Нантакета, штат Массачусетс, – американский оптимизм был бы не смешным, а чудовищным.

– Я думаю, он был бы чудовищным и со слезами тоже, – сказал полковник Брэнд, – я так считаю с тех пор, как прибыл в Европу.

– А я думал, в Америке запрещено плакать, – сказал я.

– Нет, в Америке плакать не запрещено, – сказал майор Моррис.

– Даже по воскресеньям, – сказал Джек, смеясь.

– Если в Америке было бы запрещено плакать, – сказал я, – это была бы чудесная страна.