Шлепок гнева
Шрифт:
Оставив волчера тусоваться внизу, мы поднялись на восьмой этаж этого дома-свечки. Там я и послал вампирессу позвонить в солидную бронированную дверь с номером «25» со строгим наказом не показывать зубы в улыбке. Мол, вспомни автобус, будь скромнее и люди к тебе потянутся. А нам как раз надо, чтобы потянулись своими грязными, пошлыми и христианскими лапами.
На звонки, стук в дверь и робкий нимфеточный писк пастор не клюнул. Совершенно. Я даже не услышал, что кто-то движется в квартире, несмотря на то что в двух соседних жизнь была, а в одной даже гавкала. Ну, это непорядок.
— Так… —
Та аж хрюкнула. Не обращая внимание на неприличный звук, который смутил даже собаку соседей, я приник носок к замочной скважине, втягивая в себя воздух и принюхиваясь.
— Ах ты… — тут же праведно возмутилась Тарасова.
— Цыц, — строго сказал я ей, особо не сдерживая голос.
В квартире не было живых и мертвых, причем давненько. С неделю точно. Надо внутрь, посмотреть, что там к чему.
— Заперто, — поделилась наблюдениями зоркая Алиса, — А отмычек у тебя нет.
— Молодежь, — вздохнул я, прокусывая подушечку большого пальца, — Мы вампиры, нам не нужны отмычки.
Управление кровью имеет свои преимущества. Уж если я могу оторванные части тела контролировать, то сформировать из крови ключ нужной формы — вообще пара пустяков. Одна из основных причин, почему все вампиры на государственной службе. Мы слишком опытные в проникновении. Хорошо хоть не в двойном и не в тройном — редко собираемся тесной компанией и не очень любим конкурентов.
— Хотя, — пробурчал я, оглядываясь, — Это про вампиров-мужиков, вообще-то.
Никогда не вламывались в хату, пока вас пытается колотить красная по самые уши девушка? Новый опыт, сын ошибок речи.
— Тебе должно быть стыдно за такие слова! При ребенке! — прошипела Тарасова, закрывая за нами дверь, — Как вообще язык повернулся.
— Ребенку двадцать один год, и он знает, какие проникновения бывают, но до сих пор девственница, — парировал я, — Кому еще должно быть стыдно.
— А с кем мне…! — вспыхнула «птенец», пихая меня в спину, — Вокруг одни страшилища! Чего встал?!
— Проверяю, нет ли здесь магических ловушек, способных откусить тебе голову… или сиську, — пробурчал я, — Таких, снайперских, с микроскопом.
Сначала она не поняла, а потом как поняла. Еле успел поймать. Ловушек и сторожевых систем нет, а драчливая малолетка в приступе праведной злости — есть.
— Ты сам меня такой сделал!!
— Уф, как будто до трансформации у тебя было лучше. Там такая печаль была, что у меня вон, видишь, слеза навернулась.
— Ты меня голую видел?!!!
— Тебя, вообще-то, мне на стол как мешок говна скинули, — поделился я, вспоминая как обрадовался, думал, что подарили, наконец-то, человека, — Ну и потрогал, конечно же. Чуть когти не сломал.
— Арвистерррр!!!
О, знакомые нотки.
— Да хватит тебе уже, гляди лучше — чужая хата! Давай в ней пороемся! — мастерски переключил я передачи в возмущенном мозгу боевого карлика.
Хотите знать, чем можно купить любую девушку? Будоражащее Безопасное Приключение. Именно так. По шее и жопе эти прекрасные создания получать не любят просто феерически, а вот типа поиграть в риск — это обожают как собака мясо. Настолько, что совершенно
теряют голову.— Падажжы, — поймал я ломанувшуюся вперед красотку, — Сначала оценим фронт работ.
Анализ требовался. С виду это была самая обыкновенная, довольно скромная двухкомнатная квартира квадратов на шестьдесят, обиталище холостяка-педанта, ни больше, ни меньше. Минимум мебели, бюджетная кровать, реплика югославской стенки, бешено популярная в Омниполисе. Неряшливая кухня, чистенькая, но вообще не на стиле, никакого подбора предметов и мебели…
Магии нет. Совершенно нет, полностью, ни капли.
Складывалось впечатление, что эту квартиру не держали в собственности, а снимали.
— Это ты как понял? — Алиса уже проверяла подоконники и прочие доступные ей по росту места, пытаясь проверить слой пыли.
— Ну это ты у нас компьютерщица и живешь на рабочем месте. А нормальный разумный своим домом занимается… — пробурчал я, ковыряясь с ветхим телевизором, — … украшает его, заботится.
Телевизор не работал. Осененный внезапной догадкой, я вновь заскочил на кухню, а затем еще и в туалет — краны на газ и на воду были перекрыты. Что же, в принципе логично, раз Эммануил Заккери жил на работе.
— Так, помощница, ищем книги. Любые, — решил я, — Только ты если видишь книгу, ты её не трогаешь, а зовешь меня. Совсем не трогаешь, поняла? Никакую.
— Почему? — тут же с опаской спросила моя спутница, — Ты ищешь какую-то особую книгу?
— Волшебную, — не стал юлить я, — Но она не уносит тебя в страну волшебных лошадок, а делает кое-что похуже.
— Сам ищи эту книгу! — тут же переобулась Тарасова, — А я буду ящики открывать, в сахарницы лазить и все такое!
На том и порешили. Шмон много времени не занял, вещей наш таинственный пастор не имел кроме необходимого для проживания (или иллюзии его) минимума. Книг, записей, чеков, отправлений, открыток или даже фоток с голыми женщинами не нашлось. Квартира была пустой… прямо как чучело квартиры. Мы проверили все. «Стенку», за «стенкой», на «стенке», вскрыли телевизор, заглянули под бачок унитаза, покопались в вентиляции и даже пошарили под половичками. Все было девственно чисто от каких-либо улик.
— Ладно, — сдался я, отходя от вскрытого телевизора, — Надо признать, что его тут не было.
— А кто убирал тогда? — сунула в комнату запылившийся нос Алиса, — Кстати, холодильник пустой. Только в морозильнике пельмени и курица.
Дверной замок, заботливо закрытый вампирессой, нехотя скрежетнул, оповещая нас о том, что в него вставили ключ и собираются войти. Тарасова тихо пискнула, приседая и делая глаза какающего суслика.
— О! — обрадовался я, — На ловца и зверь бежит!
Суслик стал тугосерей, но с активной жизненной позицией, то есть побежал прятаться. Покачав головой на такое поведение, достойное лишь мелкой хулиганки, а не Блюстительницы, я пошёл к двери. Она как раз открывалась, демонстрируя широкий тыл тащащей за собой швабру женщины, одетой в халат и недовольство.
— Здравствуйте, — вежливо сказал я тылу, — А мы как раз вас и ждем.
Женщина, не оборачиваясь, крупно вздрогнула и начала оседать на дверной коврик.
Я закатил глаза.
— Алиса!