Шлимазл

Не иначе, решила — в начальники ей достался маньяк.

Возможно, не стоило так настырно следовать за ней аж в подъезд. Это уже было откровенно излишним. Вот только он прекрасно знал, насколько обманчива безопасность подъездов.

Глава 2

Шагая домой, подумал: недурно было бы обзавестись сегвеем или самокатом. А то и мопедом — благо, тут не было мест, где такой транспорт не прошел бы.

Даже самая узкая улица составляла не менее десятка метров в поперечном сечении.

При этом, если в эр-гетто улицы были просто замощены широкими композитными плитами с разметкой полос пешеходного и транспортного движения, то здесь, в зет-гетто, всюду светло-серый композит, размеченный ярко-желтыми и синими полосами, щедро разбавлялся зелеными вкраплениями живых клумб и даже парковых посадок с высоким кустарником. А время от времени попадались фонтаны и небольшие прудики.

Вот и сейчас Стефан шагал между двух далеко протянувшихся длинных узких клумб, засеянных густой темной зеленью. А в десятке метров над головой плескались небольшие пятна круглых и овальных прудиков, раскиданных посреди дорожки для малого транспорта. Видать, нарочно так сделали — чтоб меньше гоняли. Огибая небольшие водоемы, особенно не разгонишься.

За пределами гетто такое можно увидеть разве что в респектабельных районах.

Если зеленые посадки еще были достаточно распространены, то водоемы в основном были обустроены в районах мантии и ближе к центру.

Противоположная сторона улицы находилась высоко над головой — даже чуть больше, наверное, чем в десятке метров. Так что не создавалось ощущения, что вот-вот вода из прудиков выльется прямо тебе на голову. Или ты сам шлепнешься на мостовую, сейчас находящуюся прямо над тобой, если подпрыгнешь повыше.

Улицы в Сан-Сане представляли собой полые внутри широкие длинные плавно изгибающиеся трубы с круговой гравитацией.

Стенки такой трубы-улицы равномерно притягивали к себе предметы и шагающих людей. В районах, где улицы-трубы сужались до четырех метров в диаметре, идущие навстречу друг другу по противоположным сторонам улицы — считай, головой друг к другу — люди могли запросто, подняв руки, обменяться рукопожатием.

Это, правда, было возможно лишь в окраинных районах. В таких, как Латинский, где родился Стефан, или Русский, Азия или Шанхай. Там улочки и правда могли сузиться до четырех, а то и трех метров в диаметре.

Ходить по трехметровым закоулкам было тем еще удовольствием: круговая гравитация там ощущалась своеобразно.

Если диаметр составляет три метра, то радиус — полтора. Круговая гравитация притягивала к стенкам трубы — то есть мостовой — все, что находилось меньше, чем в полутора метрах от этой самой стенки. А большинство взрослых людей таки имеют рост несколько выше полутора метров. И, когда шагаешь по такому суженному проулку, где-то до плеч или шеи — в зависимости от роста — твое тело притягивается к той части стенки трубы, которая на данный момент является для тебя полом. А вот голова уже находится в зоне притяжения «потолка» — сиречь, противоположной стороны улицы.

Местные, жившие в таких местах годами, уверяли, что им нормально. И что в более просторных местах их давит к земле. А вот у непривычного человека от такого гравитационного диссонанса начинала кружиться голова.

Хотя, если привыкнуть, наверное, забавно. Идешь себе по дороге, а голову тянет вверх. Того гляди, отвалится и покатится сама по себе по противоположной стороне. Отменная легкость!

Главное — не стукаться лбами со встречными.

*** ***

Сколь бы ни была просторной улица-труба, а точку расширения ее до целой площади Стефан заметил, лишь пройдя ее.

Уже занося ногу над гребнем перегиба, ощутил, что вот сейчас начнется крутой спуск под горку. Шаг — и перед ним распахнулась внутренняя полость гигантского шара, в которую выводили добрых полтора десятка уличных выходов. Перегибы были не плавными, как при переходах в той же Мантии или Золотом кольце, а резкими. Потому и заметить площадь, шагая по улице, нельзя было, пока не подойдешь к ней вплотную.

Стефан сделал несколько шагов и остановился, оглядываясь.

Похоже, центральная площадь гетто. В эр-гетто тоже была такая. Только там на равном удалении ото всех уличных выходов находилась синагога: население района, из которого он перебрался сюда, было преимущественно иудейским.

В свои семнадцать, живя в большом мегаполисе, Стефан бы и не поверил в такое.

Однако традиции в гетто были сильны. И он подозревал, что не только в том, откуда он приехал, но и во всех двадцати восьми, что окружали район Сан-Винг.

Здесь в условном центре площади находился буддийский храм. Многоярусная пагода высилась едва не до самого центра шара. А совсем рядом с верхушкой острой крыши, точно в центре, сияло рукотворное солнце, закрепленное на длинных тросах, протянутых из восьми разных концов площади — так, чтобы удерживать мощный светильник аккурат посреди полости.

И получившаяся композиция производила мощное впечатление. Особенно, если глядеть на нее впервые.

Яркие лучи растворяли тросы, на которых светильник держался. Лишь на некотором расстоянии те металлически сверкали, производя впечатление особенно удлиненных световых лучей.

Казалось, что над острием конька крыши храма сверкает солнце.

При этом свет не резал глаза и не мешал окинуть взглядом величественное строение в окружении стилизованных каменных садиков и водоемов.

Величественно — при этом дешево и сердито. Установить металлические тросы, протянув их навстречу друг другу из противоположных концов внутренней полости шара, недорогой светильник. И почти дармовая энергия.

Сердце кольнуло непрошеным воспоминанием: на такой же площади, прямо перед синагогой, среди цветочных клумб казнили Соль.

Это была именно казнь — пусть и совершенная по самосуду. Хотя был ли самосуд? Чем дальше, тем сильнее Стефан в этом сомневался. Да, официально — возмущенные жители напали на виновницу трагедии, нарушившую закон. Вытащили ее на площадь и прилюдно казнили, в назидание и устрашение тем, кто попытается последовать ее примеру.

О зачинщиках, как это назвали официальные власти гетто, «акции», никто больше не слышал. Но кто поручится, что их попросту не перевели в другой район?

Скорее всего, так и было. Чем дольше Стефан думал об этом, тем сильнее склонялся к этой мысли.

А еще он часто думал, что Соль предвидела что-то подобное. Не зря ведь был тот их разговор, последний. Она словно прощалась...

Встряхнул головой. Переехал, надеясь стряхнуть прошлое! Собирался думать о будущем.

А воспоминания, притихшие было за годы, затаившиеся — словно только того и ждали. И обрушивались на голову, стоило ослабнуть контролю.

*** *** <