Шлимазл

— Тихо слишком, — проворчал еще один, который сетовал раньше, что Харуми увели жандармы. — Когда они починят сеть?

— Мы тут меньше получаса сидим, вы уже ноете, — заворчал первый — видимо, он был за главного в этой троице. — Нам же было сказано — молчать и не отсвечивать!

— Да все равно никого здесь нет, — отмахнулся второй. — С чего вообще кто-то решил, что начальник наш бывший сюда притащится? Бросил он девку и давно уже смотал. А наши олухи вон, до сих пор чешутся.

Нет, они серьезно такие глухие, что не слышат его шагов?

Впрочем, это ведь — внутренняя охрана. Они ни с чем серьезнее мелких нарушений и хулиганства не сталкивались. Бедолаги, что порой драпают прочь из гетто — не в счет. Так что глупо ожидать от них серьезной подготовки. И серьезного сопротивления. Переключил шокер в рабочий режим.

— Парни, а жандармов-то сколько пожаловало? — полюбопытствовал он миролюбиво.

— Ах ты, — вскрикнул один из охранников, подрываясь куда-то бежать.

Голос и движение выдали его точное местонахождение. Рывок вперед, короткий треск, удар тела об пол. Второй врубил фонарик, подсвечивая себе. Выстрелить не успел — Стефан приложил шокером и его. Снял с поясов наручники, заковал обоих бедолаг, перепутав им руки — чтоб меньше дергались, когда оклемаются. А это произойдет куда быстрее, чем хотелось бы.

— Эй, чего тут у вас, — а вот и третий пожаловал.

Сообразил, что звуки на посту какие-то не такие. Прости, парень. Стефан поднялся, прижал шокер аккурат к горлу. Охранник хрипло выдохнул. Отшатнулся — и уперся спиной в стену. Орать не пытался — это хорошо.

— Сколько здесь жандармов? — раздельно спросил Стефан.

— Д... двое, — выдавил бедолага.

— Извини, — снова треск — и еще одно тело свалилось под ноги. — И спасибо за информацию.

Еще один арестант составил компанию незадачливым товарищам.

— Простите, парни, — от души повинился Стефан. — По-другому нельзя.

Оставив кучу-малу на месте, потопал к допросной. То, что жандармов всего двое, хорошо. Управится с ними так же, как и с охранниками. Главное — не суетиться и не терять бдительность.

*** ***

Звук пощечины и сдавленный вскрик. Тяжелое дыхание.

— Ты говорить будешь? — рыкнул мужской голос.

— О чем говорить? — голос Харуми дрожал, хоть она и пыталась храбриться. — Не знаю я ничего! Он меня с детьми в кафетерии оставил, куда пошел — не сказал.

— Скажи еще, что не знаешь, куда собиралась с детьми посреди ночи.

Стефан замер. Харуми и правда здесь! Эти твари что, руки распустили, пытаясь ее разговорить? В душе поднялась ярость.

Нет, так не пойдет. Импульсивность сейчас не к месту. Эдак он ей не поможет. Медленно вдохнуть, выдохнуть. Пальцы стиснули рукоять шокера. Не сломать бы ненароком!

— Да подальше отсюда, — голос ее зазвучал зло. — С голоду же подохнешь в этом клятом гетто! Колотишься, что толку? Получаешь гроши. А дети?! Подрастут и куда — на изнанку, гробиться? Или в молодежную банду...

— Ишь ты, бедная-несчастная, — глумливо протянул мужчина. — С голоду она пухнет! Ты сказки не рассказывай. Все знают, каким местом ты в управление пролезла!

— А ты не завидуй. Или тоже так хотел бы? — разозлилась.

— Ах ты, дрянь! — еще одна пощечина. И снова. Тихий всхлип. — Еще и дерзит, сучка, — с удивлением поведал кому-то допрашивающий. — Тебе лучше говорить по существу. Пока язык не укоротили, — ласково поведал он испуганной женщине.

Убьет, — пообещал себе Стефан. — Вот этих — как бог свят, убьет! Простых людей — жаль. Этих мразей — нет.

Сдавленные всхлипы Харуми казались ему слишком громкими, хотя она изо всех сил пыталась их приглушить. Видно, не хотела показывать слабость. Он с трудом удерживался, чтоб не вломиться в помещение. Что они из нее выбить-то пытаются? Она и правда ничего не знает! Во всяком случае, ничего полезного для них. Значит, не сумели разыскать его в переплетениях коридоров и решили, что она им в этом поможет. Чем?!

— Слушай, ты испытываешь мое терпение, — снова заговорил мучитель. — Может, сюда твоих ребятишек привести, а?

— З-зачем? — запнувшись, спросила она.

Секретарша упорно пыталась сохранить остатки здравого смысла и самообладания. И воззвать к ним же.

— Ну, как зачем, — судя по тону жандарма — тщетно. — Вдруг ты в их присутствии сделаешься разговорчивее?

— Я не могу рассказать того, чего не знаю, — еще одна жалкая попытка.

— Ну, что ж ты, совсем ничего не знаешь? — делано удивился он. — Пошла с человеком, о котором ничего не знаешь?

— Я знала, что это мой начальник. И он предложил вывести меня с детьми наружу, — ее голос дрожал. — О чем я еще должна была допытываться?

— Да это бессмысленно! — со злостью заявил второй. — Тащи сюда щенков!

Отчаянный визг оборвала очередная затрещина. Дверь хлопнула, выпуская разозленного жандарма. Отлично! Один вышел.

Стефан не стал даже включать шокер — переложил из руки в руку. Злоба клокотала, требовала выхода. Он просто шагнул наперерез идущему с фонариком мужчине. Тот понять не успел, что за преграда перед ним возникла.

Удар, влажный хруст — и снова удар. Уже головой о стену. Интересно, в себя-то придет? Челюсть точно сломана. Стефан перешагнул через завалившееся тело.

Второй скот остался один. Вот теперь есть шанс разобраться бесшумно.

Видимо, звук падения тела достиг ушей находившихся в комнате. Харуми перестала всхлипывать. Даже дыхание затаила.

А вот ее мучитель не подал ни звука. Сообразил, гад.

Стефан обострившимся слухом уловил, как тот скользнул к двери и затаился. Позиция у него удобная, что ни говори — замер аккурат возле входа. Ворвется он сейчас внутрь — а ему пушку в затылок! Или шлепнет на месте. Во избежание, так сказать. И он наверняка слышит, где именно находится Стефан. Не так-то и трудно это понять.

Итого: зайти означает нарваться на вооруженного жандарма. Торчать снаружи... можно дождаться появления кого-то еще.

— Заходи! — грубо окликнули его. — Или я бабенку шлепну. При попытке к бегству.

Ах ты, гнус! Судя по голосу, передумал поджидать его за дверью. Переместился к середине комнаты, ближе к Харуми. А значит, теперь ничто не мешает ему взять на прицел дверной проем.

— Ладно, я захожу, — отозвался Стефан. — Девушку не трогай — она правда ничего не знала!

— Не тебе условия мне ставить. Живо!