Шляхта и мы

При такой неофашистской свободе мнений понятно восхищение, которое излучается со страниц Вашего журнала, рассказывающего, к примеру, о том, как польский писатель Мрожек, вернувшись из эмиграции в постсоциалистический Краков, вышел на улицу: «А как эта улица называется? – спросил Мрожек. «Имени героев Сталинграда», – ответили ему. «Как же, припоминаю, – невозмутимо протянул Мрожек. – Проспект имени Паулюса!» («НП», № 7–8, 2005). Собеседник Мрожека восхищается желчным остроумием бывшего диссидента, вернувшегося в родной Краков, спасенный от разрушения солдатами маршала Конева, дошагавшими до древней польской столицы от руин Сталинграда.

И такого рода глумливые комментарии к нашей священной войне постоянно тиражируются в «Новой Польше».

«53 % респондентов считают, что масштаб советских преступлений против польского населения сравним с немецкими преступлениями» («НП», № 11, 2008).

(Ну что сказать – тогда мы должны были по масштабам сравниться с гитлеровцами, то есть уничтожить 6 миллионов польских граждан!)

«В миллионах экземпляров издавались стихи Сергея Михалкова о дяде Степе, – а это ведь фашистская литература» («НП», № 2, 2008).

«Для Центральной и Восточной Европы Ялтинский порядок означал почти 50 лет порабощения, лишения суверенитета и независимости» («НП», № 4, 2005).

На самом деле для Центральной и Восточной Европы «Ялтинский порядок» означил «зачистку» этих стран от фашистских режимов не только в самой Германии, но и в Венгрии, Румынии, Болгарии, Словакии, Хорватии, Австрии, Италии, Финляндии… Кому было под силу сокрушить эти гитлеровские государства-сателлиты? – Только «оккупационной» Красной Армии. А об освободителях, которыми командовал маршал Жуков, «Новая Польша» (№ 3, 2008) разглагольствует не иначе, как с кощунственным залихватским глумлением: «Подвиги генерала Жукова, который мостил победу трупами советских солдат в несколько накатов».

А теперь об уровне исторических и литературных изысканий, публикующихся в журнале «Новая Польша».

Апологеты журнала балдеют от этого уровня: это издание, «которое делается интеллигентами для интеллигентов» (А. Ермонский); «Меня не перестает восхищать исключительно высокий уровень ведения журнала» (Л. Флейшман); «Уникальный журнал «Новая Польша» (А. Памятных).

Но поговорим о «высоком уровне» серьезно, не захлебываясь от восторга, а внимательно вглядываясь в тексты.

Вот какие открытия делает в обширной беседе, посвященной нашей взаимной истории, один из постоянных авторов «Новой Польши» профессор Януш Тазбир.

«В Советском Союзе некоторые книги печатались тиражом 50—100 экземпляров и распространялись среди членов Политбюро. Собственными глазами я видел такое издание моей любимой книги, своего рода памфлета на Французскую революцию, – «Боги жаждут» Анатоля Франса. Революция представлена там в таком свете, что выглядит посмешищем, и она порождает слишком много ассоциаций с террором и постоянными торжествами, чтобы публиковать эту книгу большим тиражом. Лишь только после смерти Сталина эту книгу стали публиковать тиражом побольше» («НП», № 12, 2008).

Но к сведению знатока советской эпохи, профессора, историка-профессионала, не уступающего своими познаниями и научным авторитетом Вечоркевичу, роман Анатоля Франса «Боги жаждут» при жизни и правлении Сталина издавался в Советском Союзе (только в столичных издательствах!) 9 (девять!) раз: в 1919 году в издательстве «Наркомпрос», в 1922 г. в Госиздате, в 1923 г. в «Красной нови», в 1925 г. в изд. «Петроград», в 1930 г. в изд. «Огонек», в 1936 г. в изд. «Жургаз», в 1937 г. в изд. «Гудок», в 1936 г. в изд. «Academia», в 1938 г. в изд. «Земля и фабрика». Общий тираж этих изданий, осуществленных в сталинское время, – более двухсот тысяч экземпляров. Кроме этого были еще два массовых издания – в 1957-м («Правда») и в 1974 г. («Просвещение») суммарным тиражом 180 тыс. экз. Но это уже в послесталинское время.

Пан Помяновский, хочу Вас спросить прямо еще раз: где Вы находите для своего издания («которое делается интеллигентами для интеллигентов») таких «историков»? Глупцов или лжецов – это уж решайте сами.

А вот еще пример. В октябрьском номере за 2008 год опубликованы воспоминания бывшей советской гражданки Клавдии Ротмановой, ныне живущей в Германии. В них, озаглавленных «Польские искры на фоне судьбы», Ротманова заводит речь о польском восстании 1830–1831 годов и о его жестоком разгроме армией Николая Первого.

«Многие русские современники тех событий, – пишет Ротманова, – были в восторге в связи с победой русского оружия над повстанцами. Даже Александр Пушкин, «певец свободы», еще недавно – друг Адама Мицкевича, пишет свое знаменитое «Клеветникам России». И вот он – водораздел!

Говорят, Вяземский ужаснулся этому стихотворению. Десять лет спустя, в 1841 году, молодой офицер Михаил Лермонтов ведет свой диалог с Пушкиным:

Люблю отчизну я, но странною любовью!Не победит ее рассудок мой.Ни слава, купленная кровью,Ни полный гордого доверия покой,Ни темной старины заветные преданьяНе шевелят во мне отрадного мечтанья.

(«Родина»)

Странной Лермонтову кажется его любовь к Родине! Эту любовь должен бы победить рассудок поэта. Почему? Выделенное мною – не цитата из какого-нибудь льстивого газетного листка, это цитата из Пушкина, из «Клеветников России» («НП», № 10, 2008).

Мне уже надоело ловить за руку невежд и мошенников из «Новой Польши», но придется сделать это еще раз, тем более что Петр Мицнер и особенно сам пан Помяновский – знатоки русской поэзии, без конца цитирующие в своих статьях то Пушкина, то Высоцкого, то Ахматову, то Бродского. Надоело, но придется.

Все дело в том, что ни одного из семи слов («ни слава, купленная кровью, ни полный гордого доверия покой»), выделенных Ротмановой в лермонтовском стихотворении и объявленных одесситкой, ныне живущей в Германии, цитатой из «знаменитого» пушкинского стихотворения «Клеветникам России», вы в этом пушкинском шедевре не найдете. Разве что кроме слова «кровь», которое встречается в очень важной пушкинской строке, как будто бы написанной в мае 1945 года: «и русской кровью искупили Европы вольность, честь и мир».

В очередной раз в споре с «Нашим современником» «Новая Польша», якобы противостоящая «взаимному невежеству поляков и русских» (из письма Андрея Ерманского), села в лужу.

Так что у нас невежество в данном случае не «взаимное» – «поляков и русских», а одностороннее, только с польской стороны. А может быть, с еврейской – но Вам, пан Помяновский, виднее.

Беда заключается не только в том, что Ротманова «приписала» Пушкину лермонтовские слова, но и в том, что наши оппоненты из «Новой Польши», желая отыскать у Лермонтова прямое несогласие с пушкинской одой, впадают не только в текстуальное, но и историческое невежество, поскольку они, видимо, никогда не читали стихотворения Лермонтова, посвященного разгрому польского бунта 1830 года. Так читайте же.