Шофер. Назад в СССР

Конечно же, были все это Стенькины надумки да глупости. Вот только сам он серьезно к ним относился.

Сделав в город первый рейс, после обеда он вернулся обратно, на теплицы, заново загружать машину.

Пока мужики грузили в кузов деревянные ящички с длинненькими огурчиками, Стенька обедал. Кусал он пышную булку с повидлом, да запивал молоком, срезав с бумажной пирамидки один уголок.

Примостившись на травке, у переднего колеса, он думал. Думал обо всем, что произошло утром. Думал, переваривал в голове. И оттого становился все злее и злее.

Чем это он, Степан Ильин, хуже какого-то Землицына? Да только тем, видать, что задурил Землицын головку Машкину. А так, ничем больше. Вот же несправедливость какая!

— И как он-то? Звал тебя гулять? — Услышал Стенька смешливый девичий голосок за машиной.

— Землицын-то? Еще не звал, — другой приятный, боевой голос, — но позовет еще. Ты бы видела, как он на меня поглядывал. И так стрельнит и сяк. Так что позовет, не сомниваюсь я.

Девочки звонко засмеялись. Сетнька же чуть молоком не подавился. Облившись, он отбросил полупустую пирамидку, подскочил и заглянул за колесо, под машиной.

Увидел Стенька, как сидят на куче дров молодые девчушки. Все лет по восемнадцать девятнадцать. Было их четверо. Все красивенькие, в цветастых юбках и белых летних блузках, словно игрушечки. Звонко смеясь, они обедали тем, что им мама с собой завернула.

— А тебе-то, тебе-то самой Землицин нравится? — Спросила маленькая, как воробушек, серенькая волосом, но милая на лицо девчушка.

— А как же? — Улыбнулась другая, девушка. Светлоглазая с длинной, обмотанной вокруг макушки косой, чтобы работать было удобнее, — если бы не нравился, я бы на него и не глядела.

— А Сергей будет не против?

— А что мне Сергей? — Подбоченилась она, наморщила по лисьи тонкий носик, — я ему не указываю, с кем гулять. Вот и он мне не указ!

— А как же Андрей Резнов? Он же тоже за тобой бегает.

— А Андрей что? — Она хмыкнула, подняв остренький подбородочек, — Игорь, он красивше Андрея будет.

Стенька медленно встал позади газона, но так, чтобы его не было видно. Бросил взгляд на полусъеденную булку, что забыл в собственной руке, когда услышал девок. Была она теперь грязна и извазюкана в опилках. Стенька отбросил хлеб и прижался к газоновскому носу.

— Вот, значит как, — сказал он шепотом, — Земляницын, значит, за двумя девчонками ухлестывает.

Знал Стенька эту девочку с косой. Звали ее Ирой Бесхлебновой и была она сестрой Сереги Бесхлебнова по кличке Мятый. Этот Мятый водился с Серым. А у Землицина с Пашкой контры.

Странные чувства испытал в тот момент Стенька. С одной стороны, так ему горько стало и обидно за Машку-медсестру, что водит ее Игорь за нос. А с другой, за себя, что вот уж и вторая девчонка глаз на Игоря положила. А за ним, за Стенькой, бабы так никогда не бегали. В глубине души он также хотел.

— Вот, значит как, — повторял он, подслушивая, — вот, значит, как оно бывает…

А в следующее мгновение такая радость в его душе поселилась. Придумал Стенька, как Землицина от своей Машки отвадить.

— Стёпа, — окликнул его колхозник из кузова, — Стёпа, ты куда тут запропастился?

Степка аж вздрогнул. Стоя согнувшись за машиной, он выпрямился.

— Да тут я! Тут! — Крикнул он и увидел, как девчонки тут же встрепенулись. Уставились на него.

— Привет, девицы! — Кирикнул он им, махая рукой.

— Хватит там с девками ворковать, — сердито сказал колхозник, — ты давай уж. Езжай.

— Загрузились? — Уже весело спросил он, — полный-то кузовок?

— Полный! Только ты давай быстрее. У нас еще для тебя огурцов на два рейсу!

— Да ничего! Управлюсь! — Стенька погодил, пока мужики выберутся из кузова, закрыл задний борт, — мне тоже быстро надо. У меня теперь, вечером, дела появились.

* * *

— Вон там, видишь? — Указала Маша на небо.

— Вижу, — улыбнулся я, — это ковшик большой медведицы.

— Да!

— Только я постоянно забываю, где тут прячется маленькая?

— Ну да. Ее не так просто отыскать на небосклоне. Но давай попробуем.

После работы я не погнал машину в гараж, как всегда, а поехал, как и обещал, домой, к Маше. Жила девушка в небольшой мазанной известью хатенке. Приземистая, она клонилась к земле под весом глиняной черепицы.

— А это кто такой за тобой приехал-то? — Спрашивала скрюченная бабушка, когда Маша, вооружившись авоськой и газетным свертком, выходила ко мне, за двор.

— Это, бабушка, Игорь Землицин! Мы с ним кататься едем!

— Допоздна не катай!

Бабушка выглянула из деревянной калитки.

— Вертай ее непоздно, шоферок, — обратилась она ко мне.

— Не переживай бабушка, — улыбнулся я, — долго я не задержу.

Бабушка улыбнулась мне и вернулась во двор, стукнув калиткой.

Поехали мы тогда на низ, к реке. У Маши было с собой немножко съестного и решили мы поужинать на воле, под журчание речной воды.

Почти весь вечер мы болтали о том о сем. Машка рассказывала мне о своей учебе. О своей жизни в городе и работе здесь, в поликнилике.

Я рассказывал о себе немного, больше спрашивал. Интересно мне было узнать, что это за человек. С красотой уж все было понятно, а вот с душою… Хоть и приоткрыла она мне ее немножко. Но этого разве хватит?

Так и просидели мы то в кабине, то под колесом, на покрывале. К концу вечера стали уж обниматься. А потом я предложил:

— А пойдем в кузов?

— В кузов? Это зачем же?

— Небо смотреть, — указал я взглядом ввысь.

И правда. Темно-синее, почти черное небо усевала россыпь блестящих, словно драгоценные камешки, звезд. Не увидеть такого нигде в городе. Только станица, где по ночам темно, может похвастаться такой красотою.

— С кузову я еще не глядела на звезды, — рассмеялась она.

— Пойдем-пойдем, — я улыбнулся, чистый он, не бойся! Только покрывало постелим.

Я открыл кузов. Подсадил Машу ступенькой из рук. Залезла она неуклюже, потому как была в светлой юбке, что носили в городе, и в такой же светлой блузочке совсем без рукавов. Забравшись следом, мы укрыли дно кузова и примостились вместе.

Стали рассматривать Большую Медведицу.

— А вон она! Вон маленькая! — Крикнула Маша, — вон!