Шоколадное убийство
Шрифт:
— Паша, все в порядке? Почему они на тебя кричат?
— Все в норме, — улыбнулся тот. — Политику обсуждаем. Тут так принято, не обращай внимания.
Но едва только успокоившийся Железякин захотел воспользоваться советом, как разразилась буря. Высокий человек, сидевший через проход от спорщиков, поднялся с места и окинул переводчика высокомерным взглядом.
— Ты! — воскликнул он и махнул рукой в сторону Паши. — Что ты о себе возомнил? — Он был похож на индейца, как их изображают в учебниках истории, и говорил по-испански со странным акцентом. Бочкин, с удивлением рассматривая странного индейца, подумал, что вероятно перед ним самый настоящий
— Чертов гринго, думаешь, ты можешь вот так запросто разговаривать с нами? Какое право ты имеешь рассуждать о нашей стране, проклятый поработитель! — вещал индеец с величественным видом.
— Я не гринго, — начал оправдываться Паша.
— Ты мне не рассказывай! — перебил индеец. — Я вас, собак, нюхом чую!
— Гринго, — загомонили мексиканцы, которые, обретя вожака, вмиг утратили былое дружелюбие. — Мерзкие северяне!
— А что это твой дружок там отмалчивается?! — возопил индеец, ткнув пальцем в плечо Железякина. Тот вздрогнул и повернул голову:
— Что вы в меня тыкаете, гражданин? — сказал он по-русски, вложив в эту фразу все свое негодование. Индеец не понял смысла, но звучание иностранного языка привело его в ярость.
— Вот о чем я говорил! Железная пята глобализации вытаптывает нашу многострадальную землю! — Речь аборигена удивительно смахивала на предвыборные дебаты.
— Мы-то здесь при чем? — взвился Паша, но индеец величественным жестом отмахнулся от него.
— Прихвостни мирового империализма! Мы не сдадимся! Да здравствует Мексика!
— Ура! — взорвался криками автобус.
Тут индеец-популист гордо вскинул к грязному потолку автобуса горбоносое лицо, закрыл глаза и затянул:
— «Мексиканос, аль грито де герра, эль асеро апреста и эль бридон!»
Пел он медленно, с чувством. Аудитория тихо и восторженно подвывала, преданно глядя на поющего.
— Что это? — спросил шепотом Железякин. — Что он поет?
— «Мексиканцы, на рев войны сталь готовьте, коня, и в путь…» Ничего не понимаю, — тревожно отозвался Бочкин. — Хотя… Мотивчик знакомый. Сейчас, сейчас… Вспомнил! Это же гимн.
— Может, встать надо? — испуганно поинтересовался биолог. — А то еще бить начнут.
— И правильно сделают! — подал голос проснувшийся от пения Аленочкин. — Паша, я тебя, кажется, просил не устраивать нам проблем. Вот что он делает?
— Поет государственный гимн, — понуро ответил переводчик.
— Чем нам это грозит?
— В лучшем случае выкинут из автобуса, — сообщил Паша.
— Ну, а в худшем? Учитывая, что певун этот все время в нас рукой тычет.
— Могут убить. И снять скальп.
— Дикость какая, — поморщился Аленочкин, — зачем им скальпы? Тем более Железякина. У него разве что со спины…
Практически лысый Железякин, невзирая на трагичность ситуации, негодующе глянул на генерального спонсора экспедиции, но огрызнуться не посмел.
— А чего вдруг они так возбудились? — спросил Аленочкин.
— Гринго мы, — ответил Паша.
— Кто?
— Гринго — белые, бледнолицые…
— Да? Пусть на себя посмотрят — по цвету как копченые куры. Что нам по этому поводу — гимн России им спеть?
— Интересно, что они станут делать, когда допоют? — задал вопрос по существу Железякин.
В этот момент индеец закончил петь первый куплет и сделал паузу, чтобы перевести дух.
— Так, парни. — Аленочкин понял, что надо действовать решительно. — Надо мириться с аборигенами. Причем быстро, нам тут еще жить и работать. Что бы такое сделать, чтобы этому
Чингачгуку понравиться?Потомок древнего и гордого народа тем временем затянул следующий куплет, грозно поглядывая в сторону совещавшихся чужеземцев.
— Может, денег ему предложить? — робко высказался Железякин.
— Нет, этот идейный, только разозлится. Скажет — глобалистические гринго скупают их бессмертные души. Лучше бы напоить, только водки нет, — возразил виновник торжества Паша.
И оба грустно посмотрели на Аленочкина. Он вгляделся в их полные тоски глаза и вдруг радостно заявил:
— Будем петь! Ты, Паш, хоть несколько слов знаешь?
— По-испански?
— Нет, блин, по-румынски. Слова этого гимна, естественно. Покажем, что мы друзья, споем вместе. На всяких мероприятиях это очень сближает.
Паша, чувствуя свою вину и ответственность за происходящее, не дожидаясь приглашения, сорвался с места и, спотыкаясь о ноги других пассажиров, пробрался вплотную к самозабвенно поющему индейцу. Срывающимся голосом Бочкин заголосил:
— «Сина „О, Патрия!“ ту сьенес де олива…» Аленочкин, которого никогда не покидало присутствие духа, уже успел разыскать на последней странице своего универсального путеводителя текст гимна, и они с Железякиным дружно грянули со своих мест:
— «Де ла пас эль аркангель дивино…» Индеец замер. Такого поворота событий он никак не ожидал. Мексиканцы тоже притихли, но через несколько строк начали подпевать уже белым пришельцам. И вскоре гимн хором распевал весь автобус, включая водителя и европейцев, которые, кажется, готовы были участвовать в любых акциях, включая коллективное самосожжение.
— Теперь мы правильные гринго, — облегченно заметил Аленочкин, обращаясь к своим спутникам. — Во всяком случае, убивать нас пока не станут. Вон, вождь их совсем скис.
— Будем надеяться, — осторожно ответил Железякин. — Да, веселье пошло, только текилы не хватает.
Но текила вскоре появилась, и когда автобус въехал в город, его пассажиры были как одна большая дружная интернациональная семья.
Аленочкин, не привыкший расслабляться до конца, особенно в незнакомых местах, уже давно приметил в дальнем углу автобуса хмурого бородача с пронзительным взглядом. Он один не разговаривал, не пил и не улыбался и постоянно шарил глазами по сторонам, как будто выискивал что-то. Единственный раз встретившись взглядом с Вячеславом, он вздрогнул и демонстративно отвернулся.
Когда автобус остановился, именно этот пассажир первым выскочил наружу и торопливо зашагал прочь, то и дело оглядываясь. Хотя поведение мужчины выглядело немного странным, Аленочкин быстро забыл о нем — начинались более важные дела.
Автобус уехал, на прощание окутав членов экспедиции клубами синего дыма. Они стояли на центральной площади Тутсла-Гутьеррес. Однообразные белые дома, зелень, пыльные улицы — пейзаж довольно скучный. Зато радовало глаз отсутствие туристов и экспортной экзотики. Соседний Сан-Кристобаль, культурный центр штата, был, конечно, куда интереснее для путешественника, но Аленочкину хотелось быть поближе к цивилизации, и он выбрал деловую столицу. Их гостиница располагалась в нескольких минутах ходьбы от площади. Туда они и направились, с трудом веря, что, наконец, удастся отдохнуть после двух дней пути. Из гостиницы бизнесмен позвонил Заварову — руководителю подготовленной здесь, на месте, экспедиции. Эти люди уже ждали гостей из Москвы и готовы были отправиться в путь по первому их слову.