Шпага Суворова

Они арестовали коммунистов, исполкомовцев и бросили их в тюрьму. Не всех, правда. Часть советских работников успела уйти в подполье.

Восставшим не хватало оружия и боеприпасов. Они задерживали все эшелоны, идущие из Петрограда, и обыскивали вагоны в надежде пополнить свое вооружение.

Проверяя железнодорожные документы, мятежники узнали, что с двести восемнадцатым маршрутом идет вагон с грузом особого назначения.

– Оружие!
– решили одни.

– Золото!
– уверяли другие.

– Вот здорово! Вагон с золотыми слитками! Золотыми, понимаете! Да что там говорить! Забрать его немедленно!

Ты спросишь, как я узнал обо всем этом? Ответ простой. На станции власть захватили белогвардейцы, но у распределительного щита, у пускового пульта, в диспетчерской, у селектора сидели советские люди.

Кочегар бросал в топку паровоза уголь, машинист вел поезд, стрелочник по-прежнему переводил стрелки. Телеграфист за тем же аппаратом принимал с соседних участков телеграммы, а рабочие ремонтировали вагоны и паровозы. Белогвардейцы принудили их работать, но никакой силой они не могли заставить рабочих отказаться от борьбы за советскую власть.

В подполье ушло несколько работников уездного комитета партии. Они скрывались на квартирах у рабочих железнодорожного узла.

Белогвардейские охранники устраивали облаву за облавой, пытаясь выловить ушедших от расправы большевиков.

Рабочие не сдавались. Выставив свои наблюдательные посты, они следили за действиями охранников и в случае опасности перебрасывали подпольщиков с квартиры на квартиру, из погреба в погреб, с одного чердака на другой.

Прошло несколько дней. В заброшенном, вросшем в землю вагоне, стоявшем у дощатого забора в конце глухого тупика, расположилась группа работников революционного комитета подпольной организации железнодорожников. Руководил ими секретарь уездного комитета партии большевиков.

– Чем ближе к логову зверя, тем безопасней!
– говорил он товарищам. Здесь нас не станут искать. А станут, так ребята предупредят, уйдем вовремя и подарок после себя оставим!
– усмехнулся секретарь, указывая на ящик со взрывчаткой.

Вечером он давал наказ связным, машинистам, стрелочникам и диспетчерам:

– Отберите надежных людей. Предложите им работать по-прежнему на своих участках, работать хорошо, чтобы не вызывать подозрений у белых. Скажите: так надо для скорейшего разгрома мятежников. Эти люди - наши глаза и уши. Они должны видеть и слышать все, что творится в лагере противника. Они - наши руки. Мы должны действовать этими руками в самой гуще врага. Придет время, эти люди вольются в батальоны революционных бойцов за власть Советов.

Приказ комитета выполнялся строго. Ничто не ускользало от внимания подпольщиков. Обо всем сразу становилось известно комитету.

Так произошло и с нами. Не успел еще комендант станции написать приказ о нашем аресте, как это стало известно члену подпольного комитета, который сразу же послал к нам обходчика известить о грозящей опасности.

– Вот что, товарищи, придется вам уходить, - предупредил нас парень в замасленной тужурке и с путевым молоточком в руках.
– Хотят вас арестовать. Пойдемте со мной, а не то нарветесь на беляков.

Мы видели парня в первый раз, но его взволнованные слова убеждали: это свой человек.

– А груз?
– спросил я его, поглядывая с тревогой на вагон.

– О грузе мы подумаем. А вам надо скрыться.

– Нет, так нельзя, - заявил я решительно.
– Нужно предпринять что-то другое. Это груз особый.

Поблизости послышались шаги. Железнодорожник выхватил из кармана кисет с табаком и кусок бумаги и стал скручивать "козью ножку".

Из-за вагона вышли двое патрульных.

– Дайте, ребята, огонька, - обратился к нам обходчик.

Василий зажег спичку и дал ему закурить.

Патрульные, подозрительно оглядывая нас, подошли к площадке.

– Ну, хватит! Закурил и проваливай!
– сказал обходчику скрипучим голосом здоровенный рыжий детина с белой повязкой на левом рукаве и торопливо снял с плеча винтовку.

– А я что, мешаю вам?

– Значит, мешаешь. Говорят тебе, проваливай!

– Что вам надо?
– вмешался я.

– Тебя надо и вот того, - показывая на Василия рукой, проговорил один из патрульных.
– Живо к коменданту станции! Он ждать не любит!

Кому-то из нас надо было идти навстречу большой опасности. У другого оставалось время, чтобы принять необходимые меры.

– Ну, Вася, мне как старшему, - нарочно подчеркнул я при патрульных свое старшинство, - придется идти объясняться, а ты жди меня здесь. Не оставлять же груз без охраны.

Вася понял и внешне спокойно сказал:

– Ладно! Жду!

– Чего торгуетесь! Пошли к коменданту оба, там разберутся.

Патрульный подошел ко мне. Я шагнул в сторону, вытащил из-за пояса пистолет и сказал:

– Не подходи, любезный.

В руках у Васи также появился пистолет.

Обходчик ободряюще смотрел на нас. Патрульные переглянулись. Для них это было неожиданностью.

– Ладно, пусть будет по-твоему.

После этого патрульные подошли вплотную ко мне и приказали следовать за ними. Я оглянулся: Вася с грустью и тревогой смотрел мне вслед.

В комендатуре у меня отобрали пистолет.

– Сиди здесь! Вызовут!
– угрюмо пробурчал конвойный. Я оказался в полутемном чулане с маленьким окном за решеткой из толстых железных прутьев.

Не прошло и часа, как я был вызван на допрос к коменданту.

– Комиссар?
– задал он мне, очевидно заранее подготовленный, вопрос.

– Красноармеец!
– ответил я.

– Вы все красноармейцы! Говори, что везешь?

– Не знаю!

– Игнатюк!
– крикнул комендант связному.
– Позови патрульных.

Вошли патрульные. Поставив винтовки к ноге, они молча смотрели на коменданта. Их сытые физиономии с заплывшими жирком глазами выражали полное равнодушие к происходившему. Было ясно, что они послушно выполнят любой приказ своего начальника.

– Обыщите арестованного!
– приказал комендант.

Патрульные шагнули ко мне.

– А ну, выверни карманы!
– скомандовал рыжий, с веснушчатым носом на багрово-красном лице.

Я молчал и не делал никаких движений.

Тогда патрульные передали винтовки связному и, подойдя ко мне, вывернули карманы. В них ничего, кроме табака и спичек, не оказалось.

– Снимай гимнастерку, да живее!
– кричал рыжий.

Мое молчание бесило белогвардейцев.

– Снимай, говорю, а то силой заставлю!