Шпандау: Тайный дневник

Через некоторое время дверь открылась. На меня уставились Фомин, Харди и Годо.

— Вы очень… — начал я.

Но меня перебил Фомин:

— Номер пять, почему не поздоровались?

Я отвесил официальный поклон каждому из трех нарушителей тишины.

— Доброе утро, доброе утро, доброе утро! Не надо так шуметь. Вы не даете мне спать. Если не прекратите, я подам жалобу.

Из них словно вышел воздух. У Годо был несчастный вид, Харди смущенно хихикнул. Первым пришел в себя Фомин:

— Немедленно возвращайтесь в камеру, номер пять.

Но после этого они разговаривали только шепотом.

21 августа 1957 года. Несколько недель читаю «Учение о творении», один из томов «Догматики» Карла Барта. Боков с любопытством взял в руки книгу.

— Что это за книга?

Я объяснил, что это книга по теологии.

— Теология связана с реальностью?

Я сказал, что нет.

— Зачем тогда читать?

— Есть вещи за пределами реальности, — ответил я.

Боков покачал головой.

— В книге есть что-то новое?

— Нет, пожалуй, нет, — улыбнулся я.

Он изумленно посмотрел на меня.

— Зачем тогда читать?

Дореволюционный русский задал бы такой вопрос?

3 сентября 1957 года. Перед отъездом в Америку на год меня навестила Маргарет — ей сейчас восемнадцать. Мы заранее договорились не показывать грусти при расставании. Никаких усилий для этого не потребовалось.

17 сентября 1957 года. За последние месяцы сменились несколько охранников. Недавно ко мне зашел попрощаться Петри. В возбуждении он снова и снова повторял слово «свобода». Сколько же лет Петри провел здесь? Тщетно пытаюсь решить эту задачу.

Его преемник, профессиональный боксер в среднем весе, провел множество поединков; и судя по его лицу и изуродованным ушам, не очень удачных. Но, как часто бывает, он — добрый и участливый. Несколько дней назад вновь прибывший русский по фамилии Наумов во время своего первого дежурства простодушно протянул мне руку в приветствии. Я не решился пожать ее, и Боков объяснил ему правила. Наблюдавший за этой сценой Ростлам до сих пор смеется при мысли, что кому-то могло придти в голову пожать руку заключенному. До какой же степени арестант становится просто номером для профессионального охранника!

Вчера после двухлетнего перерыва начал трехнедельный отпуск — как обычно, отсыпаюсь. В последнее время мне снятся тяжелые сны.

30 сентября 1957 года. У полковника Джерома Катхилла, британского директора, был удар. Он лежит в больнице с коронарным тромбозом. Говорят, ему лучше, хотя никто не надеется на его возвращение.

Он всегда был прямым и честным, иногда причиняя при этом боль — но мы всегда знали, что от него ждать. Как я недавно узнал, он награжден крестом «За выдающиеся заслуги» — это вторая по значимости награда времен Первой мировой войны, приблизительно соответствует нашему ордену «За заслуги». Я попросил Пиза передать ему мои пожелания скорейшего выздоровления. Он поблагодарил меня в ответ.

Год двенадцатый

Первый спутник и мои тревоги — Редер сочиняет сказки — Санитара вербует НКВД, и он вынужден уйти — Самовосхваление в дубовой роще Нюрнберга — Страшные истории Функа в немецкой прессе — Размышления о пере ястреба — Посол Дэвид Брюс с визитом в Шпандау, передает привет от Макклоя

5 октября 1957 года. Огромный заголовок в сегодняшней газете — запустили первый спутник вокруг земли. Несколько минут лежу на кровати с бьющимся сердцем. Некоторые новости тяжело действуют на меня. Первые сорок лет жизни я восхищался техникой. Когда Вернер фон Браун рассказывал мне о своих будущих проектах, например о полете на Луну, я заворожено слушал. Но Гитлер с его основанной на технологиях диктатурой и конвейером по истреблению евреев нанес мне такой сильный удар, что я больше никогда не смогу восторгаться технологиями. Сегодня меня пугает каждое достижение техники. Новости, подобные этому сообщению о первом спутнике, заставляют меня думать о появлении новых возможностей для уничтожения людей и вызывают страх. Если завтра они полетят на Луну, мне будет еще страшнее.

12 октября 1957 года. Сегодня пришло письмо от Хильды, которое меня встревожило: словно его написал чужой человек. Я долго не мог вызвать в памяти ее образ. Ни один член семьи не знает, каково жить в заключении. Они не представляют, каких усилий стоит мне каждое свидание, каждое письмо, как мне трудно держать себя в руках и не огорчать их.

Мне в руки случайно попал элегический рисунок, который я сделал лет восемь назад. Он точно передает, что я чувствовал в то время. Один на вершине горы высотой три тысячи метров, и полная тишина вокруг.

15 октября 1957 года. Функ тайком передал сообщение Шираху, что в октябре четыре державы встретятся в Берлине, чтобы подготовится к роспуску Шпандау. Ширах уверен, что Шпандау прекратит свое существование после 31 декабря; совсем недавно он утверждал, что все будет кончено к августу. Гесс изображает пессимизм:

— Пустая болтовня. Шпандау останется.

Некоторые охранники пытаются задушить наши надежды в зародыше. Сегодня Ростлам спросил меня, надо ли заказывать к весне семена сахарной кукурузы. Неизвестно, будем ли мы еще здесь следующей весной, ответил я. На что он равнодушно сказал:

— Вы будете здесь. И через девять лет тоже. Можете не сомневаться.

31 октября 1957 года. Сегодня Летхэм направил на дежурство в комнате для свиданий дружелюбного Бокова, который почти не знает немецкого. Русский был доволен:

— Я увижу вашу жену!

Мы с женой впервые встретились без русского переводчика, записывающего наш разговор; и директоров тоже не было. Наш первый нормальный разговор за много лет. Я понял, что дело не столько в отчуждении, сколько в назойливом наблюдении, мешающем нормальному общению. В приподнятом настроении я, вопреки всем правилам, представил Бокова жене.

— Это очень дружелюбный русский охранник. — Смеясь, я добавил: — Когда он дежурит ночью, он часто не дает нам спать своим громким храпом.

Боков добродушно ответил:

— Если вы скоро выйдете на свободу, напишете историю о Шпандау. И о храпящем Бокове.

1 ноября 1957 года. Второе свидание с женой — снова без советского переводчика. С другой стороны, через несколько минут пришел американский директор, сел рядом с моей женой и нагло рассматривал ее лицо.

7 ноября 1957 года. Сегодня — не могу поверить своим ушам — Ширах вдруг снова начал насвистывать «Лили Марлен». Я не слышал ее уже месяцев восемь. Только бы не новый приступ!

17 ноября 1957 года. Во время прогулки Ширах пересказал мне отдельные отрывки из воспоминаний Редера, которые ему удалось прочитать. Редер теперь сочиняет сказки про Шпандау, говорит он. Помимо всего прочего, он рассказывает о своих дружеских отношениях с Дёницем и Нейратом во время заключения. На самом деле, он и Дёниц много лет были заклятыми врагами. Ширах признался, что Редер часто распекал его, когда он беседовал с Дёницем: «Не стоит даже говорить с ним».