Шпеер
Шрифт:
Потрясенные тирадой гостьи, Дурсли ринулись к портрету, силясь разглядеть проблеск гениальности (а может, и будущего несметного состояния) в полотне знаменитого Пивза.
Перехватив недоуменный взгляд Гарри, Беллатриса Лестрейндж дерзко и насмешливо показала директору язык, на мгновение превратившись в привычную Беллу.
Что за безобразная комедия разыгрывается в гостиной Дурслей, Г. Дж. додумать не успел. Тетка отвернулась наконец от бесценного полотна и только сейчас заметила привалившегося к камину племянника.
— Ты еще здесь? — возмутилась она. — Насколько надо быть толстокожим, чтобы
— Где мои книги? — сердито спросил Гарри. Дурсли безжалостно подрывали его и без того хрупкий авторитет в глазах мадемуазель Лестрейндж. — Вообще, где все вещи?
— На чердаке, — фыркнула тетка. — Будь добр, оставь нас, в конце концов! И ты, дорогой мой Помпончик, — сказала она оценивающему винный букет Вернону. — У нас женский разговор. Тем более, сейчас придет миссис Вайеринг, большая поклонница творчества нашей ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ мадемуазель Лестрейндж.
Глаза Беллы полыхнули злым огоньком, но, может, Гарри это просто померещилось, как и плотоядный взгляд маленьких свиных глазок, брошенный дядей на гостью.
Поспешно развеяв некстати выплывшую перед мысленным взором картинку — дядя Вернон с затычкой в заднице в виде конского хвоста, трясущий жирами под хлестким кнутом амазонки Беллы, Г. Дж. Поттер покинул жаждущих уединения дам.
* * *
Дадли Дурсль, краснолицый и хмурый, с видом истерзанного непосильным трудом мученика, расчищал большой пластиковой лопатой снег с садовой дорожки.
— Жми сильнее, — не удержался от злорадства Гарри, направляясь к машине. — Кто так чистит!
Дадли разогнул спину, оперся на черенок лопаты и послал кузена в дальнее эротическое плавание.
— Я сказал дяде, что ты куришь как сапожник, — зло блеснул зубами Гарри. Открыв багажник, он извлек из него большой подарочный пакет и сунул под мышку.
— Не ври! — фыркнул Дадли, достаточно хорошо знающий кузена Поттера. — И к кому это ты зачастил? — не удержался от любопытства он. — Что, в Лондоне своих сучек мало? Или там ты никому не нужен?
Вместо ответа Гарри метко запустил в дорогого родственника грязным снежком.
* * *
Отважный победитель кузенов негромко постучал в почерневшую от старости дверь дома номер двадцать два по улице Примроуз. Дверь распахнулась почти сразу.
— Мистер Поттер, — всплеснула руками Барбара. — Ну надо же! Заходите скорей!
Не успел Гарри опомниться, как оказался за накрытым столом в гостиной Шпеерихи. Комната была более чем скромной, но вполне уютной. Даже вязаные салфеточки, коих оказалось в доме несметное множество, Г. Дж. не раздражали.
— Откажетесь — обижусь, — заявила Барбара и поставила перед гостем большую тарелку с непонятным угощением, которое гость принял за равиоли.
— Polskie pierogi ¹, — сказала пани Шпеер.
Боясь показаться бестактным, Гарри старался не глазеть на Джимми. Вопросы этикета не волновали маленького короля железного трона на колесиках — склонив на бок вихрастую русоволосую голову, мальчик таращил на гостя большие глаза с девчоночьими ресницами. Если бы не странный расфокусированный взгляд и невесть зачем сунутые в рот скрюченные пальцы, Гарри бы не побоялся назвать Джимми симпатичным.
Через пару минут мысль о его привлекательности развеялась, как дым. Придвинув поближе к столу
инвалидное кресло, пани Шпеер принялась кормить ребенка супом. Джимми хватался за ложку, выворачивая ее содержимое себе на колени, прикрытые полотенцем, булькал и фыркал, заливая супом терпеливую мать, размахивал скорченной рукой и мычал.Кусок польского «пьирога» застрял у Г. Дж. в горле.
— Он хочет сам есть, — Барбара вытерла мокрый подбородок Джимми краем полотенца. — Наверное, потому что на вас смотрит.
— Может, мне лучше выйти? — взволновался Гарри.
— Нет-нет, — торопливо сказала пани Шпеер. — Я его сейчас разверну, чтобы он вас не видел, тогда...
Она повернула кресло и уселась напротив ребенка с тарелкой в руке. Осознав коварство взрослых, Джимми обиженно завыл. Выбитая из рук матери ложка со звоном полетела на пол, забрызгав супом лицо Барбары.
— Хорошо-хорошо, — пани Шпеер быстро развернула Джимми лицом к Гарри. — Ты хочешь смотреть на мистера Поттера?
Стерев с лица следы супового буйства, Барбара сунула ребенку в руку «pierog». Джимми оценил материнскую понятливость и принялся довольно чавкать, не закрывая рта и не спуская глаз с гостя.
Гарри бросил взгляд на спокойное усталое лицо Шпеерихи, только сейчас начиная смутно догадываться, что такое уход за инвалидом. Вспомнив, как читал Барбаре мораль о вреде курения, Г. Дж. устыдился самого себя — судить эту женщину он не имел никакого права.
— Я привез Джимми игрушечное пианино, — сказал он вслух. — Наверное, это интереснее, чем музыкальный заяц.
— О-о, заяц! — горестно застонала Барбара и вдруг пискляво запела: — Мой милый малыш, дорого-ой, хочу подружиться с тобо-ой! Летом и зимой буду с тобо-ой! Извините, мистер Поттер, — пробормотала она. — Джимми меня извел этой песенкой.
— Ох, простите...Значит, не надо пианино? — огорчился Гарри. — Там ведь звуки разные. И громкость можно уменьшить, если что.
— Ну, попробуйте, — без энтузиазма сказала замученная поющим зайцем мать, покосившись на пакет с подарком.
— Держи, это тебе, — гость вложил в скрюченные руки мальчика игрушку. — Будешь музыку сочинять.
Джимми схватил инструмент, придавив пальцами сразу три клавиши.
Глаза цвета темной карамели округлились, став еще больше. Прищемив очередную клавишу, мальчик удивленно застыл, свесив голову на бок и прислушиваясь к затихающему звуку.
— Видишь, — обрадованно сказал Гарри. — Это лучше, чем заяц.
Г. Дж. едва успел подхватить игрушку, выскользнувшую из судорожно дернувшихся пальцев пианиста.
* * *
— Пани Шпеер, — гость неловко поерзал в кресле. — Извините, что спрашиваю такое, но... Помните, вы говорили, у вашего мужа рак? Выходит, он работал ради Джимми, и в эту историю с книгами ввязался ради Джимми... Если бы у него были деньги...
— Ой, о чем вы, Гарри, — безнадежно махнула рукой Барбара. — Знаете, что такое неоперабельный рак? Мы тут на птичьих правах, как иммигранты. Одно дело зуб бесплатно вырвать, но аденокарценому желудка лечить за спасибо никто не станет. Мы с Райнером не больно по врачам бегали. А потом, когда узнали... Уже поздно было, — нахмурилась она. — Онколог сказал, от трех месяцев до десяти, как повезет. Уже прошло девять. И... Райнер мне больше не пишет.