Шпион, которому изменила Родина

Яма действительно уже достигла размеров, позволяющих захоронить в ней не один десяток. Видны были уже только головы копающих. Эсэсовец с автоматом

на груди подгонял их. Затем он приблизился к краю ямы и, уперев приклад автомата в живот, дал короткую очередь. Из ямы раздались крики, потом стоны. К яме подошли офицеры Они вытащили пистолеты, и каждый всадил по пуле в тела на дне ямы. Смолкли и стоны Все было кончено

Санитары слегка присыпали землей тела убитых и стали стаскивать в ту же могилу умерших от ран Живых пока не тронули. Могила еще не была заполнена. Прозвучала новая команда. Заработали лопаты, и вскоре над братской могилой образовался невысокий холмик, аккуратно выровненный санитарами. Когда закончилась и эта работа, гусеничный бронетранспортер утрамбовал и сравнял свеженасыпанный холм с землей.

После этого на бронетранспортер взобрался офицер. Он обратился с речью к пленным, возвестив о том, что война, развязанная комиссарами и евреями, для них уже окончена, и скоро всех распустят по домам. Офицер еще что-то говорил об освобождении всей Европы от коммунизма, но его слова не доходили до моего сознания. Перед глазами стояла только что виденная расправа.

Закончилась речь нацистского оратора Пленных построили в шеренги по двадцать человек. Образовалась необозримая колонна. Раненые оставались на месте. Кто-то сказал:

— Ну все, ребята. Их уведут, а нас прикончат.

Но, видно, и на этот раз нам не суждено было умереть.

Тех, кому сделали перевязки, погрузили на повозки, и вся огромная людская масса неуклюже тронулась в путь, постепенно заполняя все неоглядное пространство.

Эту нескончаемую колонну повели по не паханным и паханным полям. Десятки и сотни тысяч ног так утрамбовали землю, что лошади везли свои нагруженные раненными повозки, словно по накатанному шляху Это чудовищное шествие обходило деревни и огибало перелески. Да и по ширине своей не могло вместиться оно ни в одну деревенскую улицу, ни в одну лесную просеку.

По бокам шли бронетранспортеры Между машинами шагали солдаты с автоматами в руках. В пути пристроили еще несколько колонн. К исходу дня общая длина колонны уже достигала нескольких километров.

Горестными взглядами местные жители провожал» нескончаемый поток пленных Выкрикивали фамилии — не отзовется ли кто из близких.

— Сколько ж вас, родимые! — услышал я женский голос. — Уже второй день мимо нас идете, а конца не видать!

Я собрался с силами, приподнялся и оглянулся назад. Наша телега в это время проходила вершину возвышенности. То, что увидел, трудно было себе представить и описать. Длина колонны вытянулась настолько, что не видно было ни начала, ни конца. И голова, и хвост колонны скрывались за горизонтом. Сколько же тут было нас?..

Я мысленно прикинул: в обозримом пространстве в обе стороны на длине примерно в 8 километров могло разместиться не менее 4 тысяч шеренг (даже при дистанции между движущимися шеренгами в 2 метра), или 4 000x20 = 80 000 человек. Примем это количество пленных за одну условную колонну длиной 8 километров. При средней скорости движения 4 километра в час, колонна пройдет мимо условной точки отсчета за 2 часа, а за день (8 часов) может пройти четыре таких колонны, или 4X80 000=320 000 человек за один только день! Не мог поверить… Решил посчитать по-другому.

Предположим, что шеренги проходят условную точку отсчета с интервалом в 1,5 секунды, за один час пройдет 2 400 шеренг, а за день 2 400X8=19 200 шеренг, или 19 200X20=384 000 пленных только за один день. А если за два дня? Да еще учесть: огромное число убитых «тяжелораненых? Мне трудно выговорить эту умопомрачительную цифру наших потерь всего в одной операции. Трудно поверить, в такое количество погубленных человеческих жизней в результате «неудачи наших войск под Харьковом», как скромно потом назовут эту, вероятно, самую ужасную и до сих пор скрываемую трагедию второй мировой войны. Приведенный здесь расчет построен на увиденном собственными глазами и подтвержден жителями, свидетелями этого бесславного зрелища. По тогдашней сводке Совинформбюро наши потери составили: 5 тысяч убитых и 70 тысяч «пропавших без вести», превратившиеся позднее, усилиями целой когорты военных историков и энциклопедистов, более чем через четверть века, в «наши общие потери» под Харьковом весной 1942 года в 250 тысяч человек!

Но как тогда объяснить, что именно на этом направлении немецкие войска всего за два последующих месяца совершили многосоткилометровый бросок до Сталинграда на Волге, с захватом огромной территории вплоть до Северного Кавказа?.. По данным немецкого командования, потери Красной Армии в Харьковской операции составили более 400 тысяч человек только пленными. Здесь надо принять во внимание, что это произошло не в первые месяцы войны. Уже была победа наших войск под Москвой (потери от которой тоже пора бы посчитать подобросовестнее и понаучнее — они, победные, будут не далеки от харьковских разгромных). Уже успешно прошли осенние и зимние наступательные частные операции на многих участках фронта. Стал очевидным провал гитлеровского блицкрига. Наметился некоторый перелом в нашу пользу. Скачок вермахта оказался возможным из-за огромной бреши в нашей обороне. Он действительно поставил под угрозу само существование нашего государства. Потерю почти миллионного войска со всем вооружением не так-то просто было восполнить. Только к концу 1942 года удалось заполнить эту гигантскую брешь и собрать силы для нового наступления.

Откуда же такая огромная цифра наших потерь? Ведь если верить опубликованным в советской и зарубежной литературе данным, в Харьковском наступлении участвовало всего 640 тысяч наших войск. Уже тогда, во время нахождения в разведгруппе фронта, мне стало известно, что в этой операции, помимо трех основных армий Юго-Западного фронта, будут участвовать и другие войсковые соединения, переброшенные с других фронтов или из резерва. Они были включены в состав основных трех армий. Это держалось в строжайшем секрете в целях дезинформации противника.

После провала наступления об этих частях нигде не упоминалось. Кроме того, наступление поддерживали части двух соседних фронтов.

Все это гигантское войско, вся эта трудноисчислимая масса людей, всего несколько дней тому назад представляла собой огромную силу. Ту силу, с помощью которой доблестное командование, во главе с удивительным маршалом Тимошенко, намеревалось «полностью и окончательно освободить от захватчиков ВСЮ УКРАИНУ!..» Вот какая это была сила.

Теперь плененные, без толики своей вины, они шли, униженные, уже отторгнутые и преданные анафеме Родиной, изнывая от жажды и голода. Жители близлежащих деревень выходили к колонне, но их не подпускали близко. Тех, кто пытался передать или перекинуть кусок хлеба, картофелину или протянуть кружку воды, отгоняли прикладами. Если кто-то пытался выйти из строя или приостанавливался, чтобы принять подаяние, тут же раздавался выстрел. Иногда как предупреждение, но чаще — без промаха, наповал.

Когда на пути встретился перелесок, двое из нашей колонны бросились в сторону. Пули настигли их раньше, чем они успели пробежать треть пути…

Время от времени выстрелы раздавались то впереди, то сзади, то совсем рядом. Убитых, на устрашение живым, не убирали.

Пленных гнали, не давая ни пить, ни есть. Только с наступлением сумерек раздалась команда остановиться. И сесть. Как подкошенные, валились на землю и тут же засыпали. Те, кого команда застала в сырой низине, спали в хлюпающей жиже. Сходить с места запрещалось.

Едва рассвело, пленных погнали дальше. Тех, кто не смог встать, конвоиры поднимали прикладами и коваными сапогами. Снова слышались короткие автоматные очереди и одиночные выстрелы. Палило солнце. Жажда становилась все нестерпимее.

Я увидел, как несколько человек, шедших за повозками, бросились пить еще не успевшую впитаться в грунт пенистую лошадиную мочу.

К вечеру третьего дня нас пригнали к месту назначения. Это была та самая окраина Харькова, где остановилось наше наступление. Огромная территория была огорожена колючей проволокой в два ряда и разделена на несколько загонов. В одном из них немцы установили три больших котла, вроде тех, в которых варят асфальт. Ведрами натаскали воду в котлы и развели под ними огонь. Из карабинов охрана пристрелила лошадей, на которых привезли раненых. Туши разрубили на куски и бросили в котлы. Вода начала закипать.