Шпионские игры
Шрифт:
До границы мы добрались примерно к двум часам ночи.
Около часа ночи Малинин смог выйти на связь с Шамабадом. Наливкин переговорил с дежурным по связи и сигнализации. Назвал кодовую фразу и, когда ее приняли, сообщил:
— Мы возвращаемся домой! Как слышно? Прием! Да! Очень хорошо! Встречайте нас, братцы!
После недолгих переговоров лично с Тараном мы продолжили свой путь. Когда до границы осталось несколько километров, Абади, гражданские и даже освобожденные солдаты последовали дальнейшим маршрутом с завязанными глазами.
Когда добрались
У моста-переправы через Пяндж нам просигнализировали зеленой ракетой, что можно двигаться дальше.
Когда зашли на мост, увидели в темноте, как усиленный наряд пограничников выдвинулся нам навстречу.
— Проходите по центру! Подсветите фонарями! — Раздался знакомый голос старшины Черепанова.
Забавно, но его голос всегда казался мне довольно неприятным. Черепанов имел определенную особенность говорить со всеми, кто младше по званию, надменно и с нотками не совсем уместного менторского тона. Прибегал он к нему и на службе, например в подобных нашей ситуациях. Прибег и в этот раз.
Никогда не думал, что буду так радоваться его голосу. И его тону тоже.
Мы подчинились. Спешились, повели лошадей под уздцы. Наливкин, шедший первым, стал подсвечивать себе путь следовым фонарем, направив его в землю. Звада, который шел последним, сделал то же самое.
Конвой из шести пограничников окружил нас. Каждый держал наготове автомат. А еще все они были моими друзьями.
Я узнал Алима Канджиева, Синицына, Рустама Сагдиева, Семипалова. А еще Васю Уткина.
Вместе с ними нас встречал старшина Черепанов.
И несмотря на то что мы многое вместе прошли, многое пережили, они смотрели на нас и «каскадовцев» сурово и сосредоточенно. Все мы понимали — пограничники исполняют свой долг. Действуют согласно уставу. Пусть и формально отчасти.
Нас подвели к КПП у моста. Черепанов принялся освещать каждого фонарем. Проверять документы. Сверяться со списком. Другие пограничники — обыскивать подпруги и уздечки лошадей.
— Саша? — спросил Черепанов сурово, когда осветил и мое лицо.
Луч света следового фонаря неприятно слепил глаза. Заставлял щуриться.
Взгляд Черепанова был колким и холодным. Но когда он рассмотрел меня в темноте, то выражение его глаз изменилось. Потеплело, что ли.
— Рад, что ты живой, — сказал он помягчавшим тоном. — Давай, проходи скорее. Досматривать не буду.
Так, одного за другим, нас переводили на советскую сторону.
Там уже ждали лично Таран и Пуганьков.
Последний занялся освобожденными солдатами.
— Номер части или соединения, имя командира? — задавал замполит им один и тот же вопрос. Слушал ответы. Записывал.
Абади же почти сразу заковали в наручники. Провели предварительный осмотр.
Таран, лично руководящий организационными мероприятиями по возвращению нашего отряда, разделил всех на группы — «каскадовцев» с погранцами в одну, гражданских в другую, освобожденных солдат в третью. К Абади и Искандарову и вовсе было особое отношение. Именно их первыми увезла «Шишига».
Потом машина вернулась за нами. Дальше был черед солдат и наконец гражданских.
К
Шамабаду мы ехали в молчании. Просто тряслись в кузове «Шишиги» и ждали, когда увидим знакомые ворота Шамабада.Казалось, никто даже и не думал о том, чтобы проронить хоть слово. А еще казалось, что только сейчас все по-настоящему почувствовали, как вымотались за эти несколько суток.
Абади завели в небольшое темное помещение.
В темноте он не сразу понял, куда именно его привели. Только сухой воздух и запах смолистой древесины дали ему понять, что возможно это какая-то баня. Да и судя по лавкам, что были тут, у стен, это была именно она.
Абади едва держался. Желудок нестерпимо ныл. Саид то и дело чувствовал спазмы боли, которые уже невозможно было скрывать от окружающих.
Тем не менее советских пограничников, казалось, мало интересовало его самочувствие. Или по крайней мере они делали вид, что не интересуются им.
Еще до прибытия на заставу Абади заковали в наручники и провели предварительный досмотр.
После того как его завели в баню и включили там тускловатый желтый свет — раздели догола и забрали одежду.
Молодой, но кряжистый и широкоплечий офицер с волевой челюстью и маленькими внимательными глазами досматривал его лично.
Под тускловатым светом лампочки предбанника он, как Абади понял, начальник заставы в звании старшего лейтенанта, осмотрел тело пакистанского шпиона. Искал он старые и новые шрамы. Татуировки. Любые особые приметы. Второй — сухощавый и горбоносый прапорщик фиксировал слова своего начальника, делая записи о состоянии Абади в блокноте.
— На русском говоришь? — спросил начальник заставы холодным тоном.
— Да. Чуть-чуть говорю, — признался Абади без колебаний. А потом снова поморщился от боли.
Саида скрутил очередной спазм. Не отнимая рук от промежности, он согнулся, стараясь его перетерпеть.
Старший лейтенант терпеливо ждал, пока Саида отпустит. Конвоиры — вооруженные пограничники, стояли у входа в баню с каменными лицами.
— Неважно выглядишь, — проговорил начальник заставы строго. — Контузии? Переломы?
— Скорее… Скорее пищевое отравление. И еще обезвоживание…
Старший лейтенант смерил Абади взглядом. Помолчав немного, приказал:
— Два шага назад. Руки за голову и обернуться.
Абади с трудом исполнил приказ.
Дальше начальник заставы приказал ему зайти в парную. Абади подчинился и тут.
— Сейчас получишь одежду, — сказал старший лейтенант перед тем, как закрыть двери парной.
— Разрешите попросить еще кое-что… — Держась за живот, а второй рукой прикрывая пах, робко спросил Абади.
— Попросить чего?
— Воды. Желательно кипяченой и теплой. У меня сильное обезвоживание. По пути сюда мы экономили воду.
Начальник заставы поджал губы. Сузил глаза. Видимо, задумался. Потом вдруг приказал одному из пограничников:
— Алим.
— Я.
— Принеси кипяченой воды.
— Есть.
Абади не видел, как пограничник вышел из бани. Только слышал, как скрипнула и захлопнулась входная дверь.
— Сиди тихо и не безобразничай, — строго сказал Саиду начальник заставы.