Шпионские игры

Потом Карим закричал вниз на русском:

— Ата! Тут русские! Русские пограничники! Они тебе помогут! Вынут оттуда!

— А-а-а-а-а! — снова прохрипели снизу.

— Отец у меня у-у-у, — Карим развёл в стороны локтями. — Большой. Но по горам ходит, как молодой козлик. Одному мне не справиться. Не поднять. У него нога сломанная. Надо, чтоб двое хотя бы пошли.

— Давайте я, — сказал я, мимолётно глянув на Карима, — я лёгкий. Меня на верёвке сподручнее спускать.

Мартынов кивнул. Добавил:

— Пусть Канджиев с тобой. Он у нас парень миниатюрный.

Алим расширил глаза.

— Так я упасть боюсь, — сказал он несколько удивлённо.

— А чего ж в горы суёшься? — рассмеялся Мартынов. — Раз уж высоты боишься?

— Э нет, — Канджиев отрицательно помотал головой. — Я не высоты боюсь. Упасть боюсь. А сегодня…

Канджиев поднял взгляд к серому, окутанному туманом небу, потом осмотрел всё вокруг, тоже спрятанное в сером мареве.

— Сегодня на Границе туман. Туман — недоброе дело.

— Ну опять он за своё, — вздохнул Канджиев флегматично.

— Туман, — напористо глянул на Канджиева Алим, — туман — плохой знак. Граница предостерегает.

— От чего предостерегает? — спросил я.

— Предостерегает, — Канджиев поправил на плече автомат, — от того, что обмануть могут.

Я тут же глянул на Карима. Мы с горцем успели встретиться взглядами, но потом он торопливо спрятал глаза. Уставился вниз. В туман, что царил на дне расщелины.

— Держишься? — крикнул мне Уткин, схватившийся за верёвку.

Второй её конец закрепили на камне, лежащем у тропы, но Вася всё равно держал её над землёй, чтоб о камни не перетёрлась.

Я, Алим и Карим спускались по ней ко дну расщелины.

Расщелина с этой стороны оказалась не отвесной. Здесь была сыпучая, глинистая почва с вкраплениями мелких камешков. Видимо, старый Айдарбек потому и выжил, что не упал, а свалился по ней, оказавшись внизу.

Нам пришлось спуститься, навскидку, метров семь вниз. Может, больше. А потом мы достигли дна.

Расщелина оказалась неглубокой. На дне её была мягкая и небольшая площадка грунта, поросшая ковром низенькой зелёной травки.

Хотя края этой площадки я и не видел, но подозревал — стоило пройти пару десятков метров, и наткнёшься на обрыв, скрытый в тумане.

Ходить здесь, внизу, нужно было аккуратно. И смотреть, куда ступаешь.

— Ата! — тут же отпустил свою верёвку Карим и бросился куда-то в туман.

Я предусмотрительно перевесил автомат из-за спины на грудь. Алим, пронаблюдав за мной, сделал то же самое.

Вместе мы шагнули в туман.

Когда прошли несколько метров, увидели, как Карим сидел на корточках рядом с мужчиной, полулежавшим у камня.

Старик по имени Айдарбек опёрся спиной о большой валун, вросший в противоположную, отвесную стену расщелины.

Старый горец поджал правую ногу. Вторую он выпрямил. Положил её на бедро левой рукой.

На грубом, изрезанном морщинами лице Айдарбека застыла маска боли. Он щурил и без того узкие глаза. Кривил большие губы, показывая нам крупные желтоватые зубы.

Одет он был в старый волчий чапан, поверх плотной куртки, утеплённые штаны и кожаные сапоги с крепкими, подбитыми подошвами. На широком ремне старик носил охотничий нож в мягких кожаных ножнах.

— Ата, — проговорил Карим, снимая с пояса армейскую фляжку. — Воды?

Старик покивал. Принял её. Отпил несколько глотков.

Я внимательно рассматривал обоих — отца и сына. Странно, но они были совершенно непохожи. Если Айдарбек обладал типично киргизским кругловатым и плоским лицом с маленьким носом, то Карим походил на пуштуна. Походил и формой лица, и более светлым цветом кожи.

— Видите? Нога, — сказал, обращаясь к нам, Карим.

— Дядь, — я опустился рядом с Айдарбеком, — на русском говорите?

Старик сжал губы, сглотнул, потом глянул на меня своими маленькими, орехового цвета глазами. Помедлив, он покивал.

— Да, — хриплым, низким голосом сказал Айдарбек, — говорю.

— Хорошо, — я глянул на Карима.

Мне показалось, что глаза его блеснули холодом и подозрительностью. Однако в следующий момент взгляд его превратился во взгляд едва ли не наивного простака.

— Где болит? — спросил я старика, украдкой наблюдая за реакцией Карима.

— Тут, — прохрипел Айдарбек, — нога.

Он погладил себя по бедру.

— Дай-ка.

Я взялся ему за голень.

— Тут болит?

— Нет.

— Тут?

— М-м-м-м… Да…

Мы с Алимом переглянулись.

— Берцовая, — заключил я. — Видимо, и правда перелом. Шишка тут какая-то. Но так не скажешь. Я ж всё ж не медик.

— Ну… Ну хоть не открытый, — пробурчал Алим задумчиво. — Нету крови.

— Карим, — я подлез под правый бок Айдарбеку, — помоги его поднять. Будем вытаскивать.

Карим нырнул ему под левую руку, и вместе мы помогли старику подняться. Тот кривился от боли, но не издал ни единого стона.

Так мы и повели Айдарбека к верёвке. Там мы обвязали старика, и пограничники сверху принялись тянуть его со дна впадины. Старик не кряхтел. Он мастерски помогал себе руками, умудряясь при этом оберегать сломанную ногу от соприкосновения со стеной.

Алим бросил взгляд вверх, к небу. Сквозь туман можно было разглядеть серый, неяркий диск солнца.

— Мы должны уже быть на следующей стоянке, — проговорил Алим. — На связь с заставой попробовать выйти. Саша, который час?

Я глянул на часы. Нахмурился. Потом быстро достал компас и открыл его. Посмотрел на стрелку.

Как по расписанию, она дёрнулась. Но на этот раз не едва заметно, как на Шамабаде. Даже не на четверть окружности, как тут, в горах. Она дёрнулась наполовину и обратилась точно на юг.

Я обернулся.

Стрелка указала на Карима, стоявшего за спиной у нас с Канджиевым и холодно наблюдавшего за каждым нашим движением.