Штопальщик времени

Все дружно зааплодировали.

Настала очередь рассказчицы из Москвы.

Она выступила вперёд, посмотрела в окно, на ветку цветущего персика и сказала с чувством: «Минас Аветисян. Роберт Элибекян. Джотто Григорян». И закрыла глаза, кажется, потеряла сознание.

– Воды, – вскочил студент из первого ряда. – Ей плохо.

Гостья снова открыла глаза и внятно произнесла: «Мартирос Сарьян. Акоп Акопян. Эчмиадзин». Глаза её снова закрылись.

– Дайте же воды! – закричал студент из первого ряда.

Воды поблизости не оказалось. Но другой студент, более находчивый, чем первый, протянул руку в окно, сорвал ветку цветущего персика и преподнёс гостье. Та тут же открыла глаза, поблагодарила улыбкой, прошептала:

– Где я? В Армении? Тогда я прочту рассказ о вашей замечательной поэтессе!

И она с улыбкой, не потеряв сознания ни на секунду, прочла рассказ о присутствующей здесь поэтессе.

Поэтесса поднялась, приветственно помахала всем рукой, сказала несколько прочувствованных строк об Анне Ахматовой, когда-то переводившей её стихи. Молодо улыбнувшись, села на место.

Все дружно похлопали, все были рады, что любимая поэтесса находится среди них, такая же обаятельная, искренняя, талантливая и прекрасно выглядит, несмотря на свои семьдесят с лишним лет.

Наконец взоры присутствующих обратились к последнему из московских гостей, он ожидал выступления с гитарой в руке.

Он встал, тряхнул длинными белокурыми волосами, сверкнул бледно-голубыми, как московское небо, глазами и запел взволнованно и страстно о Весне, Любви, Красоте.

Лица присутствующих озарились улыбками. Краски жизни явственно заиграли на них. Девушки широко раскрывали глаза, краснели, прикладывали ладони к пунцовым щекам, преподавательницы вздыхали, мечтательно смотрели в окна, на ветки цветущего персика, юноши хмурили мужественные брови, двигали желваками, скрежетали зубами.

Бард пел всё громче, всё взволнованнее. Он подпрыгивал, метался по сцене, его русская душа рвалась и пела, устремлялась навстречу слушателям, и они были готовы вскочить с места и побежать к нему, заключить его в объятия.

– Москва! – пел артист. – Московское небо, московские дворики!

– МХАТ. Ефремов. Смоктуновский, – шепнул кто-то из слушателей.

– Москва, Площадь Маяковского. Я там пять лет учился, – шепнул другой слушатель.

– Хочу я быть с любимой рядом! – озорно, весело запел артист, – а с нелюбимой не хочу!

Зал взорвался аплодисментами.

– Представляешь! – вскочил с места, обнял друга студент-первокурсник. – Он поёт: «Хочу я быть с любимой рядом, а с нелюбимой не хочу!» Не хочет! Молодец!

– Молодец! – завопил его друг.

– Москва – Ереван! – закричали во дворе.

Проректор Гаянэ Хачатуровна встала и закрыла окно.

– Про Арбат спойте, про Арбат можете? – закричала похожая на армянскую царевну девушка с золотым ожерельем на шее и глазами, как синие сапфиры.

– Ах, Арбат, мой Арбат, ты моё отечество, – сходу включился певец.

Все в зале запели вместе с ним. Температура за окном и внутри аудитории поднималась всё выше.

– А как здоровье Булата Шалвовича? – спросил кто-то из зала.

– Ничего, неплохо, – улыбнулся артист, припоминая, когда он в последний раз видел Булата Окуджаву на экране телевизора.

– А Большой театр работает? – спросил кто-то из зала.

– Работает.

– А Вахтанговский театр работает?

– Работает.

– А МХАТа теперь два, что ли?

– Два.

– И Театров на Таганке два?

– Два.

– А электричество в Москве есть? – вдруг спросил кто-то.

В зале наступила тишина. Московские гости переглянулись.

– Электричество в Москве есть? – переспросил тот же напряжённый голос.

– Электричество в Москве есть, – медленно ответил артист.

– Всё время есть?

– Всё время есть.

– И газ есть?

– И газ есть.

– И горячая вода?

– Да.

Наступила тишина. Стало слышно, как во дворе кто-то свистит. Проректор Гаянэ Хачатуровна решительно поднялась с места:

– А теперь, товарищи, поблагодарим наших московских гостей за огромное удовольствие, которое…

Аудитория, хоть и не сразу, но зааплодировала.

К артисту из МХАТа подбежали студентки: «Можно ваш автограф?»

Артист добросовестно стал подписывать автографы.

Анаит ласково смотрела на своих московских друзей.

К ней подошла Гаянэ Хачатуровна: «Правильно сделали, Анаит Сергеевна, что пригласили этих людей. Общение для нас – жизненная необходимость!»

– В следующую группу думаю включить Олега Янковского, Рому Балаяна, Данелия, Нани Брегвадзе, – сказала Анаит.

– Очень хорошо, – закивала Гаянэ Хачатуровна.

Затем гостей провели в маленькую комнату, в кабинет проректора, усадили за журнальный столик, на котором торжественно возвышалась бутылка армянского коньяка.

– Может, сначала кофе? – светски улыбаясь, спросила хозяйка кабинета. – Аревик, вскипяти кофе!

Девушка с нежным румянцем на щеках, с вьющейся копной волос до талии и с серебряным обручем на голове виновато улыбнулась: «Керосина нет, Гаянэ Хачатуровна».

– Так вскипятите без керосина, – сказала Гаянэ Хачатуровна. – Софи, Шушан, помогите Аревик.

Аревик и ещё две девушки подошли к чайнику, стоящему на керогазе, прижали ладони к стенкам чайника, через десять минут он закипел. Насыпали кофе в маленькие синие чашечки, залили кипятком, подали гостям.

– Какой аромат! – похвалил критик из «Дружбы народов» – Давно не пил такого замечательного кофе!

Обозреватель из «Нового мира» выпил чашечку одним глотком, осторожно поставил её на столик, сказал, благодушно улыбаясь: «А какие потрясающие картины видели мы в музее Сарьяна! Копии с картин у вас не делают?»

– Копии? – переспросила Гаянэ Хачатуровна.

Подумала немного и сказала: «Где Вардгес?»

Кто-то из преподавателей привёл из коридора веснушчатого студента, жующего что-то.

– Вардгес, на завтра освобождаю тебя от занятий, сделаешь копию с картины Сарьяна, – сказала ему Гаянэ Хачатуровна.

– Какая картина вам больше понравилась? – обернулась она к новомировцу.

– «Константинопольские собаки», – ответил тот растерянно.

– Вардгес, сделаешь копию «Константинопольских собак», – сказала Гаянэ Хачатуровна.