Штрафная мразь

Васильев побледнел и сглотнул слюну. Торчащий кадык на его шее судорожно дернулся.

– Если артиллерия поработает, то может быть, и возьмем,– сказал он.

– Наступаем без артподготовки!- Жёстко сказал Половков.- На это и расчёт. Немцы перед рассветом сонные, атаки не ждут. Расчёт на внезапность.

– Не на внезапность, а на хапок.- Пробубнил Васильев и мрачно предрёк.

– Попомните моё слово. Положат нас завтра всех. В штабе, как всегда экономят на снарядах, рассчитывая штрафниками заткнуть очередную жопу! А нам рассказывают про внезапность! Дай Бог если повезёт и утром опустится туман.

Это уже было чересчур. Споры с подчинёнными не входили в планы командира роты. Такие разговоры не способствовали поднятию дисциплины и капитан сказал с твердостью:

– Попрошу воздержаться от дискуссий! Приказ надо выполнить. Любой ценой.

– Ну вот завтра мы за ценой и не постоим! Заплатим по полной– Не унимался Васильев. – Натанцуемся и наплачемся!

Ротный хлопнул ладонью по столу. Все разом притихли, стало тихо. Половков вынул из кармана часы. Коротко, зло, пресекая любые возражения объявил:

– Так, все! Диспута не будет. На войне у каждого свой приказ, свой рубеж, свои зона и мера ответственности.

Щёлкнул крышкой часов.

– Сверим часы. Без трёх минут девять. Идите к своим взводам. Ждите дополнительных указаний.

* * *

Медленно отступала ночь. Над израненным полем рассеивался предрассветный туман.

В траншее было полно людей. Штрафники молча стояли группами, подняв воротники мешковатых шинелей и отвернувшись от холодного ветра. Люди в насунутых на пилотки касках, сидели на корточках, нянча винтовки в руках. Прижимались друг к другу, стараясь согреться. В темноте светились красные точки самокруток.

Капитан Половков в эту ночь так и не прилег. Вместе со старшиной обходил взводы, проверял наличие боекомплекта и снаряжение. Ротный узнавал знакомые лица, кому-то ободряюще кивал. Отдавал распоряжения:

– Клепиков, пулемёт возьмёшь!

Клёпа тут же метнул из рукава в рукав колоду.

– Обижаете, товарищ капитан. Он всегда со мной!

Половков матюкнулся.

– Вот дал господь бойцов, мля! Одни карты на уме. Отставить пулемёт. Винтовку возьми! Увижу, что в бою менжанулся, уничтожу как класс. Не посмотрю, что вор!

Повернулся к крепкому низкорослому сержанту с рябоватым лицом

– Шабанов, на пулемёт!

– Есть, товарищ капитан!

– Гулыга, держись рядом со своим архаровцами. Отвечаешь персонально за каждого. Спрошу с тебя!

– Без базара, командир!

– Шматко, застегните подсумок. Потеряете патроны!

Половков шёл дальше.

– Всем проверить оружие.- Солдаты расступались, и ему казалось, что вот оно фронтовое братство и совсем не важно, что он офицер, а они штрафники. Главное было в том, что они верили ему и готовы были за ним идти на смерть. Ощущение предстоящего боя, запах опасности и возможной смерти будоражили кровь и пьянили.

Взводный Васильев бережно, аккуратными затяжками добивал папиросу и говорил Голубенко:

– Ты не ссы, Саня, что кругом штрафники. Это у нас Мотовилов любит нагнать жути, мол- золотая рота, мрази, клейма ставить на них негде!

Васильев закашлялся, сплюнул на землю жёлтую тягучую слюну.

– Да! У нас каждой твари по паре! Есть власовцы, дезертиры, сволочи! Но в основном попавшие по собственной дурости. Крали, чтобы выпить, а потом по пьянке на баб лезли. А в бою если надо будет и огоньком поддержат и своим телом от пули закроют.

Голубенко, беря пример с опытного Васильева, снял шинель. На нём солдатская телогрейка, туго перетянутая кожаным офицерским ремнём. Ремень, предмет его особой гордости, генеральский. На пряжке вместо звезды герб СССР.

Васильев знает, что это подарок его родного дяди. Он командует соседней дивизией, но Голубенко под его крылышком не спрятался.

На поясе у него кроме кобуры с ТТ, саперная лопатка, пара гранат, подсумок с патронами, запасной диск для автомата, четыре гранаты РГД, похожие на пузатые банки со сгущенкой. За пазухой пара круглых дисков к ППШ. Еще по рожковому магазину в голенище каждого сапога. За спиной автомат.

У штрафников кроме винтовок и трофейных автоматов на ремнях ножи. Они имеются даже у тех, кто недавно прибыл с пополнением. Это, что-то вроде визитной карточки штрафника, его знака отличия.

Вообще зэки, они везде зэки. Они умудрялись доставать ножи и мастерить их из каких-то железок. И рукояти делали не простые, а наборные, в три цвета – белый, черный и серый. Из чего? Кто его знает.

Голубенко было не по себе. Это его первый бой. Конечно же страшно. Страшно даже не умереть, а струсить, опозориться в бою.

Немцы, похоже, чувствовали себя в безопасности. С определённым интервалом пускали осветительные ракеты.

К утру ракеты взлетали уже реже, а потом и вовсе перестали чиркать небо. И сразу всё потонуло в стылой мгле. Только лишь небо сияло над этой морозной мглой, подсвеченной холодным сиянием Млечного Пути. В тёмном небе светились далёкие, холодные звёзды. Далёкий нереальный мир в котором нет никакой войны. Идиллию нарушал лишь немецкий пулемет, который периодически лупил длинными злыми очередями.

В уши лез голос Васильева.

– Но боже тебя упаси, кого беспричинно ударить. Люди попадаются всякие. Один стерпит, а другой в спину шмальнёт. Им терять нечего, что так погибель, что так смертушка... Так, что если ты кого и наказываешь, то за дело! Понял меня?

В этот момент впереди взмыла осветительная ракета, ее трепетный неровный отсвет прошелся по лицам бойцов, которые с пугливой осторожностью сжались в окопе.

Ракета погасла, колыхавшийся в вышине сумрак сменился плотной ночной темнотой.

Лученков присел рядом с Гулыгой, уперев локти в колени и опираясь спиной на стенку окопа. Клёпа опустился напротив них на корточки.— по-арестантски. Какое-то время молчали. Потом Клёпа закурил и выдохнул вместе с дымом:

– Ну будет сегодня шухер!
– Толкнул Лученкова, сунул ему в руку дымящийся окурок.

Приползли разведчики. Они ловко соскочили с бруствера, протиснулись между бойцов и пролезли в землянку командирскую землянку.

Там уже находилось всё командование роты, командиры взводов, офицеры- агитаторы. Было влажно от мокрых шинелей, темно, тесно. Несколько фигур в шинелях загораживали стол, за которым сидел капитан Половков. Заслышав шаги разведчиков, Половков поднял голову, нетерпеливо сказал: