Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

XXIII

Дно противотанкового рва заполнено водой. В ней барахтаются схватившиеся насмерть враги, топят, душат друг друга, не давая противнику ни малейшей пощады. Младший лейтенант Воронов в правой руке сжимает длинный охотничий нож, которым дырявит здоровенного унтер-офицера в пятнистой эсэсовской куртке.

Эсэсовец, только что раненный ударом лезвия в печень, лежит на спине, погрузившись затылком в мокрую жижу. Он кричит, совсем беспомощно закрываясь от ударов ножа голыми ладонями. Лезвие дырявит ладони фашиста, кромсает кожу, отделяя мясо от костей, а потом прорывается дальше, вонзаясь в до предела напрягшееся от крика горло.

Вот он, с пробитой насквозь шеей, копошится в конвульсиях, разбрызгивая грязную жижу в стороны, а Воронов, перехватывая трофейный автомат, шагает по дну по колено в воде, короткими очередями сбивая возникающих у кромки фашистов.

Враги наседают. Немцы во что бы то ни стало стремятся выбить из рва непрошеных гостей. Несколько групп эсэсовцев атакуют с обоих флангов и по фронту, со стороны Рейхстага. Кажется, будто они вырастают из-под земли.

Сразу несколько человек вот так, ниоткуда, возникли возле бронеколпака и тут же с автоматами наперевес бросились на штрафников. Ситуация становится критической. Фашистов слишком много, и возникает угроза, что бойцов Аникина возьмут в кольцо, и тогда всем крышка, их попросту перестреляют во рву.

Андрей дает команду отступать. Кокошилов с трофейным «МГ» прикрывает отход своих товарищей. Он установил пулемет на сошки прямо на насыпь и сдерживает фрицев, толпой напирающих со стороны бронеколпака. Во время боя внутри рва Безбородько притаскивает откуда-то две коробки с запасными пулеметными лентами к «МГ», а также несколько оборонительных гранат.

Остальные бойцы спешно пополняют свои запасы магазинов к «шмайсерам» и гранат, собирая их у убитых и раненых немцев. Кто-то отстегивает поясной ремень поверженного противника целиком, с нанизанными на него подсумками, флягой и сумкой для провизии.

Штрафники, подчиняясь приказу Аникина, отходят, но Безбородько, как и положено второму номеру пулеметного расчета, остается со своим старшим, Кокошиловым, который ловит веером своих очередей фигурки перебегающих и постепенно приближающихся от бронеколпака ко рву фашистов.

Этот огонь позволяет первому взводу штрафной роты отойти метров на пятьдесят и залечь в нескольких глубоких воронках, оставленных разорвавшимися здесь крупнокалиберными снарядами 150– и 200-миллиметровых гаубиц.

XXIV

Непрерывный лязгающий стук пулемета разносится еще несколько минут, до тех пор пока ствол не разогревается настолько, что ход пулеметной ленты переклинивает. Кокошилов с матерной руганью вправляет скособочившийся патрон, а в это время Безбородько вынимает из вещмешка запасной, густо смазанный ствол к «МГ».

Оказывается, что в немецком пулеметном гнезде, подавленном беглым артиллерийским огнем, боец поживился не только запасом лент. Кокошилов тут же снимает раскаленный ствол и присоединяет новый.

Немцы, воспользовавшись заминкой в стрельбе русского пулеметчика, стремительно сократили расстояние до огневой точки Кокошилова. Пока первый номер возится со стволом, Безбородько пускает в ход оборонительные гранаты. Они летят в набегающих гитлеровцев одна за другой и рвутся в ногах противника. Сразу несколько немцев падают на землю, корчась от боли. Взрывы разносят осколки далеко вокруг, свистя над головами пулеметчиков-штрафников.

– Отходим! Отходим!.. – кричит Кокошилов своему второму номеру.

Он вскидывает пулемет к животу и посылает по широкому сектору в сторону фашистов свежую очередь. Одновременно он вскакивает на ноги почти в полный рост и, пятясь, вскарабкивается по склону рва. Безбородько делает несколько шагов следом, но падает на измазанный мокрой глиной склон. Кокошилов сбегает к нему и подхватывает левой рукой, подтягивая к себе.

– Ах ты, незадача… – с досадой приговаривает Кокошилов, поднимая парнишку все выше.

Тот пытается ухватиться правой рукой за плечо своего старшего. Левой он держится за грудь. Сквозь пальцы ладони сочится темно-красная кровь. Она, словно вода из родника, туго льется из глубокой раны, проделанной в груди осколком гранаты.

– Потерпи, браток, потерпи… Ах ты, незадача какая… – причитает Кокошилов, подтягивая раненого прочь из рва.

Из ближайшей к пулеметчикам воронки на помощь к им бросаются Капустин и Чаплыгин. Они подхватывают задыхающегося Безбородько и, держа под мышки с обеих сторон, волокут в укрытие.

Сзади, пятясь почти бегом, в сторону врага посылает короткие очереди Кокошилов.

Парня втаскивают в воронку, из которой по немцам ведут огонь Аникин и боец из отделения Латаного, один из новичков, фамилию которого Андрей никак не может вспомнить.

Безбородько уже не дышит. Его окровавленная рука так и застыла, прижатая к развороченной осколком груди. Кокошилов, бросая пулемет на дно воронки, склоняется над погибшим. Он молчит несколько секунд, и взгляд его стекленеет, делаясь отсутствующим, но потом вдруг резко словно включается.

– Гады… гады… гады… – как заведенный повторяет Кокошилов.

Он подхватывает пулемет с земли и, выставив его на сошках на край воронки, начинает опустошать длинную, только что начатую пулеметную ленту. Все это время он что-то приговаривает, но из-за оглушительного грохота, издаваемого пулеметом, ничего нельзя разобрать.

XXV

Позиционная перестрелка между отбившими ров гитлеровцами и штрафниками, которые залегли в воронках в виду здания МВД, продолжалась еще около часа. Начало светать. Все это время с момента начала вылазки пролетело для Аникина, как несколько минут. Немцы не давали ни минуты передышки, стремясь во что бы то ни стало выкурить штрафников с площади.

Израсходовав патроны в своем ППШ, Андрей отыскал в вещмешке запасной барабан. Заправленный под завязку, он увесисто ощущался в ладони по сравнению с опустевшим, израсходованным, который Андрей только что вынул из автомата.

– Товарищ командир… – вдруг окликнул его залегший рядом Чаплыгин.

– Чего тебе? – отозвался Аникин, прищелкивая барабан и перезаряжая затвор.

– Слышите? – затаив дыхание, спросил боец.

– Чего я должен слышать?.. – переспросил Аникин.

Развернувшись на живот, подгребая ногами, Андрей на локтях осторожно подобрался к краю воронки. Действительно, что-то неуловимо изменилось в той каше звуков, к которой слух уже успел привыкнуть. Так же тарахтели пулеметы справа, в районе Кроль-оперы. В сквере, огибающем правое крыло здания Кроль-оперы, продолжался упорный бой второго и третьего взводов штрафной роты с подразделениями эсэсовцев, которые ни за что не желали пускать штрафников на Кениг-плац. По-прежнему доносились звуки боя и орудийная канонада из-за спины – со стороны моста Мольтке, где артиллеристы держали оборону, отбивая очередную контратаку гитлеровцев вдоль набережной Шпрее.