Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

Андрей не мог поверить в то, что начало форсирования прошло так гладко. Взвод уже практически в полном составе качался на шатких бревнах, а фашисты до сих пор еще не обнаружили, что штрафники начали форсирование реки.

Ноги едва удерживались на скользких, мокрых бревнах, которые ходили ходуном в проволочной стяжке. Река точно остановилась, едва-едва давая ход толще своей непроглядно-черной воды. Туман, рваными клубами тянувшийся по гладкому зеркалу, словно удерживал воду своими липкими, влажными щупальцами.

Бойцы, старясь не производить много шума, подгребали заранее заготовленными широкими кусками досок, спинками стульев и прочими веслообразными предметами. Плеск раздавался отовсюду. Темно-красная гранитная стена отвесного берега постепенно погрузилась в клочья тумана, а впереди и с боков проступали неясные силуэты гребущих штрафников.

Слева, над головой, вдруг вспыхнуло ярко-оранжевое облако огня. Прогремел взрыв, и следом туманное облако пронзили светящиеся пунктиры трассирующих пуль. Еще несколько взрывов ухнули впереди, и в свете их ярких огневых вспышек Андрею показалось, что он как будто увидел едва наметившиеся контуры противоположного берега.

А где же мост? Неужели они проскочили под ним, так и не заметив его в густом тумане? В тот самый миг, когда тревога захлестнула Аникина, из клубящегося облака сырости прямо на него слева надвинулись низкие, давящие своды темно-багровой громады, которая оказалась широкой опорой моста.

Она приближалась достаточно быстро. Значит, замедленность течения – кажущаяся, это уловка змееподобной, коварной реки, которая заодно с врагом и только и ждет момента, чтобы ужалить исподтишка.

По команде Аникина, которую по цепочке передали от плота к плоту, стали грести сильнее, выправляя свои плавсредства параллельно мосту, вдоль его опор.

III

Грохот над головами бойцов усиливался. На мосту шла ожесточенная перестрелка с применением стрелкового оружия и артиллерии. Орудия били с северного берега по южному, оттуда отвечали залпы малокалиберных пушек, треск автоматов и винтовок, оглушительный стук пулеметов, «фаустпатроны» и редкие минометные выстрелы. Один за другим прогремели несколько мощных взрывов, в которых угадывалась работа немецкой зенитки, установленной возле Кроль-оперы.

Вот плот, на котором балансировали Аникин, Липатов и Бабаев, оставил позади тяжелую сводчатую опору моста. Снизу каменный арочный полусвод багровел, зловеще набухая красным в свете набирающего силу дневного света.

Внезапно взгляд Аникина отреагировал на какое-то шевеление впереди, возле статуи, нависавшей над водой в качестве обрамляющего украшения. Вспышка автоматной очереди озаряет это неясное шевеление. Истошные крики на немецком языке сопровождают этот треск. Ему отвечают снизу, с реки. Наверняка кто-то из штрафников. Тут же, словно по команде, еще несколько факелочков автоматного огня вспыхивают на боку пролета моста. Глухой стон и тяжелый плеск разносится по затянутой туманом глади воды.

– Гады! Петруху убили! – оглашает реку крик вслед за плеском, и басовитая очередь, в авторе которой угадывается ППШ, полощет каменные своды опоры и пролета.

Над рекой гулко звенят пули, выщелкивающие по гранитным бокам и барельефам моста. Оттуда с криками и стонами, словно кули, с тяжелым плеском плюхаются в воду человеческие тела. С южного берега тут же начинает работать пулемет. Он водит очередями на ощупь, а точнее, на звук, вспарывая черную гладь воды. Вражеская зенитка не унимается, продолжая обстреливать мост. Один из снарядов взрывается у самого края каменных перил, и в воду вместе с осколками зенитного снаряда смертоносным градом летят гранитная крошка и каменные осколки.

Вот в рваных клочьях тумана, которые становятся все более прореженными и прозрачными, тяжело просвистывают пули. Очередь перемещается вправо от плота, на котором присели Аникин и его товарищи. Оттуда доносится полустон-полукрик. Он, а потом тяжелый плеск рухнувшего в воду тела слышится совсем рядом.

– Скорее, туда!.. – командует Андрей, и Фарзи с Липатовым начинают грести на звук.

Через пару метров они наталкиваются на плот. Он пуст. Вдруг Фарзи вскрикивает, показывает рукой на правый край плота. Теперь и Аникин видит ладонь, вцепившуюся в самый край бревна. Рука уходит под воду, и ладонь белая как мел. Аникин и Липатов еще не успевают ничего предпринять, а Ферзь, словно кошка, вдруг перепрыгивает туда, на пустой плот. Ему чудом удается удержаться на ногах, и он тут же, наклонившись, подхватывает ладонь, уже разжавшую пальцы.

Бабаев медленно, с усилием втаскивает на раскачивающийся плот бойца. Это Тютин. Он ранен в грудь и в левую руку, но дышит. Первым делом он выдавливает из себя воду – много воды, а потом откашливается и вслух выстраивает трехэтажное матерное выражение. Его ноги по самые сапоги болтаются в воде, но спина лежит на плоту.

– Спакойна, Тютя, спакойна!.. – придерживая раненого за поясной ремень, успокаивает его Бабаев.

– Все порядка, командир!.. – повернувшись к Аникину и Липатову, кричит Ферзь. – Все порядка. – Я здесь, с Тютя!..

IV

Как только он произнес это, сноп воды с жуткой скоростью и в то же время с дьявольской замедленностью вытягивается вверх прямо на том самом месте, где качались на плоту Бабаев с раненым Тютиным. Обоих вместе с мутно-зелеными брызгами воды, кусками дерева, вертикально вздыбившимися бревнами подбросило вверх и в стороны. Одновременно в воздухе Тютина разорвало напополам, а Бабаеву, будто консервным ножом, вспороло осколком наискось верхнюю часть груди и шею.

Аникин в отчетливых подробностях наблюдает это в тот самый момент, когда та же самая сила, которая убивает Ферзя и Тютина, отшвыривает его в сторону. Во время падения в воду Андрею показалось, что он потерял сознание. Или, может быть, вызванная взрывом волна, которая накрыла его с головой, была такой непроглядно-черной, что его сознание на миг померкло.

Андрей приходит в себя в вязкой, безвоздушно-стылой немоте водной толщи. Он судорожно дергается, стремясь к тускло светлеющей над головой зеленой водной поверхности. Телогрейка и сапоги, вещмешок и автомат, перекинутый через плечо, сковывают его движения. Словно невидимая, но сильная рука вытянулась из страшно-черной речной глубины, вцепилась мертвой хваткой в телогрейку и держит его, понемногу подтягивая все дальше от этого тусклого света вверху.

Андрей вскидывает руки кверху и что есть силы выбрасывает их в стороны, одновременно работая ногами. Ему кажется, что и к рукам, и к ногам его пристегнуты свинцовые грузы. Но усилия его не проходят даром, он приближается к свету. В этот момент что-то вверху поперек перегораживает светлое колыхание толстой черной чертой. Черт возьми, это же бревно!

Андрей что есть силы предпринимает еще одну попытку приблизиться к поверхности, и его пальцы вскользь ударяют по склизкой древесине. Вот правая ладонь цепляется за дерево, и, пока бревно не успело провернуться в воде, он тут же хватается за него слева и одновременно подтягивается.

Носоглотка с жадностью втягивает в себя полные легкие сырого утреннего воздуха. Отфыркиваясь, крепко перехватив бревно правой рукой вокруг, Аникин левой рукой с силой гребет вперед, вовсю работая ногами. Он продвигается мимо опоры моста и с досадой, лихорадочно думает о том, насколько его отбросило взрывом.