Шулер с бубновым тузом

— Она хотя бы подозревала, что де Гаше и Жанна де Ламотт, одно и то же лицо?

— Полагаю, да. Она была умна и проницательна. А долгое совместное путешествие из Петербурга в Крым сблизило ее с «французской изгнанницей».

Лавров молчал, обдумывая услышанное.

— Куда же подевались драгоценные камни? — вырвалось у него.

— Если графиня де Гаше, умирая, оставила намек на клад, то Анна Сергеевна — самый вероятный претендент на часть этой тайны.

— Только на часть?

— Не больше, — подтвердила Глория. — Гаше не могла умереть, не оставив никакого ключа к тайнику. Но ключ непростой.

— Значит, тайник все-таки есть?

— Бриллианты не исчезают бесследно. А реликвии великих властителей — тем паче. Жанна де Ламотт оставила после себя много загадок. И клад — самая интригующая.

— Я изучил обстоятельства дела, без всякой мистики, чисто как опер, — сказал Лавров. — И у меня возникли вопросы. Например, кто был идейным вдохновителем аферы с ожерельем? Вряд ли такую интригу могла закрутить и осуществить слабая женщина. Далее: почему она не скрылась, когда в Париже арестовали кардинала Рогана и графа Калиостро? Кто помог ей сперва бежать из тюрьмы, а потом инсценировать собственную смерть? Где она провела период между «самоубийством» в Лондоне и появлением в России под чужим именем?

— Этого тебе никто не скажет, — покачала головой Глория. — Свидетели давно мертвы. А время набросило на обстоятельства дела покров забвения.

Дверь в каминный зал распахнулась, и показался Санта, который торжественно осведомился: «Кушать подавать?»

Начальник охраны не сдержал смеха.

— Слушай, он раньше в театре не служил? На второстепенных ролях?

— Тише, — одернула его Глория. — Ты и так его нервируешь. Кроме всего прочего Санта вкусно готовит, это надо ценить.

Если великан и слышал реплику гостя, то не подал виду.

— Стало быть, слухи о сокровище, зарытом в Старом Крыму, не лишены основания? — спросил Лавров, когда слуга удалился накрывать на стол.

— Не лишены.

Он сидел, серьезно глядя на Глорию и о чем-то размышляя. Продуктом сих размышлений стал вопрос:

— Ты можешь прочитать мысли Жанны де Ламотт, как ты читаешь мысли княгини Голицыной?

— Нет.

— Почему? Представь себе ее облик, сосредоточься. Хочешь, я распечатаю тебе ее портрет?

— Я пробовала, — призналась Глория. — Не получается. С Анной Сергеевной у нас родство душ. Мне даже кажется… — она осеклась и прикусила губу.

— Что тебе кажется?

Вместо ответа она встала, приглашая гостя в столовую. Оттуда восхитительно пахло тушенным в сметане кроликом. Роман проглотил слюну и пошел за ней.

— Знаешь, Дюма описал Жанну де Ламотт в «Трех мушкетерах», — на ходу сообщил он. — Она послужила прообразом Миледи.

— Знаю, — кивнула Глория. — Не совсем так. Дюма придал Миледи черты нескольких злопамятных и мстительных красавиц. Например, Люси Карлайл, бывшей любовницы герцога Бекингема. Именно она срезала у него подвески Анны Австрийской.

— Вижу, ты тоже времени зря не теряла.

— Я люблю читать, Рома. История с подвесками описана Ларошфуко [7] в его «Мемуарах».

Лавров смешался. Он не только не читал Ларошфуко, но даже не слышал о нем. Зато он много раз смотрел фильм про трех мушкетеров с Михаилом Боярским в главной роли.

— По-любому за Миледи стоял кардинал Ришелье, — заявил он…

Глава 18

7

Франсуа де Ларошфуко (1613–1680) — французский писатель-моралист.

Продолжение истории Николая Крапивина

«Ниссан-кашкай», который преследовал меня, как в воду канул. В тот вечер, когда я засек его из окна квартиры Лорика и стремглав понесся вниз, к своей машине, он словно что-то почуял и укатил, мелькнув на прощание габаритными огнями.

Я погнался было следом, но потерял его. Чертыхаясь и проклиная свою подозрительность, я добрался до офиса в самом конце рабочего дня. Меня ждали. Бегло ознакомившись с парой контрактов, я поймал себя на том, что не в состоянии думать о делах, и сказался больным.

— Грипп, наверное, — беззастенчиво сочинял я, хотя не обязан был ни перед кем отчитываться. — Температура поднялась. Озноб, голова трещит. Надо отлежаться. Завтра, пожалуй, поработаем в телефонном режиме.

Финансовый директор и старший менеджер молча закивали, скрывая радость. Без меня им будет спокойнее.

— Все бумаги подпишем через три дня, — добавил я. — Спешка нам ни к чему.

Домой я ехал, как на иголках, нервно поглядывая по сторонам и в зеркало заднего вида. Искал своего преследователя, но тот не появился.

Матушка встретила меня с утомленным лицом и заплаканными глазами.

— Опять ходила на кладбище? — недовольно спросил я.

— Ходила. Тебя не дождешься. Пришлось такси вызывать.

У меня совершенно вылетело из головы, что я собирался отвезти ее на могилку отца. Боль и раскаяние затопили сердце.

— Прости, ма… Почему ты не позвонила, не напомнила?

Она со скорбным недоумением воззрилась на меня, покрываясь красными пятнами.

— Короткая же у тебя память, сынок!

— Я виноват, да… виноват. Я не могу жить как на похоронах. Отца этим не вернешь. Кроме кладбища у меня есть еще куча забот.

Я злился на себя за то, что не испытывал того всепоглощающего горя, которое мне полагалось испытывать. Я злился на мать за то, что она слишком убивалась. Не знаю, почему, но жизненные проблемы оттеснили на второй план смерть отца. Я думал о другом и не мог заставить себя притворяться.

Мы молча разошлись по своим комнатам. Матушка — с немым укором в душе, я — с немым протестом.

Закрыв дверь, я прилег на диван, не раздеваясь, и посмотрел на часы. Через несколько минут мне должен позвонить детектив.

Он оказался точен.

— Здравствуй, Илья, — опередил я его приветствие. — Есть новости?

— Ездил в Артек, как вы просили, — доложил он. — Лагерь работает…

— Что по нашему делу? — перебил я.

— Нашел «Чертов домик». Одна милая девушка согласилась быть моим гидом, показала мне бывшие хоромы Миледи. Обычное одноэтажное здание за каменным забором, вокруг кипарисы, плющ по камням вьется. Тут у них в ходу целая легенда о Белой Даме. Якобы в окрестностях «Чертова домика» обитает привидение женщины в пышном белом платье, которое пугает и детей, и взрослых. Кто ее увидит, тому не повезет. Заболеет, или кошмары начнут сниться. Сказки, разумеется! Но детишки в восхищении.