Шулер с бубновым тузом

Ему легко говорить.

— Постараюсь, — пообещал я, трогаясь с места. Пробка потихоньку рассасывалась, и движение восстановилось. — Чем еще порадуешь?

— Пока больше нечем.

— Тогда возвращайся к слежке за Анной Ремизовой. Принимай эстафету. Прямо сейчас же, не теряя ни минуты…

Глава 21

Надо ли говорить, в каком состоянии я ворвался домой? Мне стоило невероятных усилий погасить порыв немедленно допросить матушку и Лизу.

«Родительница вряд ли признается, — отрезвил меня второй Нико. — Доведешь ее до приступа, как в прошлый раз, тем дело и кончится. А с Лизой поговорить не помешает. Авось, она что-нибудь выболтает!»

— Где твоя рыба? — с порога огорошила меня матушка.

— Как где? Съели. Уху на костре варили… а какие карасики остались, мы их поджарили, — тараторил я, скрывая от ее зоркого ока свое возбуждение. — Тебе рыбки хочется? Нет проблем. Сейчас закажу.

Я взялся за телефон, но она остановила меня раздраженным жестом.

— Не надо мне рыбы! Сам-то как? Отдохнул?

— Отлично отдохнул.

— Не умеешь ты врать, Нико, — вздохнула матушка. — Совсем не умеешь. Погляди на себя! Под глазами черно, щеки ввалились. Не переусердствовал с рыбалкой-то?

— В самый раз, — не сдавался я. — Лучше расскажи, как вы тут с Лизой справлялись.

— Ничего, справлялись…

— Я в ванную! — сообщил я, на ходу стаскивая с себя пропотевшую тенниску. — Жарко, сил нет. И ужасно есть хочется.

— Слава богу, у тебя аппетит не пропал, — промолвила мне вслед матушка. — Лиза уж на стол накрывает.

Включив воду, я встал под душ и задумался. Нужно как-то успокоиться и вести себя естественно. Не подавать виду, что…

— А что? — вслух произнес я. — Может, разгадка лежит у меня под носом, а я ее всюду ищу. Детектива нанял, отстегиваю ему крутые бабки. А всего-то и делов, поговорить по душам с собственной маменькой. Вот загвоздка! Она упертая, почти как я. Умрет, а не расколется.

Некоторые поют, когда моются, а я выговаривался, используя уличный сленг и нецензурные выражения. Шумела вода, и я не опасался подслушивания.

Выговорившись всласть, я вытерся, обмотался полотенцем и выглянул в коридор. На ручке двери ванной комнаты уже висели чистые шорты и майка. Одевшись, я отправился в столовую.

Лиза разливала из супницы по тарелкам куриный бульон с лапшой. Я сел на свое место и только теперь ощутил смертельную усталость. Неделя всенощных бдений у постели Анны, мучительное и постыдное желание, которое она будила во мне, ее мрачная тайна и мои беспрестанные тревожные мысли вымотали меня.

— Вы прямо с лица спали, Николай Андреич, — заметила Лиза, наполняя мою тарелку. — Будто не с отдыха, а с марафона какого приехали.

— Так оно и есть, с марафона. Дорвался до рыбалки, не оттащить. Пять щук поймал… во-о-т таких, — широко раздвинув руки, сочинял я. — А карасей да мелюзги всякой не счесть. Кстати, Лиза…

Я оглянулся, но матушки не увидел. Вероятно, она замешкалась у себя в спальне.

— Лиза! — с чувством повторил я. — Вы никуда из дому не отлучались, пока меня не было?

— Как можно! Я за Берту Евгеньевну в ответе перед вами. Даже в магазин не ходила. Все по телефону заказывала, с доставкой, как вы велели.

— Точно?

— Вот вам крест, ей-богу! — всполошилась домработница. — Да нам двоим много ли надо?

— Как она себя чувствовала?

— Полегче. Приступов не случалось. Я ее гулять звала, а она ни в какую. Доктора, мол, запретили.

— Значит, она никуда одна не выходила?

— Что вы, Николай Андреич! Она со мной-то во двор выйти не решилась, а одна тем более.

— А третьего дня вы чем занимались?

— Третьего дня? — Лиза сдвинула выщипанные в ниточку брови. — Позавчера, выходит? Как всегда, дома были. Берта Евгеньевна книжку читала… я по хозяйству возилась. Пообедали, потом прилегли. Я как будто провалилась, уснула мертвецким сном. Просыпаюсь, глядь — скоро шесть часов. В кухне чайник кипит, Берта Евгеньевна фруктовый салат кушает. Присоединяйся, говорит, Лизавета к моей трапезе. Так и сказала. Я стою, глазами хлопаю, никак в себя не приду. Первый раз со мной такое. Обычно-то я днем не сплю…

Лиза сообразила, что зря призналась в своей оплошности, и осеклась. Начала оправдываться:

— Вы не подумайте, если бы Берту Евгеньевну сердце схватило, она бы меня кликнула. Я бы мигом прибежала! Хотя конечно… когда сильно плохо, не крикнешь. Но ведь обошлось же! Я чутко сплю, — виновато бубнила она. — Ночами и то вполглаза… все прислушиваюсь, как там Берта Евгеньевна…

— Ясно, — процедил я, принимаясь за бульон. — Ладно, Лиза, зовите хозяйку к столу. Стынет все.

Она с радостью метнулась прочь. Теперь она будет молчать о нашем разговоре, потому что чувствует вину.

Сыщик ничего не напутал. Матушка таки ходила на встречу с водителем или пассажиром «фольксвагена». Она подмешала домработнице в еду своего снотворного, чтобы та крепко уснула, а сама отправилась на свидание. Вывод один: матушка желала сохранить свою отлучку в тайне. Не от Лизы, разумеется, — что ей Лиза? — от меня.

Устраивать родительнице допрос с пристрастием я не стал. Рассудил, что ничего этим не добьюсь. А учитывая состояние ее здоровья, могу только навредить.

Обед прошел в молчании. Матушка украдкой бросала на меня пытливые взоры, Лиза излишне суетилась, уронила чашку, пролила соус на скатерть. Никто не проронил при этом ни слова.

К концу обеда я объявил, что хочу отдохнуть, и, не дожидаясь десерта, удалился к себе в комнату. Закрылся изнутри, достал бубнового туза и долго смотрел на него, в надежде разгадать его тайное значение. Вдруг у меня наступило прояснение в уме, правда, относительно совершенно другой вещи.

Я без промедления решил выяснить, не заблуждаюсь ли я…

* * *

Мой визит явился для него полной неожиданностью.

— Ба! Коля! Какой сюрприз… Ты уже в городе? Как рыбалка? Твоя мама ужасно волновалась за тебя. Мы созваниваемся каждый день, и все разговоры о тебе. Она души в тебе не чает. Ты один у нее остался.

— Извините, дядя Леша, что я без предупреждения.

— Что ты, что ты… какие между нами церемонии. Хорошо, что застал. Проходи, чайку попьем, побалакаем. Помнишь, как в детстве ты любил мои сказки? Вскарабкаешься на колени и слушаешь…

Он старался не выказывать смущения. Пригласил меня в сумрачную гостиную, где сохранялась прохлада даже в летнюю жару. Дядя Леша жил вдовцом в старинной трехкомнатной квартире. Средства к существованию давал ему маленький бизнес по продаже бытовой техники. Когда-то отец помог ему выкупить магазинчик и порекомендовал порядочного директора. Дяде Леше, лишенному амбиций, на жизнь хватало. Его жена, тетя Катя, давно умерла, и он больше не женился.