Схватка с судьбой

Ноги её подводили. Душа, отвыкшая от тела, никак не могла вновь привыкнуть к оковам плоти. Женщина продолжала осматриваться и щебетать что-то на смутно, очень смутно понятном языке, но никто ей не отзывался. Гости смотрели на неё с изумлением и непониманием, а хозяева с потрясением и – старшее поколение – ужасом глядели то на неё, то на Майяри. На Ёрдела они уже посматривали с пониманием, заподозрив, что его призвала в этот мир сестра.

Так же, как она сейчас призвала свою бабку, погибшую менее четырёхсот лет назад.

– Дирмайя?

Майяри резко обернулась и уставилась на деда. Его глаза были потрясённо распахнуты, и он единственный, кто не отшатнулся и продолжал стоять на месте, смотря на путающуюся в одеждах женщину. Та вскинула взгляд, непонимающе огляделась и наконец направила свой взор вниз. И замерла.

Через пару десятков секунд её лицо исказилось от ненависти, и она отпрянула с такой поспешностью, что серьги в ушах укоризненно зацокали. Но уже в следующее мгновение, возрождённая вскочила на дрожащие ноги и, подхватив свои многослойные юбки, бросилась к краю стены, откуда едва не сверзилась. Молодой хайнес успел перехватить её за шиворот, за что огрёб такой яростный посыл на незнакомом языке, что перевод для понимания не потребовался.

Вырвавшись, женщина торопливо осмотрелась и поспешила, пошатываясь к южной части стены к лестнице. Так как Ранхаш был занят Майяри, Ёрдел вовсе не шевелился, пытаясь осознать, что произошло за время его отсутствия, то за возрождённой пошёл Риш. Он и помог ей, несмотря на яростное сопротивление, перебраться через трещину в стене и придержал, чтобы она не скатилась по ступеням.

Оказавшись внизу, женщина бросилась к старейшине Ирдару и, схватив его за грудки, начала трясти и что-то требовать. Щёки её раскраснелись, глаза повлажнели, но она продолжала кричать и трясти молчащего старейшину.

В детстве Майяри пытались учить языку предков – языку народа хаги. Маленькая девочка особой склонности к языкам не проявила, а учителя не стали настаивать. Для женщины это было не так уж обязательно. А став наследницей, она яро возненавидела всё, что связано со священной миссией её народа и со славными предками. И знание языка в неё вбить не удалось. Сейчас она очень сожалела о собственном упрямстве.

Опомнившийся старейшина Гейер осторожно подошёл ближе и что-то спросил у разъярённой женщины на том же певучем языке. Та посмотрела на него со злостью и испугом, но секундой спустя уже что-то торопливо щебетала.

– Госпожа, вы знаете эту женщину? – старейшина Гейер обратился уже к Майяри. – Она представляется Дирмайей.

Вместо ответа девушка со стоном закрыла дрожащими ладонями лицо.

– Госпожа Дирмайя жена старейшины Ирдара, – едва выдавила она сквозь сжатое спазмом горло. – И моя… наша бабушка.

– О, – старейшина Гейер удивлённо воззрился на женщину, – я не знал, что ты, Ирдар… всё ещё женат.

Майяри опять застонала и уже куда горестнее.

– Госпожа Дирмайя умерла триста девяносто три года назад, – выдохнула она. – Простите, это моя вина… я не хотела этого… это всё… – девушка хотела добавить, что её обманули, что она не хотела беспокоить давно усопшую и вырвавшуюся из-под власти мужа бабку, но не смогла, голос пропал.

Старейшина Гейер в немом изумлением уставился на возрождённую, потом на застывшего истуканом Ирдара и, опомнившись, прислушался к просительному щебету женщины.

– Госпожа, она спрашивает про какого-то Вардария.

Сердце завязалось в груди узлом, и Майяри очень захотелось исчезнуть. Какой ужас она сотворила…

– Это… мой отец, – всё же смогла она ответить, – он умер двадцать семь лет назад. Вместе с моей мамой он погиб под обвалом.

Задумчиво пожевав губами, старик взял в свои ладони одну из закованных в хаггаресские браслеты рук женщины и начал ласково что-то говорить.

А у Майяри голова кружилась.

Её бабушка погибла, сорвавшись со склона. Она пыталась убежать из общины с годовалым сыном и будучи беременной. Рождённая в густых лесах Многоимённых земель, она не смогла удержаться на склоне, а скованные браслетами силы спасли только сына. Майяри была почти уверена, что дух создал её такой же, какой она была в момент гибели.

И воспоминания у неё те же: она бежит от деспота-мужа, у неё годовалый сын и она беременна.

Но прошло почти четыреста лет, её сын умер, а ребёнок в чреве погиб и никогда не будет рождён.

И это она, Майяри, вернула её в тот мир, в котором у неё ничего не осталось.

Дослушав старика, женщина отпрянула, дико осмотрелась и наконец заметила, как постарел её муж. На глазах задрожали доселе сдерживаемые слёзы, и она с воплем бросилась на мужа и начала бить его маленькими кулачками в грудь. А обессилев, плюхнулась на колени и зарыдала в голос, разрывая сердце Майяри в клочья.

Первым в себя пришёл господин Шерех. За свою долгую и бурную жизнь он чего только не повидал и шуточки высших сил не были для чем-то совсем шокирующим. Рассудив, что бабушке Майяри, которую в общине давно и как бы насовсем похоронили, здесь уже не место, да и к визиту «родственников» она дела не имеет, старый консер подозвал высокого оборотня с широкими плечами и коротко стриженными то ли седыми, то ли серыми волосами – скорее седыми, если уж судить по морщинам – и попросил забрать женщину. Та рыдала, молотила кулачками по широкой груди, но, кажется, в своём горе даже не видела, кто это рядом с ней.

У Майяри на душе не то что кошки, барсы скреблись полусаженными когтями, и было совсем муторно. Для бабушки не существовало этих трёхсот девяносто трёх годов, и ещё вчера она держала на руках годовалого сына. А сегодня она уже оторвана от прежней жизни почти четырьмя веками.

Видят боги, Майяри этого не хотела.

Посчитав, что присутствие молодого поколения совсем не нужно, Шерех распорядился разойтись, разбить лагерь, а сам предложил старейшине Ирдару продолжить беседу в более спокойной обстановке. Тот, не отрывая глаз от уносимой жены, согласно кивнул, и Майяри в очередной раз задалась вопросом: о чём же он думает. Как можно быть настолько невозмутимым, что даже такие кошмарные потрясения, как появление казнённого внука и погибшей жены, заставили его только остолбенеть. Есть ли у него внутри что-то живое? А, может, душа способна закаменеть, как и тело? Ей мучительно остро захотелось узнать в конце концов, что творится на душе и в голове её непостижимого деда.

Но, наверное, это так и останется для неё загадкой.

Лагерь разбили вокруг общины. Палаточный городок разросся с невероятной скоростью, задымились костры, зазвенели котелки; шум голосов, смех и драконье рычание всколыхнули обычное спокойствие гор; а со всех сторон продолжали подтягиваться всё новые и новые «гости».

Майяри уже ничему не удивлялась. Усталость наконец навалилась на неё, и она покорно позволила Ранхашу отвести себя к костру. Только вцепилась в руку Ёрдела, чтобы брат опять не исчез.

– Идите сюда, – им приветственно замахал рукой Вахеш.

Над костром уже булькал котелок с кашей, а вокруг сидели Леахаш, незнакомый Майяри оборотень и Ирриван с наброшенным на плечи одеялом. Девушка невольно окинула взглядом голые ноги мужчины, и тот в ответ нехорошо прищурился.

Чуть поодаль на расстеленной шкуре лежала Плетущая Косы. Женщина всё ещё была без сознания, и над ней деловито хлопотал лекарь.

– Ребро сломано, – Вахеш поймал взгляд Майяри и сам с жалостью взглянул на бледную женщину. – Ну порядочки… И чтобы с ней потом сделали?