Схватка

Вот все это он и испытал сейчас, когда слушал Еламана.

— Так чем же он интересовался еще? — спросил он.

— Да все о деле Ержанова спрашивал, — сказал Еламан, — и все о тех его бумагах.

— Странно! Мы же вам их возвратили, — пожал плечами Харкин.

— Ну да! Но они у нас в комитете раньше прошли по регистрации и исчезли и вот...

Он не докончил, потому что понял, что говорит глупость — Харкин ни в том, ни в этом случае ни при чем. Бумаги Ержанова он отдал, ничего интересного там для него не было. Из рассуждений о кембрии многого не извлечешь!

— Вот дурак, — сказал Харкин. — Бумаги! Ну насчет бумаг вы уж сами с ним решайте! А еще что?

— Комиссия! — угрюмо буркнул Еламан. — Комиссия по проверке дел экспедиции! Сидят у нас! Председатель — академик, секретарь — из народного контроля. Опять меня таскали.

— И все о том же?

— Все о том же самом!

— Та-ак! — протянул Харкин. — Та-ак! Ну-с что вам комиссия? Вы лицо подотчетное, руку в кассу не запускали...

— Нет, клянусь, — быстро сказал Еламан, — никогда! Ни одной казенной копейки, я...

— Ну так вот, чего же вам бояться? — зевнул Харкин. — А за экспедицию в ответе все те же Ажимов и Ержанов, вы то при чем, если меди нет?

— Да ведь есть медь. Есть! Есть! — страдальчески поморщился Еламан.

— Это как же? — поглядел на него Харкин и подумал: «Новое дело! Есть медь, а говорили — нету! Это что ж они меня в сообщники берут? А куда они ее раньше прятали!»

— Землетрясение, что ли, там оказывается было, — продолжал Еламан все с той же страдальческой гримасой. Большой сброс породы произошел! Вот медь на юге и ушла в землю — слои там перепутались. Вот и все. А ниже сплошь, сплошь медь!

Харкин ничего не понял, но сказал:

— А-а! Вот оно в чем... граниты! Сброс!

— Да-да, в этом. Даурен недавно привез сейсмологов. Они определили, что там произошел какой-то типичный разлом и сброс породы. Я их потом отвозил до железной дороги — они мне и рассказали все. Уже добыты образцы. То есть Даурен добыл что-то подтверждающее и сейчас разбирается, в чем дело. А медь есть, есть там.

— А! — повторил Харкин. — А-а! Вот оно что! Как говорят, у бедного Ванюшки все по дороге камушки.

Дело это уже абсолютно его не интересовало. Нашли — не нашли медь, какое его дело? Пусть уж Ержанов и Ажимов ломают себе головы. «А я бы вот их обоих снял бы и посадил бы, — подумал он быстро, — за вредительство, и не отвертелись бы. Где казенные деньги? А этого шустряка вон со службы! И без права работать на хозяйственных должностях! Вот и все!»

— И вот получается, — продолжал уныло Еламан, — прав Ержанов. Он настаивал: поиски надо продолжать, есть все признаки меди, а Ажимов сказал: нет, довольно! И так уж плакали государственные денежки.

— А денежки эти ухлопал сам Ажимов? — спросил Харкин. — Еще до Ержанова ухлопал? Да?

— Ну! — ответил Еламан сердито.

Харкин поднял голову и с любопытством поглядел на Курманова: такие ситуации он любил и уважал. Криминал был налицо. Теперь Ажимова можно привлечь, снять, заставить дать любую подписку.

— А много денег? — спросил он с любопытством.

— Много! Десятки тысяч!

— Десятки тысяч! Он хотел уходить с носом, а медь была тут же? Каюк твоему Ажимову! — с удовольствием выговорил Харкин.

И он щелкнул пальцами: ему всегда было приятно говорить это слово «ка-юк!». Ведь именно оно его и делало всемогущим.

Но Еламан поглядел на него, как на глупенького, и сказал:

— Это что же? Значит, Ажимова долой, а на его место Ержанова? Что ж хорошего? Они с генералом такой шум поднимут.

— С каким генералом? — спросил Харкин.

— Да с начальником экспедиции, генералом Жариковым. Ух, тот пес! Только крови и жаждет. Дай им подняться — они всем тут головы поотрывают. И вас затронут!

— Что? Меня? — спросил Харкин высокомерно. — Я то тут при чем, товарищ Курманов? Я этого Ержанова давненько в глаза не видел. А что брата его вызывал, ну так надо было узнать, как и что. Узнал и отпустил, сажать я его не собирался. И стращать, не больно стращал (он выговаривал «тращал»).

А сам подумал: «Посадил бы конечно, если бы он не догадался! Сбежал, пес! А подсовывал мне этого юродивого, между прочим, вот этот самый приятель! То-то он и дрожит теперь! Напомнить ему разве!?»

Еламан сидел, опустив голову.

Наступила пауза. Наконец Харкин строго кашлянул, поднялся и поправил шляпу; у него были длинные поповские волосы, да и шляпа походила на поповскую — поэтому он, проходя по улицам, чувствовал себя очень интеллектуальным, и, пожалуй бы, действительно выглядел так, если бы не плоский нос с широкими жабьими ноздрями, но все равно — зря, зря жена называла его дураком и ханыгой!

— Ну, я пошел, пожалуй, — сказал он, — уже запаздываю. А вам тревожиться незачем: есть медь, нет ее — не вашего ума дело! А Ажимов сам как-нибудь вывернется! Не маленький. Ордена имеет!

— Боюсь я за него, — задумчиво протянул Еламан, — плох он стал! Очень плох! Собой не владеет, кричит без толку. А тут еще с сыном нелады.

— А что с сыном? — живо спросил Харкин по старой памяти. Он очень любил такие истории, когда отец и сын муж и жена, брат и сестра не ладят, тут и третьему есть что делать!

— Да плохо! Очень плохо! Я же вам рассказывал. Невеста его осрамила, со свадьбы ушла, а она и есть дочь этого самого Даурена! Ей там что-то Хасен Ержанов про отца-то наплел! Ну, про всю эту историю: с пленом и то, как я его вызывал и как вы вызывали. Если все будет в их руках — беда!

«Да, — подумал Харкин, — да! Это, пожалуй, так! Они люди шустрые, а тут еще пограничник! Генерал!» И спросил:

— А что Даурен?

— А что Даурен? Даурен герой! Возвратился! Спас Ажимова от смерти на охоте! Помирил жениха с невестой! Нашел медь! Не отступил и доказал! Что еще нужно!

«Да, — подумал Харкин, — да!» И спросил:

— И что ж, он знает о том, что медь есть? Это что — официально медь найдена или так еще — одни разговорчики?

— Да пока разговорчики, — ответил Еламан. — Даурен пока ничего никому не говорил, и докладной сейсмика тоже еще нет. Вот ждем совещания.