Сибирская Симфония
Шрифт:
— Я бы пошёл, да боязно, — признался Тихон. К тому же, его не покидало чувство, что он забыл что-то важное.
— Не боись, ты же сам говорил, что настоящий сибиряк! Даром, что лицом не похож.
Тихон глубоко задумался. Оставлять товарища не хотелось — мало ли что могло произойти с балалаечником, но рисковать сибиряк не любил.
— Только с водкой туда нельзя, — сказал карлик. — Водку я потом вам продам, а у нас
Карлик напялил ушанку и повёл мужиков через маленькую дверцу по задворкам. Снаружи было тускло, свет с улицы сюда почти не доходил. Путь заканчивался у обрыва, добежав до которого,
— Совсем сдурел? — подумал вслух Алексеич, подошёл к обрыву и прыгнул вниз. Оказалось, что за обрывом идёт длинная ледяная горка, заканчивающаяся у большого кирпичного здания. Судя по виду, здание было построено по меньшей мере век назад и сейчас стояло наполовину разрушенное. В окнах горел тусклый свет, около здания толпились странного вида мужики. Карлик уже закончил свой путь, встал с горки и подошёл к мужикам.
— Пошли за ним, — сказал Тихон и тоже прыгнул на лёд.
4. Концерт
— Тихон, — радушно представился сибиряк и подал меломанам руку для пожатия.
— Мы, брат, имён своих обычно не называем, — осторожно сказал рыжий меломан.
— Конспирация, — пояснил Архип.
— Это что у тебя за инструмент? — посмотрел рыжий меломан на балалайку Тихона. — А, мобильно раскидная. Ерунда, подпольные мастера лучше делают.
Алексеич возразил:
— Но у Тимофея Тимофеича же конвеер.
— А, ерунда. На конвеере такого не сделаешь, — отмахнулся рыжий меломан. — Вот мой знакомый подпольный мастер умеет за пять минут балалайку из цельного ствола соснового выстругать — вот это я понимаю, а тут… Штамповка.
— Пойдёмте, уже пора, — сказал Архип и провёл всех в зал.
Народу собралось немного, всего человек двадцать. Зал был обставлен скудно — ни стульев, ни табуреток. На стене, над сценой, торчали два тусклых факела, ветер из щелей злобно завывал. Но обстановка казалась не столько мрачной, сколько аскетично-суровой, и это понравилось Тихону.
Архип вскарабкался на сцену, взял рупор и сказал в него:
— Друзья, мы рады приветствовать вас на нашем тайном празднестве этого величайшего из искусств — балалаечного прогрессив-металла.
Зрители молча достали из-за пазухи чёрные косынки-банданы и повязали поверх ушанок. Алексеич, к удивлению Тихона, последовал примеру большинства — оказывается, он тоже имел при себе запрещённую атрибутику.
— А у меня косынки нет. Что делать? — тихо спросил Тихон.
— Не переживай, новичку можно, — сказал балалаечник. — Смотри-ка, а этот карлик у них заводила.
— Первыми на сцену приглашаются музыканты из далёкого Тобольска, — объявил карлик. — Близость к Западу позволила им достичь величайших успехов — они умеют петь на зарубежном языке!
— Ого, вот это да! — заговорили зрители.
— Встречайте, группа «Четыре иностранца»!
На сцену вышли четыре мужика в длиннополых плащах. Двое держали простые балалайки, один, с длинной, заплетёной в косичку бородой — балалайку-контрабас, а сбоку примостился толстяк со старым барабаном. Он же и запел:
Водка, бэарс, хэлли фрост,
Ядерные бомбы!
Вулф бежит, поджавши хвост,
Ту зэ катакомбы!
— Частушечный стиль, — с уважением произнёс рыжий меломан, стоявший рядом. — Такой прогрессивный.
Полиритмическое двойное соло с треолями действительно показалось Тихону весьма неплохим. Народ аплодировал и свистел, некоторые достали свои балалайки и начали подыгрывать музыкантам.
После их выступления Архип объявил:
— А теперь, пока нас не разогнали, выступит наш местный коллектив, «Неизвестные мужики». К сожалению, они вынуждены скрывать своё лицо под масками, чтобы их не узнали, и не доложили КГБ.
На сцену вышли три высоких и худых музыканта чьи чёрные косынки были повязаны поверх лица и бороды. Вооружена банда была двумя балалайками и баяном.
— Кого-то он мне напоминает, — сказал Алексеич, показывая на баяниста. — Вот только не пойму, кого? И вправду, неизвестные.
— Угу, — подтвердил Тихон. — Точно где-то видел.
Играли музыканты очень лихо и бесшабашно, а песня была политической. Стоящий справа балалаечник ревел сиплым голосом что-то про взаимоотношения Сибири с Западом.
Городской начальник хитрый,
Он сидит в тепле с поллитрой,
А по наши станции
Ездят иностранцы!
Эй!
«Прям как у нас — иностранцы на станцию ездят», — подумал Тихон, и вдруг его осенило.
Он забыл в Балалаечной Компании свою цистерну с отходами.
— Эх, не могу! — воскликнул Алексеич и полез к сцене. — Не могу удержаться!
— Алексеич, отходы-то мы забыли! — попытался остановить приятеля Тихон, но музыкант уже вовсю играл на балалайке прогрессивный металл, а перекричать было весьма непросто.
Тихон не знал, что делать — дождаться окончания концерта, или оставить друга и бежать обратно к цехам. К тому же, пора было уже принять дозу спиртного, а водки Архип так и не продал.
Внезапно в клуб вкатился горбатый кривой мужичёнка, растолкал возбуждённых слушателей и вбежал на сцену. Подбежав к баянисту, он принялся что-то шептать ему на ухо, после чего музыканты на сцене перестали играть, а баянист бросил инструмент и убежал куда-то с горбатым за сцену.
Но музыкальную мистерию уже было не остановить. Каждый играл своё, да как играл! Алексеич горланил свою песню про бесконечные патроны, которую Тихон слышал ещё в поезде, рыжий меломан рычал что-то мрачное, про неизбежность нашествия инопланетян, а группа балалаечников в углу хором пели металлическое переложение «Ой мороз-мороз, не морозь меня».
Делать было нечего, Тихон торопливо собрал вещи и потихоньку вылез из клуба.
На улице было тихо. Горка, с которой скатились сибиряки перед концертом, с этой стороны выглядела слишком крутой, а привычных лыж, чтобы взобраться наверх, у Тихона сейчас не было. Пришлось топать в обход, по сугробам.
Пройдя с полкилометра вдоль окраины города, он оглянулся назад. У клуба послышались выстрелы, оттуда светили лучи прожекторов и слышалось тарахтение какой-то техники. Тихону стало интересно, и он взобрался на пригорок, чтобы посмотреть.