Сибирский папа

– Типа того, – в ответ улыбнулся тот.

– Так, ладно, если ты не знаешь, значит берем белую. Для девочки больше подходит. На красных ездят самые красивые, но глупые, а на белых – самые прекрасные и любимые. Вот так.

Думаю, что отец придумал это на ходу, самому очень понравилось. Я видела быстрый взгляд Игоря, мне не показалось, что он доволен. Когда я отказывалась и не хотела садиться за руль таких шикарных машин, ему это больше нравилось. Не знаю, какие у них отношения и чем на самом деле он обязан отцу. Это какая-то другая жизнь, с которой я вообще никогда не соприкасалась, и не думала, что когда-нибудь придется.

– Так, номера нам сделают, всё привезут, сами заморачиваться не будем, я уже попросил ребят.

– У тебя везде свои ребята? – спросила я.

– А как же!.. – хмыкнул отец. – Без этого не проживешь.

– Мы по-другому живем, – негромко ответила я.

– Что? – переспросил он, но я повторять не стала.

Потому что это никому не нужно. Какая разница, как мы живем? Это какая-то другая страна. И дело вовсе не в том, что я прилетела в другой часовой пояс, за тысячи километров. Такая страна есть и у нас в Москве, но у меня нет туда визы, и я никогда не стремилась туда попасть. Меня убедили, что мне там делать нечего? Вроде нет. Мама с папой не читают нотаций и не проповедуют. Я просто выросла с таким убеждением. Родители мне этого не объясняли. Откуда тогда я знаю, что всё, что происходит сейчас в стране, – глубоко неправильно? Что не должно быть такого социального расслоения. Что не может девяносто процентов богатства огромной страны принадлежать трем процентам людей, не самых лучших притом, получивших это богатство нечестным путем. А такое огромное богатство честным путем получить невозможно. Я всегда знала, с раннего детства, что есть люди, стремящиеся к обогащению, а есть ученые, стремящиеся познать и улучшить мир. Что есть люди, ведущие мир к гибели, а есть те, кто пытается его спасти.

Может быть, в мои рассуждения вкралась ошибка? Может быть, это нормально – пусть самые ловкие и самые сильные правят теми, кто слишком слаб? Ведь некоторые люди думают именно так. Некоторые или даже очень многие, и с охотой подчиняются сильнейшим. Так было и так будет всегда. Это закон жизни? Еще один несправедливый закон жизни? Как неизбежность смерти, о которой мы знаем? Как краткость жизни, не соизмеримая с внутренним ощущением ее? Странно только, откуда мы знаем, как справедливо. Как должно быть, но не получается – ни у кого и никогда.

Пока отец с Игорем о чем-то разговаривали, отойдя в сторону, я вышла из салона на улицу, а за мной увязался Йорик.

– У меня будет спортивный «феррари», когда я вырасту, – начал рассказывать мне Йорик.

– А сам ты кем станешь?

Он не понял вопрос.

– Ты кем будешь работать?

– Я не буду работать. Я буду играть.

– Молодец, – кивнула я. – А разве папа твой не работает?

Мальчик внимательно посмотрел на меня прекрасными синими глазами. Интересно, когда он вырастет, у него останется такой взгляд? Или глаза поблекнут, станут быстрыми, холодными?

– А твой папа работает? – спросил он меня.

– Мой? – Я хмыкнула. – У нас с тобой общий отец. И у меня есть еще один. Мой московский папа работает. И насколько я знаю, сибирский тоже.

Йорик отвлекся на выезжающую из кованых черных ворот салона белую спортивную машину с закругленными боками, скошенной крышей, которую, как я поняла, отец купил мне. Купил или отобрал у Игоря за какие-то долги…

– Садись, прокатимся, – улыбнулся отец. – Посмотрю, как ты водишь.

– Я не часто вожу в Москве, – уклончиво ответила я. Чтобы сдать на права, я, конечно, ездила с инструктором по улицам нашего района…

– Вот и подучишься. Надо же чему-то у отца научиться. – Он обнял меня и крепко-крепко прижал к себе на несколько секунд. – Маш, я хочу тебе что-то дать. Образование оплачивать тебе не нужно. Одежда – это всё ерунда. Хочу, чтобы ты почувствовала, что у тебя есть я.

– Я уже чувствую, – пробормотала я.

– Вот и хорошо. – Он повернул меня за плечи, внимательно рассмотрел мое лицо, как будто увидел что-то новое для себя. – Ну какая же ты хорошая… и красивая! – Он провел по моим волосам. – Всё, ладно. Хватит нюниться. Времени нет. Йор, давай, прыг в новую машину, без номеров прокатимся.

– А так можно? – удивилась я.

– Нам, в нашем городе, для которого мы столько сделали, конечно, можно, – уверенно ответил отец, непонятно почему называя себя «мы».

– А как же твоя машина?

– Да перегонят, делов-то. А вот, кстати, тебе карточка, – он достал из кошелька золотую карточку и протянул мне. – Тут немного денег, так, чтобы чувствовать себя свободной.

Я засмеялась, услышав такую формулировку. Отец понял.

– Что? Считаешь, деньги не делают нас свободными? С одной стороны, большое количество денег связывает по рукам и ногам. С другой – дает невероятную свободу. Диалектика. Села и полетела куда хочешь. Нет визы? Заплатила, через день – лети свободной птицей на любые острова.

– Разве в этом свобода? – с сомнением спросила я.

– И в этом тоже. Ты умная девочка. Это прекрасно, это мои гены. И Валины тоже. Валя всегда была умной и жесткой девушкой. Этим мне понравилась.

– Жесткостью? – поразилась я.

Отец хмыкнул, погладив сверкающий бок новой машины.

– Видишь, какие плавные линии и жесткий корпус. Это, кстати, очень надежная машина. А мама твоя оказалась ненадежным другом.

Я нахмурилась. С чего вдруг он в самый неподходящий момент заговорил о маме, да еще и в таком ключе?

– Прости. – Отец прижал меня к себе. – Но ты вдруг посмотришь – и я вижу Валю. Много лет прошло, всё забылось, но этот взгляд… Ты умная и правильная, а я жалкое дерьмо.

– Мама так на тебя смотрела?! – изумилась я. – Почему?

Отец засмеялся, мне показалось, не совсем искренне. У него просто такая необычная и очень подкупающая реакция. И собеседнику приятно – ведь отец не хмурится, не ругается, а смеется, и свои истинные мысли скрыл.

– Нет! Всё хорошо! Садись за руль.

Я с большим сомнением и не меньшим любопытством села на низкое сиденье, как будто прямо у самой земли. Такого пульта управления автомобилем я, конечно, никогда не видела…

– Всё делает компьютер, не переживай. Специально для золотой молодежи.

– Я золотая молодежь? – уточнила я.

– А как же! – усмехнулся отец. – Я же золотой отец, во всех смыслах, скоро ты поймешь это, что мне вообще ничего для тебя не жалко, увидишь, как изменится твоя жизнь, это только начало. А ты – золотая молодежь. Моя милая золотая девочка. Подарок от Вали. Да, лучше поздно, чем никогда.

– А я золотая молодежь? – спросил Йорик.

– Ты пока балбес. – Отец потрепал его по голове. – Пристегивайся.

Машина слушалась, как волшебная, была даже слишком послушной. Мне показалось – я только подумала, лишь прикоснулась к педали, а она уже помчалась по дороге.

– Эй-эй-эй… – засмеялся отец. – Чуть потише, а то народ уже от нас врассыпную…

– Я не знаю, не чувствую еще, как управлять.

– Узнаешь и почувствуешь. Дело наживное. Ну вот, так… – Он на всякий случай чуть придержал руль, хотя в этом не было никакой необходимости.

Интересно, отец ни словом не обмолвился о моем дне рождении. Ведь он у меня завтра. Делать подарки накануне – странно. Есть такой предрассудок – не дарить подарки ко дню рождения заранее. Вырасти в семье физика и биолога, учиться на географическом и быть суеверной – это, конечно, смешно, но я всегда прохожу спиной то место, где только что передо мной пробежал кот, даже не черный. Домашнего кота это теоретически не касается, но если Антип перед моим экзаменом вдруг улегся на полу в прихожей, и его никак не обойти, то я переступать через него не буду. Сгоню сначала, а потом уже пойду. Ну и так далее. Главное, я не знаю, откуда это берется. Мама с папой не обращают внимания на перебегающих им дорогу котов и не бросают соль через плечо, если она просыпалась. Может быть, меня научила бабушка в раннем детстве, а я просто об этом забыла? То, что ты считаешь своей сутью, ведь откуда-то взялось? Чаще всего – от какого-то родственника. А что у меня от моего родного отца?