Сицилиец

Но Никола понимает. Да и как не понять? Её глаза становятся чёрными, тело светится тускло-розовым мерцающим светом, она превращается в ламию — опасную, вожделенную. Юлька медленно сбрасывает футболку и тонкую юбку, заходит в воду. Когда вода достаёт колен, она останавливается и медленно, как в кино, оборачивается. Никола так же медленно подходит к ней, берёт за руку и дальше они уже идут вдвоём. Они плывут к горизонту, и я почти перестаю различать их.

Тогда я ложусь на спину и смотрю в небо. Я наблюдаю, как оно темнеет, как проявляются мерцающие точки звёзд, сгустки света и прозрачные всполохи атмосферных слоёв. День окончательно уступает ночи, и огромная луна покрывает всё восхитительной серебряной пылью. Мне кажется, что я умерла, потому что окружающее становится нереальным, невозможным и потрясающе красивым.

Когда проходит целая вечность, я приподнимаюсь на локтях и вижу серебряные фигуры целующихся Юльки и Николы. Они стоят на серебряном песке, а за ними простирается чёрное-чёрное море. И мне кажется, будто вдалеке, на самом краю пляжа я вижу серебряного всадника. В серебряных одеждах, на серебряном коне он мчится по берегу вдоль чёрной воды. Он летит вперёд, хлещет своего неистового скакуна и мне чудится, что я слышу храп и стоны.

«Аванти!»* — мысленно ликую я.

*(Примечание. Avanti — вперёд, ит.)

И только когда сказочный конь оказывается очень близко, когда всё содрогается от гулких ударов его копыт и мне в лицо ударяет песок, и когда я слышу крик: «Лиза! Нет!», я понимаю, что это, вероятно, не грёза и не сон.

Я вскакиваю.

— Лиза, не надо! Не делай этого!

26. Видения ночного всадника

— Я не Лиза, — говорит Юлька и показывает на меня рукой — вон она.

Я выхожу из тени, робкая и обескураженная… Марко выглядит взволновано, он в расстёгнутой белой рубашке, разгорячённый конь под ним фыркает, всхрапывает, топчется на месте и бьёт копытом. Повисает нелепая пауза, никто не знает, что сказать.

— Марко, спасибо за шампанское и… вообще… за эти морские каникулы. Здесь здорово. Выпьешь с нами? — находится Юлька.

Но Марко не отвечает. Он ещё раз обводит нас взглядом и, не говоря ни слова, пришпоривает коня и скачет обратно. Мы молча стоим и смотрим ему вслед. Я невольно любуюсь его фигурой, напряженными мышцами, грациозностью, с которой он мчит по длинному пустынному берегу. Гигантская луна снова превращает всё в фантастическое видение.

— Вот это страсть! — говорит Юлька, когда Марко исчезает вдали.

Мы начинаем смеяться. Впервые за долгое время мне по-настоящему легко, и даже кажется, что я могу взлететь:

— Подержи меня, пожалуйста, за руку, чтобы я не улетела…

— Ну, Лизка, вот это да! Коля, наливай и пойдёмте в дом, пока ещё кто-нибудь не прискакал.

Шампанское выпито, поэтому я достаю из холодильника Франчакорту. Мы сидим в салоне, пьём, пытаемся шутить, но общего настроя уже нет. Никола ждёт, когда я уйду, хотя, конечно, виду не подаёт. Но я понимаю. Юлька включает негромкую музыку и немного приглушает свет.

— Давайте танцевать! — предлагает она и тянет Николу с дивана.

Она переоделась и теперь на ней тонкий короткий сарафан — голые плечи, руки, длинные голые ноги. На ней нет белья и её всю отлично видно. Никола по-прежнему в одних пляжных шортах. Они уже подсохли, но ещё влажные. От него пахнет морем. Он худощавый, не очень высокий, крепкий, мускулистый, с сильными руками и бёдрами, каменными икрами. На правом плече вытатуирован трискелион, древний герб Сицилии, три бегущие ноги, а в центре голова Медузы. Лицо Николы свежее, юношеское, почти мальчишеское, с лёгким румянцем, полными губами. Юльку это наверняка заводит.

Они танцуют. Я поднимаюсь, ставлю бокал на столик.

— Лиза, иди к нам, давай вместе потанцуем.

— Танцуйте, я пойду отдохну. Завтра увидимся.

Иду в свою спальню. Раздеваюсь, снимаю с себя все. В этот момент заглядывает Юлька:

— Ты что, правда спать?

— Ну да. Это ваше дело молодое, а мне баиньки пора.

— Точно?

— Ага.

— Но ты не против, если мы там, ну…

Я забираюсь в кровать.

— Иди-иди. Как я могу быть против, это ведь твоё тело.

— Ладно…

Она уходит, но дверь остаётся чуть приоткрытой, так что в поле моего зрения оказывается диван в салоне. Я уже под одеялом и вставать мне не хочется. Ладно, давайте только не очень громко. Я поворачиваюсь спиной к двери и закрываю глаза.

В салоне поёт Джихе. Её низкий, будоражащий голос затекает в мою спальню, забирается под одеяло и проникает в меня. Я начинаю думать о Марко, о его сегодняшнем появлении, о храпящем коне, о взгляде, о фигуре, потом вспоминаю ту ночь — как он прикасался ко мне, как целовал, срывал одежду… Я переворачиваюсь на спину, провожу кончиками пальцев по шее, по груди, по животу, по внутренней стороне бедра, словно там могли остаться следы его поцелуев. Моя кожа после дня на солнце горячая, я чувствую покалывание и покрываюсь пупырышками. Гусыня… Поворачиваю голову к двери…

Никола сидит на диване, откинувшись на спинку, а Юлька танцует прямо перед ним — медленно, соблазнительно. Он подаётся вперёд, но она чуть отступает, ставит ногу ему на грудь и возвращает на место. Продолжая танцевать, она поворачивается к нему спиной и замирает, опускает голову, кладёт руки себе на плечи и очень медленно тянет завязки сарафана. Тонкая невесомая материя соскальзывает, и Юлька остаётся совершенно голой. Она ещё мгновение стоит неподвижно, а потом поворачивается к Николе и опускается на колени.

Это всё накладывается на музыку, совпадает с тактом, с волнами соблазняющего, растлевающего голоса. Я кладу руку между ног, прикасаюсь к густой скользкой влаге. Я провожу по нежным скомканным складкам и впускаю в себя надрывную, стонущую сладость…

Никола прикасается к Юлькиным волосам, губам, шее, плечам. Он приближает лицо и нежно её целует. Она садится на него верхом так, что грудь оказывается напротив его губ, он пытается поцеловать, но она играет, отстраняется, наклоняется и сама целует его в шею, ласкает и целует его грудь. Она соскальзывает на пол, целует его плоский живот и тянет шорты. Никола чуть приподнимается, помогая ей. Она стаскивает их вниз и освобождает его. Юлька замирает, опускает голову ниже и легко, едва касаясь, целует его. Никола содрогается, Юлька ловит его член и прижимает к губам, ласково его поглаживает, немного отстраняется и проводит самым кончиком языка. Никола стонет, и я тоже очень тихо, чтобы не выдать себя, выдыхаю. Они так близко…

Мои ноги согнуты в коленях. Одной рукой я ласкаю себя, а другой зажимаю рот, чтобы не застонать.

Юлька встаёт, ставит одну ногу на диван, отводит её в сторону так, чтобы Никола мог всё хорошо видеть. Он тянется вперёд, притягивает её к себе, заваливает на диван, сползает на пол и становится на колени. Он сминает Юльку в объятиях, целует, распинает, растягивает её на диване, раздвигает ей ноги, и целует влажную, горячую Юлькину щель.

— Да… да, Коленька…

Юлька стонет, глубоко и прерывисто дышит, вздрагивает, обхватывает голову Николы и вжимает в себя, не давая оторваться ни на мгновенье. Потом она выпускает его и соскальзывает к нему на пол, долго его целует, а затем поднимается на ноги и наклоняется вперёд, упираясь в диван. Никола двигается в ней сначала медленно, потом ускоряется и извлекает из неё ритмичные вскрики. Одной рукой она держится за диван, а другую пропускает между ног и ласкает себя. Так же, как и я сейчас.