Сидни Чемберс и кошмары ночи
Шрифт:
— Но ведь сумма не может быть значительной?
— Нет. Однако достаточной, чтобы сжечь строение, которое никому не нужно. Если нет других причин…
Сидни колебался.
— Мне кажется, нечто подобное имел в виду Марк Боуэн.
— Если вы имеете в виду трупы, то их не обнаружили.
— А может, думали, что Марден находился дома?
— Намекаете на попытку убийства? Нет, Сидни, я не сомневаюсь, что это какая-то махинация со страховкой. Если хотите, можете пойти и сами взглянуть на фотографа.
— Надо придумать предлог.
— Прежде подобные мелочи вас не останавливали. Это же ваша работа — утешать страждущих. Интересно, что вам удастся из него выудить.
— Вы хотите, чтобы
— Вы же знаете, Сидни, я всегда благодарен вам за помощь.
— И благословляете меня на это дело?
— Для разнообразия с удовольствием поменяюсь с вами местами и благословлю.
По дороге домой Сидни все как следует обдумал. Направляясь на встречу с Китингом, он взял с собой лабрадора, чтобы по пути в бар и обратно собака погуляла. Общение с псом стало неожиданной и очень хорошей стороной его жизни. Случалось, что Диккенс своевольничал (особенно его выводили из себя овцы, и сезон окота был традиционно непростым временем), но Сидни радовался уникальному сочетанию в нем терпения и привязанности. В то время как собаки других хозяев тявкали, прыгали, лизались и рычали, Диккенс проявлял интерес к дому, почти не убегал, как делал раньше, и был вполне доволен своей судьбой. Он редко злился на людей, и вскоре Сидни понял, что может многому научиться у своей собаки.
Тем более его удивило, когда Диккенс вдруг сильно разволновался. Умчался вперед, затем остановился у прохода на луга и громко залаял. Почти стемнело; мимо них пробежал Джером Бенсон со своей гончей. В другую сторону, опустив голову, быстро прошла девушка в голубовато-зеленом сарафане. Левой рукой она придерживала откинутые назад светлые волосы, правая рука дрожала. Не иначе, Абигайл Редмонд, подумал Сидни. Но что сделал Джером Бенсон, чтобы так ее расстроить?
Дэниелу Мардену было лет шестьдесят. Смуглый красавец, одетый в знававшие лучшие времена кремовый льняной костюм. Коричневые ботинки сношены, панама небрежно валялась в продавленном кресле. Он сидел за столом со стаканом виски и постукивал сигарой по полной окурков пепельнице. Сидни он выпить не предложил, только удивился, почему священник решил навестить его. Хотя по жилищу Мардена никто бы не сказал, что он человек преуспевающий, после нескольких минут разговора Сидни узнал, что его собеседник в прошлом жил и в роскоши. И в лучшую пору извлекал выгоду из своей природной привлекательности и обаяния.
— В наше время все требует больших усилий, — начал он. — В молодости я рвался вперед, был активным и энергичным. А сейчас и на месте едва стоишь, а это, как вам известно, очень скучно.
— Зависит от того, на что вы смотрите.
— В этом смысле всегда уместна молодая хорошенькая девушка.
— Вы фотографируете хорошеньких девушек?
— Когда представляется возможность. Но теперь в основном свадьбы.
В двадцатые годы Марден оказался в кинобизнесе, работая ассистентом великого английского оператора Чарльза Рошера. Даже снял пару немых картин, но потом, как он выражался, «не сложилось с финансами», и его карьера покатилась вниз: сначала газеты, мода, затем реклама и, наконец, съемка свадеб и выполнение мелких поручений. Сидни увидел в корзине для мусора пустую бутылку из-под виски и задумался, насколько в «грехопадении» этого человека виновато спиртное.
Было заметно, что, говоря на темы, его интересующие, Дэниел еще способен увлечься и оживиться, но возраст и неудавшаяся карьера накладывали неизбежный отпечаток на внешность, и его лишенное эмоций лицо выражало лишь отказ от борьбы и покорность судьбе. Щеки словно обвисали, губы превращались в застывшую щель, взгляд становился отрешенным. Человек будто мог себя включать и выключать.
Дэниел объяснил, что ездил в Лондон фотографировать на свадьбе на общественных
началах, однако Сидни заподозрил, что жених оказал своему знакомому услугу, наняв его за деньги.— Приходится скрепя сердце желать им счастья, хотя в половине случаев очевидно, что брак обречен. Не сомневаюсь, каноник Чемберс, вам это тоже знакомо. Смотрите в храме на невесту и думаете: «Вот идет очередная овечка на заклание».
— Я надеюсь этого избегать и старательно готовлю пары к супружеству.
— А сами не женаты! — воскликнул фотограф. — Наверное, столько всего насмотрелись, что оттягиваете женитьбу.
— Не совсем так.
— Меня всегда удивляло, как родители стараются разодеть своих дочерей, всех этих дебютанток. «Любовь на продажу». Я недурно зарабатывал на них, фотографируя и помещая снимки в «Кантри лайф». Теперь их совсем не так много, хотя однажды мне пришлось снимать вашу подругу мисс Кендалл.
— Откуда вам известно, что мы с ней знакомы?
— Каноник Чемберс, это все знают! Она из тех светских львиц, у которых слабость к священникам.
— Хотите сказать, больше чем к одному?
— Многие знакомые стремятся заполучить в друзья викария, чтобы, если потребуется, он помог им выпутаться из передряги. Разумная страховка.
— Кстати, о страховке…
— Получается, что я тоже сорвал куш, — быстро произнес Дэниел Марден. — Мне причитается кругленькая сумма. Хорошо бы все на радостях не прокутить.
— Это деньги на приобретение оборудования взамен утерянного?
Фотограф кивнул.
— Но у меня есть иные соображения по поводу остатка жизни.
— Не хотите начинать сначала?
— Я собирался все бросить, впрочем, в нашей профессии не выбирают. Человек понимает, что остался без работы, когда перестает звонить телефон. Голливуд — это что-то в другой жизни.
Сидни попробовал зайти с другой стороны:
— А зачем вы сняли этот дом?
— Место здесь так себе, строение совсем разваливалось, но в нем очень удачный естественный свет — окна выходят на юг, и их можно занавесить марлей.
— Я считал, что фотографам требуется темная комната.
— Всю обработку я выполнял тут, в квартире — в ванной и в свободной комнате.
— Я собирался спросить о вашей семье. — Сидни считал, что знает, каково семейное положение Дэниела Мардена, но хотел услышать объяснения из его уст.
— У вас повышенный интерес к моей жизни. Я исключение или таков удел всех ваших прихожан?
— Я стараюсь быть каждому полезным. Это часть моей работы.
— Кое-кто может решить, что вы суете нос не в свое дело.
— Таковы издержки моей профессии.
— Все зависит от того, какую профессию вы имеете в виду.
— Я священник.
— И по совместительству детектив, как я слышал. Об этом многие судачат.
— Надеюсь, одно не противоречит другому.
— Не уверен, но с готовностью расскажу о своей семье. Она немногочисленна: у меня есть сын, который живет во Франции. Но мы с ним не общаемся.
— Печально слышать.
— У меня с ним разногласия.
— А его мать?
— Умерла, но до этого успела развестись со мной. Неприятная история.
— Сочувствую.
— Ничего не поделаешь.
Сидни понимал, что пора уходить.
— Вы упомянули, что хотели бросить свое ремесло. Интересно, чем бы вы стали заниматься, кроме фотографии?
— Собирался попытаться начать рисовать. Меня всегда к этому тянуло, хотя фотография — дело более прибыльное.
— Живопись — более медленный процесс?
— А время скоротечно, вы это хотите сказать? Подчас невозможно осознать его ход. Все, что в наших силах, — ухватить отдельный момент и тщательно изучить его: например, как падает свет из окна. Сгоревший дом прекрасно для этого подходил. Можно было целыми днями наблюдать за светом.