Сидоровы Центурии

Аркадий Моисеевич рванул на свою кафедру, где, он точно знал в каком месте, находятся аптечка. Из всех пузырьков он выбрал нашатырный спирт и поспешил назад, прихватив с собой также графин с водой и стакан. Пока он отсутствовал, очнулся профессор Т., достал из кармана свои старинные серебряные часы на цепочке, и, взглянув на них, громко выругался:

— Черт, у меня же лекция в 12.30 в 705-й аудитории, — и поспешил к выходу.

Сергей Сергеевич удивился:

— Какие могут быть занятия, если сессия закончилась, и у студентов начались каникулы?

Он догнал профессора Т. и объяснил ему, что он, наверное, что-то путает.

— Разве сегодня не 23 декабря? — удивился профессор Т., а потом как-то сразу сник и стал жаловаться на старость, которая во всех отношениях — не радость. Сергей Сергеевич с сочувствием его выслушал и посоветовал взять в профкоме путевку в санаторий, чтобы пару недель отдохнуть на свежем воздухе и в окружении природы. Он даже проводил его до лифта, убедившись в том, что коллега Фишман вернулся учебный кабинет и загипнотизированные находятся под присмотром.

Пока Сергей Сергеевич общался с профессором Т., Аркадий Моисеевич привел в чувство товарища гипнотизера, правда, главным образом, посредством теребления его ушей, так как нашатырь на него совершенно не действовал. Очнувшись, Александр Васильевич Волков окинул Фишмана мутным взором и вместо благодарности зашипел:

— А, вот, с тобой, еврейчик, мы разделаемся по-особому! Так, что даже имя свое забудешь!

Осознав же, что сказал совершенно невразумительное, да еще с угрозой, "товарищ гипнотизер" поспешил поскорее убраться из кабинета, словно его предыдущая деятельность не имела к нему ровно никакого отношения. В коридоре он нос к носу столкнулся с Сергеем Сергеевичем, испуганно на него посмотрел, втянул голову в плечи и побежал по пустынному коридору в направлении, противоположном выходу.

Сергей Сергеевич удивился и поспешил в учебный кабинет. Там он увидел погруженных в гипнотический сон участников семинара и мечущегося от одного спящего к другому коллегу Фишмана с пузырьком нашатырного спирта. Сергею Сергеевичу не оставалось ничего другого, как принимать огонь на себя. Он трижды хлопнул в ладоши, а потом громко произнес:

— Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Сеанс окончен! Просыпайтесь! — и товарищи ученые стали приходить в себя: протирали глаза, зевали, всхлипывали, смущенно улыбались и непременно поглядывали на свои часы.

Очень хорошо, наверное, что большинство из них, поддавшись уговорам "товарища гипнотизера" увидели себя в голодном, но все равно, счастливом, послевоенном детстве, да так отчетливо, что сразу стали делиться друг с другом своими впечатлениями:

— А мне приснилось, что я в школу пошел в первый класс!

— А я в ночное в первый раз с отцом и старшим братом ходил. Красота!

— А мне приснилось, как отец и мать в детский дом приехали и меня оттуда забрали…

Но не все выражали восторг и желание поблагодарить "товарища гипнотизера" за нечаянно доставленную им радость. Как впоследствии выяснилось, кое-кого занесло в такие исторические времена и в такие стрессовые ситуации, про которые лучше не вспоминать.

Например, товарищ Ефремов — бывший однокурсник и старинный приятель Сергея Сергеевича — оказался свидетелем боярской казни в июле 1565 года, когда в один день на Красной площади опричники царя Ивана IV замучили, по одним сведениям, сто двадцать, а по другим — более двухсот потомков древних княжеских и боярских родов. Не пожалели они и его — доброго и послушного 15-летнего отрока, перед этим на его глазах обезглавив его отца — знаменитого воеводу, который верой и правдой служил царю и отечеству. Едва придя в себя, тов. Ефремов — суровый, богатырского телосложения мужчина, — беззвучно заплакал, вспоминая пережитый им страх и ужас, когда вокруг его шеи захлестнулась пеньковая веревка, а потом оборвалась, и он упал на помост виселицы, сломав обе ноги. Но даже после этого его не пощадили, а по приказу распоряжавшегося его казнью царевича Ивана, в свите которого он недавно состоял, поволокли к огромному чану с кипящей водой…

Совсем не радостные воспоминания о детстве пережил докторант Федоров. Его исторический двойник зашиб как-то по глупости камешком ногу борзой собаки из барской своры. Барин заметил это, и его дворовые холопы были принуждены назвать виновника. На следующий день барин назначил охоту. Привели на место охоты и его, раздели и велели бежать, а вслед за ним со всех свор пустили вдогонку собак, значит, травить его. Только борзые добегут до него, понюхают и не трогают… Подоспела мать, леском обежала и ухватила его в охапку. Ее оттащили в деревню и опять пустили собак. Он остался жив, а матушка его помешалась, и на третий день умерла.

Реалии текущей жизни докторанта Федорова в отношении родительской любви и ласки были не лучше: он рос сиротой, воспитывался в детдоме, и только каким-то чудом смог выбиться в люди и стать ученым. Однако же под впечатлением гипнотического сна докторант Федоров возобновил поиски своих родителей, которых потерял в 1942 году во время эвакуации, когда ему было всего полтора года от роду. И его настойчивость была вознаграждена: он разыскал свою 70-летнюю мать в доме престарелых под Тулой, и перевез ее в Новосибирск. А вскоре из Министерства обороны пришло сообщение о том, что его отец-танкист погиб в мае 1945 года в Чехословакии и похоронен под Прагой в братской могиле.

Крепостным мальчиком осознал себя в прежней жизни и доцент Семенов. У него, правда, был очень добрый барин, проживавший в Москве на Никитском бульваре. После смерти барина в феврале 1852 года он, согласно завещанию, получил вольную, 25 рублей ассигнациями, и отправился в свое родное село под Полтавой. Последнее, что он успел запомнить, это — то, что по дороге он сильно простудился и заболел. О своем необычном путешествии в прошлое доцент Семенов, по натуре сдержанный и молчаливый, особенно не распространялся, но, однажды, выбрав подходящий момент, подошел к Сергею Сергеевичу и, взяв с него слово, что он будет молчать, рассказал ему нечто такое, после чего Сергей Сергеевич впервые задумался о таинстве рождения, жизни и смерти. С тех пор, просыпаясь по утрам, он каждый раз чувствовал себя с головы до ног рабом жизненной суеты, и утешал себя мыслью о том, что предначертанное судьбою невозможно изменить.

Первый сеанс группового регрессивного гипноза оказался последним. И для этого были веские причины. Дело в том, что вечером в тот же день у тов. Ефремова сильно подскочило давление и его жене даже пришлось вызывать скорую помощь. Его отвезли в городскую больницу с диагнозом "гипертония", но после более тщательного обследования врачи установили, что он перенес микроинфаркт. Больной не стал скрывать от лечащего врача причину своего недомогания, и сведения об этом получили нежелательную огласку.

Остальные участники научно-практического семинара тоже не молчали, и по университету поползли нехорошие слухи. Главным персонажем этих слухов стал таинственный "черный маг", который по окончанию сеанса, якобы, "растворился в воздухе". Компетентные органы, которые только что закрыли дело по поводу антисоветских измышлений аспиранта Сидорова, снова, причем из разных источников, получили информацию, потребовавшую от них повторной проверки деятельности биофизической лаборатории НГУ, и, особенно, проводимых профессором Мерцаловым и доцентом Фишманом "психологических опытов с использованием психотропных средств".