Сила басурманская

– Это конь говорил, – на автомате соврал Иван.

– Издеваешься? – в вопросе прозвучало раздражение.

Парень почти ощутил, как в грудь впивается каленая стрела. В кровь попала солидная порция адреналина, и дембель очнулся:

– А что? Типичный богатырский скакун. Верный друг и советчик.

– Пусть что-нибудь скажет.

– Он тебе не попугай просто так болтать, – огрызнулся Старшой.

– Эй, конь! Будешь молчать, я твоего хозяина застрелю.

Жеребец вновь всхрапнул, чувствуя на себе внимание чужака. Тот истолковал реакцию скакуна по-своему:

– Не очень-то вы дружны, как я посмотрю.

– Случается, что ссоримся, – пожал плечами Иван.

– Ты кто таков есть-то?

– А ты?

– Хм, у кого лук?

– А у кого доблесть в глаза врага глядеть? – произнес дембель и удивленно подумал: «Во я отмочил!»

– Борзо, но справедливо, – согласился голос.

На свет костра выступили трое: человек с луком, одетый побогаче пары детин, стоявших по сторонам. Лучнику было лет тридцать. Одевался он в кожаные штаны да рубаху с нашитыми медными пластинами. На покрытом затейливым узором поясе висел меч. Лицо незнакомца было угловатым, тонким, белобрысые волосы беспорядочно топорщились.

Здоровяки помахивали топорами и буквально пожирали Ивана черными бешеными глазами. Одежда была похожа на боевые шмотки лучника, но пластины выглядели хуже. Ни чеканки, ни узорочья. На головах – рогатые шлемы. Из-под них вились темные лохмы.

«Викинги?!» – обалдел Старшой.

Визитеры тоже оценили воронежца. Дембельская форма произвела должное впечатление.

– Так кто ты? – переспросил белобрысый.

Вдохновленный страхом парень среагировал мгновенно:

– Я – князь Иван… Задольский.

Очень кстати на ум пришел заброшенный край, откуда начались здешние мытарства Емельяновых. Там сроду не было княжеств, потому что место считалось диким, а то и гиблым.

После объявления титула во взглядах викингов существенно добавилось уважения. Белобрысый глянул на спутников, повернувшись к Старшому в профиль. Дембель засек странную форму уха – оно чуть заострялось в верхней части. «Эльф?!» – мысленно воскликнул Иван.

– Отчего же высокородный конунг путешествует в одиночестве? – поинтересовался настырный лучник.

– Охотился и заблудился, – не моргнув глазом, выдал распространенную сказочную версию парень.

Как ни странно, эта глупость вполне удовлетворила северян.

– Я – Эльфенсон Патлатый, младший конунг всех кочеврягов. Как ты понимаешь, предок моего рода – сам Слондр Стриженый.

Старшой припомнил, что Слондр являлся одним из двух легендарных основателей Тянитолкаева. Тамошняя Партия слонов назвалась тоже в честь Стриженого конунга. Кочевряги слыли суровыми воинами и жестокими морскими грабителями. Свидание с остроухим потомком Слондра ничего приятного не сулило.

Эльфенсон подтвердил худшие опасения Ивана:

– Раз ты один, конунг далекого Задолья, а нас трое, то, по законам вольных кочеврягов, твое скудное имущество переходит к нам. Ты можешь оказать нам сопротивление, тогда мне все-таки придется поупражняться в стрельбе из лука. Выбирай: глупая доблесть или мудрая трусость?

Здоровяки лыбились, демонстрируя щербатые оскалы. Белобрысый тоже был доволен собой.

– А сами-то вы что тут делаете? – спросил Старшой, чтобы потянуть время.

– Охотимся. Неподалеку река, где нас ждет струг. Хочешь стать нашим гостем? Клянусь Иггдрасилем [7] , за тебя щедро заплатят на невольничьем рынке.

Троица расхохоталась.

– Ты поступаешь несправедливо, – промолвил дембель, ощущая несвойственную ему ярость. В эти мгновения Эльфенсон Патлатый стал первейшим врагом Ивана.

– Эх, людишки Эрэфии, – покровительственно протянул конунг. – Привыкли взывать к своей Правде. А Правда проста: тот прав, кто сильнее. Саблю тоже отдашь.

7

Иггдрасиль – Мировое Древо скандинавов, мифический ясень, являющийся основой мира.

– Забирайте, – сказал дембель, отступая от костра.

Один из громил собрал его вещи, второй взвалил седло на гнедка, белобрысый плюнул себе под ноги:

– Ты плохой конунг. За говорящего коня я бы дрался до смерти.

Грабители скрылись в темноте.

Воронежец осмотрел полянку. Ни коня, ни плаща, ни сабли, ни мешка с припасами, картой да деньгами. Лишь сумасшедший «Альпинист», не замеченный кочеврягом-верзилой.

– Да я богач, – пробормотал опозоренный парень.

В следующий миг им овладела нечеловеческая ярость. Блондинчик обязательно будет наказан. Позже, конечно. Сейчас важно закончить миссию по сбору ингредиентов.

Как же легко три дикаря-северянина грабанули посрамителя Злодия Худича, победителя Соловья-разбойника, грозу всех дев! Стыд, конечно, не дым, но глаза почему-то слезились.

Самопровозглашенный князь Иван Задольский просидел до утра, подкладывая в костер ветки. Когда небо начало светлеть, Старшой подхватил ненавистное радио и отправился в Дверь.

* * *

Несколько дней из головы Абдур-ибн-Калыма не шел рассказ хозяина о сновидении.

Учетчик и советник купца не меньше Торгаши-Керима хотел освободиться из коварного Крупного Оптовища. Хотя, казалось бы, зачем?

К неполным шестидесяти у него не было семьи. В юности, когда он поступил на службу к отцу Торгаши, учетчик женился, но вскоре прогнал жену, ибо ее женский разум пребывал в садах беспечности, а ненасытные щупальца праздных желаний выуживали динарии из кошелька Абдура с непростительной скоростью.

Он призвал супругу обуть скромные туфли рачительности, на что получил ответ: «Я выходила за помощника купца не для того, чтобы вести быт дервиша». Учетчик вспыхнул: «Отправляйся в дом отца!»

С тех пор Абдур-ибн-Калым не искал спутниц жизни, предпочитая изредка наведываться к порочным женщинам. К тем, что подешевле.

В родном Хусейнобаде помощника купца ждал большой богатый дом и немаленькое богатство, за которым следовало присматривать. Абдур испытывал подлинные страдания, когда оставлял столицу Персиянии на несколько месяцев, ведь с накопленным состоянием могло произойти недоброе.

Интересно, что учетчик не стремился отделиться от Торгаши и начать свое дело. Во-первых, лучше синица в руках, тем более весьма жирная синица. Во-вторых, ему не нравились риск и необходимость совершать затраты. Когда ты работаешь на хозяина, все расходы несет он.