Сила двух начал
Шрифт:
— Остается сделать так, чтобы Мэри осталась со мной наедине, и уж тогда-то…
— Тебе невероятно повезет, если так случится – а ведь нужно еще лишить ее волшебной палочки.
— Здесь-то как раз нет ничего сложного – пара недопустимых в честном бою приемов, искусное притворство – и Мэри будет моей.
Мальсибер недоверчиво фыркнул:
— Не особо-то надейся, что она пойдет на это добровольно – скорее всего, тебе удастся взять ее только силой.
— Силой так силой,— плотоядно ухмыльнулся Руквуд,— после того, что ты рассказал только что, мне не претит стать насильником.
Мальсибер укоризненно покачал головой, но разубеждать соратника в принятом им решении не стал, без промедления покинув Зал Собраний.
Короткий миг возвращения в реальность – и вот Мэри вновь стоит напротив Руквуда, ощущая себя преданной – Мальсибер, что когда-то, как ей казалось, любил ее, на самом деле всегда хотел лишь одного – владеть ею, и даже был согласен разделить
От горьких дум Мэри отвлекла рука, что легла на плечо, желая ее приободрить – волшебница подняла мокрое от слез лицо – Руквуд стоял рядом, и все его выражение говорило о сожалении.
— Именно поэтому повелитель сделал меня твоим учителем – он знал, что когда ты овладеешь легилименцией, увидишь это.
— Его радует мысль о моих страданиях?— недоверчиво спросила Мэри с ужасом в голосе.
Руквуд в ответ лишь пожал плечами.
— Вряд ли, иначе он бы пожелал присутствовать во время наших уроков. Я думаю, он хочет убить в тебе всякую надежду на любовь, во всяком случае – на любовь Пожирателей смерти, и, как следствие – полностью лишить тебя личной жизни – ведь, зная, что нас ведет лишь наша страсть, и ничто больше, ты никогда не сможешь полюбить кого-то из нас. Он действует лишь в своих собственных интересах – любовь отнимает много сил и времени, не дает думать ни о чем, кроме любимого, а если ее нет – значит, человек будет тратить все свое время на что-то другое. В твоем случае – на выполнение приказов повелителя.
— Не слишком он добр по отношению ко мне,— сказала Мэри глухо, стирая последние слезы и поднимаясь на ноги,— впрочем, может ли он быть добр вообще? Вряд ли. Я уже пришла в себя, давай продолжим тренировку.
На лице Руквуда отразился такой скептицизм, словно он считал, что Мэри вновь вот-вот разрыдается, но перечить не стал. Тренировка продолжилась, и теперь волшебница, ощущая, что ее внутренности словно заморозились, намного легче проникала в сознание Руквуда, вновь и вновь видя сцены, которые не были предназначены для нее, но которые ее теперь совершенно не задевали. Еще пару раз она видела себя – во время посвящения в ученицы, и на следующий день, во время завтрака с Пожирателями смерти. Руквуд, что не сумел ни разу помешать Мэри проникать в его сознание, после трех часов тренировки признал, что дальнейшее продолжение бесполезно, и волшебница, ощущая противоречивые чувства облегчения и растерянности, уже через пару минут была в своей комнате, размышляя над тем, чем же ей теперь заняться. Эти размышления были непродолжительными – Мэри, ощущая дикую усталость и зная верный способ избавления от нее, немедленно рухнула на кровать, отдавшись во власть сна. Тот сон, что приснился ей, стал высшей наградой за все старания – великолепный Златогривый единорог, чью гриву трепал злой ветер, стоял среди своих сородичей, точь-в-точь похожих на него, и, казалось, выглядывал кого-то среди плотно сомкнутых ветвей, нетерпеливо взрывая землю копытом. Мэри проснулась, так и не узнав, дождался ли того, чего хотел Пламень, и, ощущая смутное чувство разочарования, кинула взгляд в сторону окна – солнце вот-вот должно было скрыться за кронами деревьев, и сейчас посылало прощальные лучи земле. Вздохнув, она подумала, что было бы неплохо прогуляться по Безмолвному лесу – как она по нему соскучилась! Но – увы! она прекрасно помнила запрет Волан-де-Морта на выход из особняка, и нарушать его не собиралась, прекрасно зная, чем это может ей грозить, и, взяв в руки одну из своих любимых книг, сосредоточила все свое внимание на ней. Вскоре, правда, ей пришлось прерваться – требовательный стук в дверь известил ее о нежданном госте, и заставил подняться с кресла, что бы узнать, кто именно так жаждет ее общества сейчас. После короткого: «Войдите», дверь открылась, впуская в комнату Волан-де-Морта – того, кого Мэри совершенно не ждала. Видимо, изумление нежданным визитом учителя было прямо-таки написано на ее лице – его губы немедленно изогнулись в издевательской усмешке:
— Я решил не тянуть с проверкой – услышал о том, что ты полностью освоила легилименцию. Или Руквуд солгал?
— Нет,— покачала головой Мэри, придя в себя,— кому, как не ему знать, чего я достигла в освоении этого необычайно сложного умения.
— Осталось только подтвердить его слова.
Волан-де-Морт одним жестом дал Мэри понять, что она может приступать, и волшебница, чуть выждав, атаковала разум Волан-де-Морта,
предварительно собрав всю свою волю в кулак. Надежда на победу была, но сама победа стала для Мэри неожиданностью – она сквозь туман увидела Волан-де-Морта, на лице которого было написано такое торжество, словно сбылась его заветная мечта, а в руках он держал небольшую золотую чашу, внешне ничем не примечательную. Безграничная радость словно ослепила на миг Мэри, еще мгновение – и волшебница, не выдержав давления Волан-де-Морта, была вытолкнута из его сознания в действительность. Но эта действительность была такой, что волшебница немедленно испытала острое желание оказаться в любом другом месте, подальше от Волан-де-Морта, чье лицо исказилось невероятной, почти животной, ненавистью и злобой. От мага исходило сейчас столько темной силы, что, будь она материальна, Мэри давно бы уже лежала бездыханной.— Твое умение сослужило тебе плохую службу,— прошипел маг, буквально уничтожая Мэри яростным взглядом своих багровых глаз,— ты узнала то, что знать не должна была, и теперь поплатишься за это.
Мэри, ожидая пыток, в надежде тихим шепотом произнесла мольбу о помощи медальону, сжав его в ладонях – Волан-де-Морт, видимо, подумал, что она молится. Злорадно и издевательски улыбаясь, он направил на нее волшебную палочку, посылая луч проклятия, но тот, вместо того, чтобы поразить Мэри и стереть ее память, словно растаял, едва коснулся невидимой ранее защитной сферы, что проявилась, впитывая заклинание. Волшебница облегченно перевела дух, гадая, что предпримет Волан-де-Морт – в выражении лица мага секунд пять боролась злость и изумление, затем, когда оно стало просто непроницаемым, он, наконец, произнес:
— Значит, я был прав – твой медальон действительно может ограждать тебя от заклинаний. Неужели поход по улицам Лондона имел успех, и ты расшифровала тот пергамент?
Мэри кивнула с довольным видом:
— Да, как бы это странно ни звучало. Мне тогда необычайно повезло, так что теперь я знаю все, что только можно знать о своем медальоне.
— Что же именно тебе удалось выяснить?— спросил Волан-де-Морт небрежно, но его почти ощутимый интерес к этому вопросу выдали жадно блеснувшие от нетерпения глаза. Мэри, зная, что тот ее не сможет заставить говорить против воли, лишь усмехнулась, покачав головой:
— Тебе это знать ни к чему – медальон имеет отношение только ко мне.
Ее ответ не был дерзким, но привел Волан-де-Морта в бешенство – яростно сверкнув глазами, он резко взмахнул палочкой, стремясь завладеть разумом Мэри, но она была к этому готова, и атака Волан-де-Морта была отражена ее волей, что за последнюю неделю стала намного сильнее. Она даже чуть было вновь не проникла в разум мага, но тот, гневно зарычав, мгновенно вытолкнул ее из своего сознания.
— Я должна сказать вам спасибо, повелитель,— обратилась Мэри к нему с необыкновенной, не свойственной ей вежливостью,— если бы не то наказание – недельный запрет на выход из особняка, я бы отправилась в темницы уже завтра, а так…
Она многозначительно промолчала, наблюдая за бессильной яростью Волан-де-Морта – он, было, собрался метнуть в Мэри еще одно заклинание, но вдруг раздумал, и сказал уже ровным голосом:
— Что ж, я рад, что ты так хорошо освоила легилименцию – теперь для тебя любой разум будет открыт. За исключением моего сознания.
Он посмотрел на Мэри со значением, и она поняла, что Волан-де-Морт хотел сказать – эпизод с чашей должен быть забыт ею. Она кивнула, показывая, что не собирается спорить с ним, и, когда Волан-де-Морт уже направился к двери, поспешно спросила:
— А как же награда за усердие?
Волан-де-Морт, повернувшись, окинул Мэри изучающим взглядом, от которого ее сначала бросило в холод, а потом – в жар, словно оценивал, чего она достойна, и неспешно подойдя к ней вплотную, выдохнул:
— Награда… по твоему усмотрению.
Мэри показалось странным такое великодушие, поразившее ее больше, чем мгновенная перемена настроений Волан-де-Морта, что, сейчас не отрываясь, смотрел в ее глаза. Волшебница не смогла понять значение его взгляда, что вмиг лишил ее способности говорить, словно маг просто ждал чего-то от нее. Внезапно она вспомнила истинную причину назначения Руквуда ее учителем, но сейчас это совершенно не задело ее – настолько ее заворожил пристальный взгляд багровых глаз, что будто манил куда-то, безмолвно, но одновременно явно.
— Ну, так что?— ухмыльнулся Волан-де-Морт, прерывая затянувшееся молчание, но все так же гипнотизируя взглядом Мэри,— неужели передумала? Или так много вариантов, что никак не можешь выбрать один?
— Почему же, нет,— пожала плечами волшебница,— достаточно будет одной возможности вновь свободно гулять по тропам здешнего леса.
– Так мало?— удивился Волан-де-Морт,— я ведь говорил о недельном запрете, его срок уже истек. Так что можешь пожелать чего-нибудь другого.
— Как насчет ночи с тобой?— предложила Мэри лукаво, повинуясь внезапному порыву. Реакция Волан-де-Морта на ее слова была довольно странной – улыбнувшись какой-то кривой улыбкой, он отрицательно покачал головой, словно знал, что слова волшебницы были всего лишь шуткой.