Сила притяжения

Щеки Ани мило порозовели, и она опустила голову. Затем до неё, кажется, дошло всё то, что я ей сказал, и она охнула в притворном ужасе.

— Хочешь сказать, что со мной не весело? — воскликнула Данчук- Ты обвиняешь меня в том, что я… скучная?

Я попытался было отрицать это обвинение, хотя, по сути, так, наверное, и было. Но это не значило, что я не любил Аню. Ведь это было чуть ли не определяющей чертой её характера — лёгкая степень занудства. И я ценил её. Правда.

Но подруга в любом случае меня уже не слушала. Нет, она целеустремлённо шагала к другому зданию. Тому, у которого был один ряд дорогих звонков и две камеры по обе стороны от ворот.

— Аня, нет! — выкрикнул я, понимая, что видел гораздо больше, чем обуянная решимостью блондинка.

Но Аня не обратила на меня никакого внимания. Остановившись у ворот, она дважды нажала на каждый звонок. Выражение её лица исказилось из-за сосредоточенности, и она хмуро надула губы, словно решала какую-то невероятно сложную задачу.

— Эй! Вы!

Данчук резко повернула голову и её глаза расширились, когда она увидела мужчину в форме охранника, несущегося в её сторону из-за ворот. И все же девушка не остановилась, словно непременно желая мне доказать, насколько авантюрной она могла быть. Она продолжала нажимать кнопки, наблюдая за охранником.

— Ладно-ладно, Ань, — дойдя до неё, я шлёпнул подругу по рукам, чтобы она перестала, наконец, прикасаться к звонкам, — Ты уже все доказала. Тебе не надо докучать целому дому, чтобы… Беги!

И мы побежали. Уносясь как можно дальше от пышущего гневом мужика. Честно — я уже и не помнил, когда в последний раз поступал вот так — убегал от взрослых, словно нашкодивший подросток. Я нёсся по улицам, держа Данчук за руку, мы лавировали между редкими прохожими, и мои бока болели от напряжения и взрывов смеха, которые я не мог контролировать.

Как только мы достигли опустевшего переулка — слишком узкого и темного, чтобы быть замеченными — Аня согнулась, опираясь ладонями на свои колени, и рвано выдыхала, периодически посмеиваясь. Я же прислонился к стене, откидывая назад голову, пытаясь вдохнуть немного кислорода в свои легкие.

— И правда доказала, — повторил я, взмахивая рукой.

Аня, подняв на меня взгляд, криво улыбнулась. Её лицо было красным от напряжения, но глаза при этом невероятно блестели. И, несмотря на всю комичность и даже некую абсурдность ситуации, я видел, что она была счастлива.

— Со мной весело, окей, — выдохнула она немного хрипло.

— На все сто, — заверил я её со смешком, — Ты просто невероятна. И опасна. Будешь и дальше так себя вести — станешь самым настоящим криминальным авторитетом.

— Вот! — выставила подруга вперед указательный палец, — И никогда об этом не забывай! А теперь пошли. У меня ноги отваливаются, так что мне срочно нужно куда-то присесть.

Посмеиваясь и негромко переговариваясь, мы побрели в сторону парка. Я по привычке закинул руку на плечо Данчук, чуть сжимая его под тонкой кожаной курткой. Несмотря на то, что календарь красноречиво сообщал всем о том, что на дворе царил октябрь, ещё было слишком тепло, чтобы по-настоящему задумываться о тёплой одежде. О каких куртках вообще можно было говорить, если после бега моя футболка взмокла, и я едва сдерживал желание стянуть с себя толстовку. Потому что объективно понимал: сделаю это — и простуда мне обеспечена. Подует коварный ветерок — и прощай, мой милый конкурс.

Найдя свободную лавочку, мы поспешили её занять. Я по привычке пристроил свою голову на колени Данчук, та — также машинально — начала перебирать мои лохматые волосы. И была в этом какая-то своя, только нам понятная магия.

Аня очень хорошо владела техникой игры в прятки. Не в буквальном смысле этого слова, хотя в детстве и это ей удавалось прекрасно. Данчук умела отгородиться от общества, когда ей было это нужно. Или когда в этом нуждались мы оба.

Мне всегда нравилась эта черта. Подруга умела создать ощущение некоего уединения, даже когда мы находились в шумной толпе. А уж когда мы гуляли вдвоем — как в тот день — поддерживать атмосферу было проще простого. Мы могли говорить о чём угодно, и никто не мог подслушать слова, которые мы хотели сказать друг другу. Это как иметь свой собственный маленький мирок в большом и шумном городе.

Мне нравилось лежать на её коленях. Почему? Потому что это чувствовалось идеально. Аня всегда садилась так, чтобы мне в глаза не светило солнце. Она обязательно предупреждала, если хотела переставить ноги, чтобы я на секунду поднял голову. А ещё Данчук всегда перебирала мои волосы, вне зависимости от времени года. Серьёзно — даже под зимней шапкой она находила выбившиеся пряди и накручивала их на пальцы. И она всегда внимательно выслушивала всё, что я ей рассказывал, даже если я просто перечислял то, что съел на обед.

— Так ты мне расскажешь, чем занимался весь день, пока я грызла гранит науки и рисковала своей жизнью? — поинтересовалась Аня, чуть щурясь на солнце.

Я пожал плечами:

— Репетировал. Мы ведь уезжаем уже завтра. Дорога каждая минута.

Да — я позволил себе прогулять учёбу. Как и Колян. Это было обычной практикой — перед важным концертом отбрасывать всё лишнее и ненужное и сосредотачиваться на музыке. Мои преподы знали причину — я никогда не врал о том, почему пропускал занятия — и относились к этому с пониманием. Всё же я изучал не дизайн и не ядерную физику, и прогуливал прямо-таки по своему профилю. А вот как Меридов выкручивался — было известно только ему одному. Но, его пока так и не выгнали, так что я делал выводы, что дару убеждения на факультете журналистики учили отлично.

— Волнуешься? — негромко спросила Аня, безошибочно угадывая моё настроение.

Я кивнул, сжав губы. Рука, перебиравшая мои волосы, замерла. Я недовольно заворчал и, поборов желание завозиться и потянуться за её рукой, как какой-нибудь ручной кошак, поднял на неё взгляд. Она смотрела прямо мне в глаза, и на лице у неё читалось недоумение.

— Почему?

Дернув плечом, я отозвался:

— А что если я облажаюсь?

Признание сорвалось с губ непроизвольно, и я в очередной раз порадовался, что мы были только вдвоём. Потому что никто не должен был видеть меня таким — слабым, сомневающимся, неуверенным в себе. Я — Юлиан, мать его, Кораблёв, и в моём словаре не должно было вообще быть таких слов.

Но они были. И произнести их я мог только рядом с ней. Потому что знал — она поймёт. Не засмеётся, не оттолкнёт, а самое главное, никому об этом не скажет.

Нюта покачала головой и поинтересовалась:

— Кто внушил тебе это? Кто вбил в твою голову, что ты недостаточно хорош?

Хмыкнув от комичности ситуации и заранее представив себе реакцию подруги, я просто ответил:

— Ты.

*****

Анна

Сказать, что я опешила — это вот равносильно молчанию. Потому что — ВОТ ЧЁЁЁЁ?! Когда я вообще могла такое сказать? А самое главное — зачем?

— Я тебя не совсем поняла, — честно призналась я.

Юлик, всё так же не поднимаясь с моих колен, повторил:

— Это была ты. Ты сказала мне, что я посредственно играю. Неплохо, но далеко не идеально. И что я могу либо выезжать за счёт других ребят и своей смазливой мордашки, либо начать работать.

Ого. Нет, это было очень в моём стиле — я ведь регулярно говорила Юлиану, чтобы он не задирал нос, чтобы не считал ворон и фокусировался на работе. Но это всё было сделано в мягкой, шутливой форме. Не так…жёстко.