Сильмариллион (др. перевод) (илл. Несмита)

Говорится в «Лэ о Лейтиан», что Берен вступил в Дориат, едва держась на ногах, поседевший и согбенный, словно под бременем долгих лет страданий и горя – столь великие муки испытал он в пути. Но, блуждая летней порою в лесах Нельдорета, встретил он Лутиэн, дочь Тингола и Мелиан: в вечерний час, когда над лесом вставала луна, кружилась она в танце на неувядающей траве полян близ Эсгалдуина. Тогда воспоминания о пережитой боли оставили Берена, и он застыл, очарованный, ибо красота Лутиэн не имела себе равных среди Детей Илуватара. Одежды ее были синими, как ясное небо, а глаза – серыми, словно звездный вечер; плащ ее заткан был золотыми цветами, а кудри – темны, как сумеречные тени. Словно солнечный блик в листве дерев, словно хрустальный перезвон ручьев, словно звездный луч в дымке тумана, сверкала ее гордая красота, а в лице ее сиял свет.

Но Лутиэн скрылась из виду, и Берен лишился дара речи, точно заколдовали его; долго блуждал он в лесах, пуглив и дик, словно зверь, ища ее. В сердце своем Берен назвал ее Тинувиэль, что означает Соловей, дочь сумерек, на языке Серых эльфов, ибо настоящего ее имени Берен не знал. Порою различал он ее вдали, осенью – в хороводе листьев, гонимых ветрами, зимой – в сиянии звезды над холмом; но словно цепь сковывала его поступь.

И вот наступил предрассветный час в канун весны; и Лутиэн снова кружилась в танце на зеленом холме; и вот она запела. Звонкая песнь ее пронзала душу, словно трель жаворонка, что взмывает ввысь над вратами ночи и дарит напев свой умирающим звездам, провидя солнце, встающее за стенами мира. Песнь Лутиэн разбила цепи зимы, и заговорили скованные льдом воды, и там, где ступала она, на промерзшей земле распускались цветы.

Тогда пали чары немоты, и Берен воззвал к ней, восклицая: «Тинувиэль!» – и лесное эхо повторило это имя. И она помедлила в изумлении и более не убегала, и Берен приблизился к ней. И встретились их взгляды, и настиг ее рок, и Лутиэн полюбила Берена; но вот засиял первый рассветный луч, и она выскользнула из его объятий и исчезла из виду. Тогда Берен пал на землю без чувств, словно сраженный горем и блаженством одновременно, и погрузился в мрачные бездны сна. Очнувшись же, он ощутил могильный холод, а в сердце его царили одиночество и пустота. Мысли его блуждали, и ощупью искал он путь в темноте, словно человек, внезапно ослепший, что руками пытается удержать исчезнувший свет. Так ценою скорби расплачивался Берен за назначенную ему судьбу; но та же судьба подчинила себе и Лутиэн: бессмертная, она разделила с ним удел смертных, и, будучи свободной, приняла его оковы; и страданий, подобных тем, что выпали ей на долю, не знал никто из эльдалиэ.

И Лутиэн возвратилась к нему, туда, где пребывал он во мраке, утратив надежду, и вложила свою руку в руку смертного – давным-давно, в лесах Сокрытого Королевства. После того часто приходила она к нему, и бродили они вдвоем, вдали от чужих глаз, в густых лесах, а над миром цвела весна, и приближалось лето, и большей радости не выпадало в удел никому из Детей Илуватара, хотя недолог был миг блаженства.

Даэрон, менестрель, тоже любил Лутиэн; он проследил ее встречи с Береном и выдал их Тинголу. Король пришел в ярость, ибо Лутиэн любил он превыше всех сокровищ, и полагал, что даже среди эльфийских владык нет никого, достойного его дочери; смертных же Тингол даже не принимал на службу. Охваченный изумлением и горем, король стал расспрашивать Лутиэн, но она отказывалась открыть отцу что-либо, пока не поклялся Тингол, что ни темница, ни казнь не грозят Берену. Однако король послал своих слуг схватить дерзкого и доставить его в Менегрот как преступника и злодея; но Лутиэн, опередив слуг отца, сама привела Берена к трону Тингола как почетного гостя.

Презрительно и гневно взглянул Тингол на Берена, Мелиан же хранила молчание. «Кто ты, – вопросил король, – явившийся сюда как вор; незваным посмевший приблизиться к моему трону?»

Но Берена охватил благоговейный страх, ибо не знали равных великолепие Менегрота и величие Тингола; и промолчал он. Тогда заговорила Лутиэн и молвила: «Это Берен, сын Барахира, вождь людей и заклятый враг Моргота; даже эльфы складывают песни о его подвигах».

«Пусть говорит Берен! – молвил король. – Что нужно тебе здесь, злосчастный смертный? Ради какой нужды покинул ты свои владения и явился в мое королевство, закрытое для таких, как ты? Можешь ли ты оправдать свой приход, чтобы властью своей не подверг я тебя суровому наказанию за дерзость твою и безрассудство?»

И Берен, подняв глаза, встретился взглядом с Лутиэн, а затем взор его обратился к Мелиан, и показалось ему, будто слова вложили в его уста. Страх оставил гостя, и в сердце его проснулась гордость старшего из домов эдайн, и отвечал он: «Судьба, о король, привела меня сюда – через такие опасности, каким немногие эльфы отважились бы бросить вызов. И здесь обрел я то, чего, воистину, не искал, – но найдя, отнять не позволю. То, что обрел я, дороже золота и серебра, светлее драгоценных камней. Ни скалы, ни сталь, ни огни Моргота, ни вся мощь эльфийских королевств не разлучат меня с сокровищем, о котором мечтаю я. Ибо дочь твоя, Лутиэн, прекраснее всех Детей Мира».

Тогда молчание воцарилось в зале; все стоявшие там преисполнились изумления и страха, и полагали они, что Берен тотчас же будет казнен. Но Тингол заговорил, медленно взвешивая слова: «Смерть заслужил ты подобными речами, и смерть уже настигла бы тебя, низкорожденный смертный, во владениях Моргота научившийся пробираться тайными путями, под стать соглядатаям его и рабам – если бы не принес я опрометчивой клятвы, о которой весьма сожалею».

И отвечал ему Берен: «Смерть, заслуженную или нет, приму я от тебя – но не бранные слова; не позволю клеймить себя ни низкорожденным, ни соглядатаем, ни рабом. Клянусь кольцом Фелагунда, что эльфийский владыка вручил Барахиру, отцу моему, на поле битвы Севера, род мой не заслужил от эльфа подобных оскорблений – будь он хоть королем».

Гордостью звенели слова Берена, и все взоры обратились к кольцу; Берен поднял его над головою, и вспыхнули зеленые камни, созданные нолдор в Валиноре. Кольцо это было в форме двух змей с изумрудными глазами: змеиные головки соприкасались под короной из золотых цветов; первая змея поддерживала ее, а вторая пожирала: таков был знак Финарфина и его рода. Тогда Мелиан склонилась к плечу Тингола и шепотом посоветовала ему умерить свой гнев. «Ибо не от тебя, – молвила она, – примет Берен смерть; судьба уведет его в далекие, неведомые края – и однако судьба эта сплетена с твоею. Остерегись же!»

Но Тингол молча глядел на Лутиэн и думал про себя: «Жалкие люди, дети ничтожных правителей и недолговечных королей! Неужели такой, как эти, коснется тебя – и все же останется жить?» И, нарушив молчание, молвил король: «Я вижу кольцо, сын Барахира, и понимаю, что горд ты и мнишь себя непобедимым. Но подвигов отца, пусть даже мне оказал бы он услугу, недостаточно, чтобы завоевать дочь Тингола и Мелиан. Так слушай! И я тоже мечтаю о сокровище, в котором отказано мне. Ибо скалы, и сталь, и огни Моргота хранят драгоценность, которой хотел бы я завладеть, бросив вызов мощи эльфийских королевств. Но говоришь ты, что подобные препятствия не пугают тебя? Так отправляйся в дорогу! Принеси мне в руке своей один Сильмариль из короны Моргота, и тогда Лутиэн отдаст тебе свою руку, если будет на то ее воля. Только тогда получишь ты мое сокровище, и, хотя в Сильмарилях заключены судьбы Арды – считай, что щедрость моя не имеет границ».

Так Тингол призвал гибель на Дориат и опутал себя тенетами проклятия Мандоса. Те, кто слышал его слова, поняли, что король, не нарушая клятвы, тем не менее посылает Берена на верную смерть: знали эльфы, что всей мощи нолдор до прорыва Осады недостало, чтобы те хотя бы издалека увидели сияющие Сильмарили Феанора. Ибо камни вправлены были в Железную Корону и ценились в Ангбанде превыше всех сокровищ, и стерегли их балроги, и бессчетные мечи, и крепкие решетки, и неприступные стены, и черные чары Моргота.

Но рассмеялся Берен. «Дешево же продают эльфийские владыки своих дочерей – за драгоценные побрякушки, за поделки ремесленника, – молвил он. – Но если такова твоя воля, Тингол, я исполню ее. И когда встретимся мы вновь, моя рука будет сжимать Сильмариль из Железной Короны. Помни: не в последний раз видишь ты перед собою Берена, сына Барахира!»

И Берен посмотрел в глаза Мелиан, что по-прежнему не произнесла ни слова, распрощался с Лутиэн Тинувиэль, и, поклонившись Тинголу и Мелиан, отстранил стражу, стоявшую подле него, и один покинул Менегрот.