Сильмариллион (др. перевод) (илл. Несмита)

Берен и Лутиэн похоронили тело Фелагунда на вершине холма его же острова, и остров очистился вновь. Над могилой Финрода, сына Финарфина, прекраснейшего из эльфийских владык, зазеленела трава; и место это оставалось неприкосновенным до тех пор, пока не раскололась земля и не изменились ее очертания, и не поглотили ее всесокрушающие моря. Но Финрод, вместе с отцом своим Финарфином, странствует под сенью дерев Эльдамара.

Так Берен и Лутиэн Тинувиэль оказались на свободе, и вместе вернулись в леса, и на время вновь обрели радость. Настала зима, но не коснулась их, ибо там, где ступала Лутиэн, распускались цветы, и птицы пели у заснеженных холмов. Но преданный Хуан отправился назад к хозяину своему Келегорму; хотя теперь не питали они друг к другу прежней любви.

А в Нарготронде началась смута. Ибо возвратились туда многие эльфы из тех, что томились в плену на острове Саурона, и поднялся ропот, унять который бессильны были слова Келегорма. Эльфы горько оплакивали гибель короля своего, Фелагунда, говоря: дева свершила то, на что не осмелились сыны Феанора. Однако многие поняли, что не страх, а предательство направляли Келегорма и Куруфина. Потому сердца жителей Нарготронда отвратились от них и вновь обратились к дому Финарфина; и покорились они Ородрету. Но Ородрет не позволил эльфам казнить братьев, как того требовали многие; ибо пролить кровь родни своей означало еще сильнее связать себя проклятием Мандоса. Однако тщетно стали бы просить защиты и хлеба в пределах его королевства Келегорм и Куруфин; и поклялся Ородрет, что отныне и впредь сыновья Феанора – не друзья Нарготронду.

«Да будет так!» – молвил Келегорм, и угроза вспыхнула во взоре его; но Куруфин лишь улыбнулся. И братья вскочили на коней и помчались, как ветер, на восток, надеясь отыскать там родню свою. Никто не последовал за ними, даже бывшие их подданные: все понимали, что братья – во власти проклятия и зло преследует их по пятам. В ту пору Келебримбор, сын Куруфина, отрекся от деяний отца своего и остался в Нарготронде, однако Хуан не бросил хозяина своего Келегорма.

На север поскакали братья, намереваясь пересечь Димбар и обогнуть северные пределы Дориата, – то был кратчайший путь к Химрингу, где жил брат их, Маэдрос; и надеялись они проехать через Димбар сколь можно быстрее, держась подальше от Нан Дунгортеб и грозных гор Ужаса, ибо тропа шла вдоль самых границ Дориата.

Говорится, что Берен и Лутиэн, скитаясь по свету, вступили в лес Бретиль и оказались наконец у пределов Дориата. Тогда Берен задумался о своем обете и, вопреки своему сердцу, решил попытаться еще раз, как только Лутиэн окажется в безопасности в защищенной своей земле. Но дочь Тингола не соглашалась расстаться с ним вновь, говоря: «Выбирай, Берен; только два пути есть у тебя: отказаться от похода, забыть о клятве и принять удел неприкаянного скитальца – или сдержать слово и бросить вызов власти тьмы и черному трону. Но и на том, и на другом пути я не оставлю тебя: единая назначена нам судьба».

Так беседовали они, позабыв обо всем, в том числе и об осторожности, а мимо мчались во весь опор через лес Келегорм и Куруфин. Братья заметили путников и издалека узнали их. Тогда Келегорм поворотил коня и, пришпорив, погнал его на Берена, намереваясь затоптать недруга копытами. Куруфин же свернул в сторону и, на всем скаку наклонившись в седле, подхватил Лутиэн, ибо был сильным и ловким наездником. Тогда Берен, увернувшись от Келегорма, вскочил на спину коня Куруфина: эльфы и люди славят в песнях Прыжок Берена и по сей день. Берен сзади сдавил Куруфину горло и отшвырнул его назад; и вместе рухнули они на землю. Конь встал на дыбы и пал; Лутиэн отбросило в сторону и она осталась лежать на траве.

Тогда Берен принялся душить Куруфина, но и сам, казалось, был на волосок от гибели, ибо Келегорм несся на него с копьем. Но в этот миг Хуан отрекся от служения Келегорму и прыгнул на него: конь свернул в сторону, не смея приблизиться к Берену из страха перед гигантским псом. Келегорм проклинал и собаку, и коня, но Хуан не двинулся с места. Тогда Лутиэн, поднявшись, запретила убивать Куруфина; однако Берен отобрал его оружие и доспехи, а также и кинжал его, Ангрист. Этот кинжал ковал Тельхар из Ногрода; Куруфин обычно носил его у пояса без ножен; сверкающий клинок тот рассекал железо словно молодое дерево. Подхватив Куруфина, Берен легко отшвырнул его в сторону и наказал ему возвращаться пешком к знатной родне своей, каковая, может статься, научит его обращать свою доблесть на дела более достойные. «Коня же твоего, – молвил Берен, – я сохраню для Лутиэн; можно считать, повезло ему избавиться от такого хозяина».

Тогда Куруфин проклял Берена, призывая в свидетели небо и облака. «Ступай же, – сказал он, – навстречу скорой и мучительной смерти». И Куруфин уселся в седло позади Келегорма, и братья, казалось, готовы уже были тронуться в путь; Берен же отвернулся, не обратив внимания на их слова. Но Куруфин, охваченный стыдом и яростью, взял лук Келегорма и на скаку выстрелил назад, целясь в Лутиэн. Подпрыгнул Хуан и поймал стрелу зубами. Но снова выстрелил Куруфин; Берен заслонил девушку, и стрела пробила ему грудь.

Говорится, что Хуан бросился в погоню за сыновьями Феанора, и они в страхе бежали прочь. А, возвратившись, пес принес из лесу целебную траву для Лутиэн. С помощью этих листьев дочь Тингола уняла кровь и исцелила Берена искусством своим и любовью; и так наконец возвратились они в Дориат. Там Берен, разрываясь между клятвой своей и любовью и почитая Лутиэн в безопасности, встал как-то утром до рассвета, вверил дочь Тингола заботам Хуана и ушел с тяжелым сердцем, пока она еще спала на траве.

И вновь поскакал Берен на север, к ущелью Сириона; и, добравшись до окраин Таур-ну-Фуин, окинул взглядом пустошь Анфауглит и различил вдали скалы Тангородрима. Там он отпустил на волю коня Куруфина и наказал ему позабыть о рабстве и страхе в зеленом краю Сириона. Так, оставшись наконец в одиночестве на пороге последнего испытания, Берен сложил Песнь Расставания в честь Лутиэн и огней небес, ибо полагал он, что настало ему время распрощаться с любовью и светом. В песне этой звучали и такие слова:

Прощай, земля; твой сладкий плен Вовеки будь благословен: Ведь здесь, под Солнцем и Луной Сияла дивной красотой Ты, Лутиэн Тинувиэль — Свет утра, звездная метель! Пусть волей беспощадных сил Прервется ход земных светил, В кострах грядущих перемен Мир обратится в прах и тлен И в хаос будет погружен Вне бытия и вне времен — Но были созданы не зря Равнины, реки и моря; Рассветный луч и звездный свет Бутон цветка и путь планет — Ведь мир обрел свои черты, Чтоб в этот мир явилась ты.

И пел Берен во весь голос, не заботясь о том, кто может его услышать; ибо был он охвачен отчаянием и не искал спасения.

Но Лутиэн услышала его песню и запела в ответ, появившись вдруг из лесной чащи. Хуан вновь согласился послужить ей конем и быстро домчал ее по следу Берена. Долго размышлял пес про себя, какой бы план измыслить, чтобы уменьшить опасность для тех двоих, кого полюбил он всем сердцем. И вот, по пути на север, пес свернул на остров Саурона и взял там чудовищную шкуру Драуглуина и крылья летучей мыши Турингветиль. Турингветиль была посланницей Саурона и часто летала в обличии вампира в Ангбанд; каждое сочленение ее перепончатых крыльев венчал острый железный коготь. Облаченные в эти жуткие одежды, Хуан и Лутиэн мчались сквозь Таур-ну-Фуин, и все живое в страхе бежало от них.