Сильная и независимая
Шрифт:
— Нет! — ахает Стася.
— Ну, сама подумай, как нам теперь строить совместный бизнес?
— Значит, ты меня не простила, — опять начинает плакать.
— Скажем так — я в растерянности. Просто очень неожиданно это все.
— Между нами ведь ничего такого не было. Клянусь! Чем угодно клянусь, правда…
— Анастасия, заканчивай, — вмешивается Наумов, видно, не в силах стерпеть самоуничижения дочери.
— Обсудим все в понедельник, ладно? В любом случае все будет хорошо, я тебе обещаю, что тебе даже менять ничего не придется.
— А может, она вообще перебесится, — добавляет
— Папа!
— Перебешусь — вряд ли. Но придумаю, как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Ну, я пойду. А ты не грусти, Стася. Знаешь, сколько еще в жизни будет ошибок?
— Таких не будет.
Я улыбаюсь, машу на прощание рукой и ухожу. Алка бы сказала, что я слишком мягкотело себя повела в этой ситуации. Лерка бы, наоборот, посоветовала ее отпустить. А я… Я правда не знаю, как быть. Прикипела я к этой девочке. Оттого, наверное, и мое разочарование в ней такое сильное. Слишком я Стаську возвысила. А она обычная девчонка. Со своими слабостями и страхами. Ну, вот и как мне быть, а?
Глава 22
В понедельник утром офис меня встречает звуками набирающего обороты скандала.
— А я против! Мы обсуждали, что разберемся с Юлей сами… Зачем это все?!
Та-а-ак. Даже интересно. Стащив с плеч пальто, решительно толкаю дверь в небольшую переговорную, в которой меня дожидается целая делегация во главе с Наумовым. Присвистываю, обводя насмешливым взглядом собравшихся.
— Доброе утро.
— Доброе утро.
— Привет, Юль, — вскакивает на ноги Стася. За полтора суток, что мы не виделись, она осунулась и даже, кажется, похудела. Понятно, почему Наумов на стреме. Я бы за своих мальчиков вписалась тоже, какой бы ни была ситуация.
— Это по мою душу, что ли? Может, представишь нас?
— Нет! В этом нет совершенно никакой необходимости, — тараторит Стаська. — Эти люди уже уходят.
— Мои юристы, — перебивая дочь, напряженно замечает Наумов. — Присядь, пожалуйста. Есть разговор.
— Папа, я же тебя русским языком попросила! — ахает Стася. И честное слово, мне очень приятно, что это не ее идея — натравить на меня этих типов в дорогих костюмах. Все же в главном я не ошиблась.
— Да я, в общем-то, не против, — вздыхаю, опускаясь в предложенное кресло. — Давайте обсудим.
По факту я не вложила в этот бизнес ничего, кроме времени и своих идей. Если честно, вступив в мир большого бизнеса, в глубине души я была готова к тому, что останусь у разбитого корыта. Хотя тут мне им даже предъявить нечего — никто же меня не гонит. Я сама захотела слиться на полпути.
— Вот, ознакомься, пожалуйста. Если что-то непонятно, Федор Дмитриевич с удовольствием тебе объяснит, — берет слово Наум, подталкивая ко мне кожаную папку с документами. Интересно, он правда думает, что я настолько наивная, чтобы обратиться
за разъяснениями к его юристу, когда налицо конфликт интересов?— Спасибо. — Вскидываю ресницы. — У меня есть свой… толкователь.
Уж поди, Алка разберется, что да как, пусть это и не ее специализация.
Задержав на мне взгляд, Наумов резко кивает. Что-то похожее на уважение мелькает в его глазах и тонет в искорках смеха. Странно.
Настороженно пробегаюсь по бумажкам. Ну, собственно, примерно так я это и видела. Все логично. И подробно, ну просто до занудства. Я деликатно зеваю в кулак, как вдруг взгляд цепляется за абсолютно нескромную цифру — сумму отступных. Мои брови удивленно взмывают вверх, прежде чем я успеваю нацепить на лицо маску невозмутимости. Еще один неожиданный факт, да. Который для других мог бы даже оказаться лестным, тогда как я не могу отделаться от неприятной мысли, что от меня хотят откупиться любой ценой.
— Не думаю, что мой вклад оценивается в настолько крупную сумму.
— Сумма вполне рыночная. Я не склонен сорить деньгами.
— Окей. И в чем подвох?
— Нет никакого подвоха, но…
— Значит, все-таки «но», — усмехаюсь, — да нет, вы продолжайте!
— Но мы со Стасей все же предпочли бы оставить все как есть.
— В смысле, чтобы ты никуда не уходила, — поясняет та, не без труда овладев собой. — Пожалуйста, Юль. Не руби с плеча. Просто подумай. Неделю, две — сколько тебе потребуется, чтобы убедиться, что ты поступаешь правильно.
— А если я уже все для себя решила?
— Тогда мы подпишем документы прямо сейчас. Ты получишь свои отступные, а Стаське придется пахать втрое больше, чтобы довести дело до ума.
Я не любитель потянуть кота за яйца, поэтому хочу отказаться, но пока подбираю слова, чтобы никого не обидеть, Наумов продолжает:
— Ты, кажется, хотела дать почитать составленные бумаги своему юристу…
— Ладно, — нехотя соглашаюсь я, хотя документы прозрачны, и в этом нет совершенно никакой необходимости. Наверное, просто нужно признать, что я очень сильно загорелась нашим проектом, чтобы вот так одним росчерком пера обрубить концы. — Тогда, если это все, я пойду.
— В четверг у нас пробный запуск линии. Ты придешь? — напряженно интересуется Стася.
— Постараюсь. Всего доброго, господа.
Выхожу, ощущая на себе ожогом взгляд Наумова. Надеваю сброшенное пальто. Просовываю руку в карман, в задумчивости поглаживая забытый там телефон. У меня осталось еще одно незаконченное дело. Убираю из черного списка номер Данила и жму на дозвон.
— Да неужели? — фыркает этот гад.
— И тебе не хворать, Дань. Я тут собрала твои вещи, можешь за ними подъехать.
— Хрен с ними — с вещами. Ты мне лучше скажи, что со Стаськой.
— Это ты у нее спроси.
Я конечно, человек проработанный и лояльный, но, блин, и у моего терпения есть пределы. Разбирайтесь, детки, как-нибудь сами, да?
— Не могу! Ее папаня перекрыл мне все доступы.
— Ну, это логично. Кому охота, чтобы их детишек использовали всякие проходимцы?
— Ты ничего обо мне не знаешь! — огрызается Даня.
— Я знаю достаточно. И все, что я знаю, свидетельствует против тебя. Прости.