Симпатия

Велоэтика, новая этика велосипедов, могла привести к масштабным последствиям. Если удастся значительно снизить количество выбрасываемых в каналы велосипедов, а Пауль на это рассчитывал, продажи упадут. Это падение, которое сначала негативно скажется на секторе, можно будет нейтрализовать за счет дарения излишков производства тем, кто не может себе позволить покупку железного друга. Объект дарения не облагается налогами. А это, в свою очередь, снизит статистику краж. И увеличит экспорт голландских велосипедов за границу.

— Вот оно, мое изобретение: велоэтика. У меня консалтинговая фирма, называется Bicyclethics. Шедевр я так и не снял, но всего этого не было бы без кино. Знаешь, чем я вдохновлялся?

Улисес покачал головой.

— «Похитителями велосипедов» Витторио де Сики. Этот фильм изменил мою жизнь. Абсолютно гениальный. Ты видел?

— Конечно. У меня диск есть. Хочешь, посмотрим?

— Серьезно?

В эту минуту Ирос встал и, отфыркиваясь, ушел спать.

Улисес нашел картину в итальянском разделе своей фильмотеки. Они сели на диван перед телевизором и дружно, как братья, уставились в экран.

42

— Интересно, как сложилась жизнь этого мальчи ка, — сказал Улисес, когда они досмотрели.

— Мальчика? Его зовут Энцо Стайола. Он снял ся еще в паре фильмов, а потом стал простым учителем математики.

— Откуда ты знаешь?

— Я все про итальянский неореализм знаю.

— Но я говорил не про актера, а про персонаж. Он же свидетель ужасного унижения отца. Как такое можно пережить? Как восстановиться?

— Через любовь, полагаю, — произнес Пауль не очень уверенно.

— С Вито Корлеоне такого бы не случилось. Тот, кто осмелился бы спереть велосипед у него, мог сразу считаться покойником.

— Возможно. Но у большинства из нас крадут велосипеды, а мы ничего не можем с этим поделать.

Фильм перекликался с одной из самых тяжелых психологических травм Пауля.

— Необъяснимое ощущение, как будто у тебя что-то отняли. Что-то очень важное. Может, самое важное в твоей жизни, хоть ты и не знаешь, что именно. Я только недавно стал привыкать к этому чувству. Моя психолог говорит, оно часто встречается. Но в молодости, в подростковом возрасте, я думал, что один несу такой крест. И поэтому всю свою ярость направил на родителей. Винил только их.

Учеба в Праге обернулась провалом. В Нью-Йоркскую киношколу его даже не приняли. Тогда-то, летом, Пауль вернулся в Каракас, чтобы решить, что делать дальше.

— Я был в очень плохом состоянии. А дома застал полный кошмар.

Паулина тоже переехала к родителям на время ремонта квартиры. Мать завела огромную собаку, которая переворачивала все вокруг вверх дном. Дрессировал ее тип, ничегошеньки не знавший о собаках.

— Он был влюблен в маму. По крайней мере, он так говорил. Мошенник, в общем. Но хуже всех вел себя отец. Он ничего не хотел знать. Совсем отстранился и только орал на нас, а мы орали в ответ еще громче, и вся эта семейная злоба подпитывалась, пока не разразился пожар.

Однажды Пауль лежал в своей новой комнате — старую отвели под мастерскую матери — и листал брошюру писательских курсов в Амстердаме. Он вышел в туалет, а когда вернулся, на его кровати уже восседал пес — изгваздав покрывало грязными лапами, в пасти он держал брошюру.

— Я просто взбесился. Схватил ремень и стал его хлестать, пока он с визгом не бросился вниз по лестнице. Разразился страшный скандал. Мама сказала, если я еще раз хоть пальцем дотронусь до собаки, она меня из дома выгонит. Я взял машину, уехал и вернулся только на следующий день. Когда я подходил к крыльцу, меня встретил Невадито. Подошел, виляя хвостом, и облизал мне руку. Я не мог поверить. Мне стало стыдно. Он как Христос, подумал я. Подставляет другую щеку. Всё прощает. Бесконечно любит. Я не могу этого вытерпеть. И тогда я решил его убить.

Улисес с трудом осознал последние слова. За окном совсем стемнело. Он посмотрел на браслет Пауля, походивший на четки, и вспомнил про дона Пако. Сколько тот еще проживет на своем каменном корабле? Кто придет на его похороны?

— Не то чтобы прямо решил, как я тебе сейчас рассказываю. Это мне стало понятно только после нескольких лет терапии. А тогда намерение было бессознательным. Как будто я хотел дать Богу возможность доказать, что Он существует. Ослепить меня, как Павла на пути в Дамаск, потому что я не мог представить, как это ко мне проявляют такую чистую любовь, а я никак не поплатился за свою вину, меня никак не наказали. Эта бессознательная сила и заставила меня вечером, когда все уже спали, подбросить огромную кость от свиной отбивной в миску с кормом. Я знал, что мама очень следит, чтобы там не оказывалось ничего лишнего. Потому и поступил так — знал, что мама обожает Невадито. Утром я встал пораньше, вышел в сад и убедился, что пес мертв. Взвалил его на тележку и отвез в грот, который обнаружил несколько лет назад на склоне в парке Лос-Чоррос. Этот склон видно из сада. Через два дня я уехал из дома. Не мог видеть маму в таком горе. Поселился в Амстердаме и до сегодняшнего дня не возвращался.

— И зачем ты мне все это рассказываешь? Чтобы я тебя убил? — спросил Улисес.

— Не самая плохая мысль.

— Лучше еще посмотрим кино.

— Какое?

— «Крестный отец»?

Пауль взглянул на часы:

— Почти одиннадцать. А я никогда не ограничиваюсь одной частью.

— Значит, просидим всю ночь. Я тебя отвезу в аэропорт. Во сколько у тебя рейс?

— В семь. Только надо будет еще заехать в отель за чемоданом.

— Никаких проблем.

Они посмотрели все три фильма. В перерывах делали бутерброды и разговаривали. Примерно в девять утра они уснули на диване в гостиной. Улисес потом вспоминал, как несколькими часами ранее в окнах начал пробиваться рассвет, и тогда он вдруг подумал, что Пауль самый странный, умный и искренний человек из всех, с кем он был знаком.

Проснулись незадолго до полудня. Улисес пошел к себе в комнату быстренько принять душ и переодеться. Ирос спал у него на кровати. Улисес прилег рядом. Пес открыл глаза и повернулся к нему. Улисес почесал его под шеей, и пес вытянул все четыре лапы.

— Ах ты жулик, — сказал Улисес и поцеловал его в уши. — Скоро вернусь.

Пауль остановился в роскошном отеле у площади Ла-Кастельяна. Улисес подождал в машине, пока он забирал чемодан. Потом они заправились на колонке на углу проспекта Франсиско де Миранды и поехали дальше.

— Хочешь, остановимся, арепами перекусим? Мы же не завтракали.

— Слушай, а «Король жареной рыбы» еще существует? Здорово было бы там пообедать до отъезда. Время у нас есть.

— Понятия не имею, но можем попытать счастья.

В час дня они уже въезжали в Ла-Гуайру. Народу на дороге в субботу было много, поэтому к шоссе на побережье вывернули не сразу. Знаменитый приморский ресторан оказался открыт. Они припарковались под пальмой. Заказали дораду на гриле с жареным плантаном и ледяное пиво. Говорили мало, в основном молча смаковали еду и смотрели на море.

Упиваясь солнцем и соленым ветром, Улисес подумал, что их страна заслуживает второго шанса. Представил, что однажды диктатура падет и следующее правительство объявит о восстановлении канатной дороги на участке Авила — Макуто. Со стороны увидел, как он сам перемахивает гору на канатке, а тем временем подводная лодка «Гнаде» через тайную пещеру уплывает из реки Гуайре, поднимается на поверхность в Карибском море, ныряет в Атлантику и навсегда удаляется в сторону Германии.

Он высадил Пауля у ближайшего к стойкам Air France входа. Летел Пауль до Парижа, а оттуда добирался до Амстердама на поезде. На прощание они пожали друг другу руки.