Симптомы Бессмертия
Шрифт:
Этическая проблема — ее человечество давно решило. С удивительной гибкостью и новомодной толерантностью. Ведь если задаться целью, оправдать можно что угодно. А тут — миссия вполне благородная. Обмен никчемной жизни человеческого мусора на вечное процветание избранных гениев. Ну что ж, люди привыкали и не к такому. Рабство, кастовая система, извращенные религии с человеческими жертвоприношениями. Чего только не знает история цивилизации. Теперешнее поколение в этом плане ничем не лучше.
Законодательно — тут и проблемы-то нет. Все уже давно решено, написано, одобрено и утверждено. Все страны используют процедуру имплементации вполне официально. Ну ладно, не все. Австралийский
Эмоциональное выгорание лонгеров? Тут никаких доказательств нет. Напротив, те, кого довелось встретить, отличались повышенной энергичностью. Скорее натуралы кажутся слабаками и глупцами на фоне долгоживущих, но уж никак не наоборот.
Замедление прогресса? Еще более сомнительная идея. Невозможно оценить этот эффект в рамках одного поколения. Тем более, в науке я далеко не эксперт.
Что же остается?
Накопительный эффект. Это серьезно. Подобная «недоработка» сводит на нет все преимущества имплементации. Более того, при широкой огласке и соответствующей подаче такая новость, пожалуй, способна перевернуть мнение общественности. Если, конечно, информация подтвердится. Вот бы ее как-то уточнить...
Только как? Это совершенно не та вещь, про которую можно просто взять и спросить у первого встречного лонгера.
«Извините, а вы случайно не монстр, которому для жизни требуется убивать людей, причем с каждым разом все чаще и чаще?»
Так недолго и в психушку загреметь. Или на нары. Или на кладбище.
Обдумывая невеселые перспективы, преодолел квартал. Обогнул обветшалый угол двухэтажки, намереваясь выйти к остановке трамвая. Тут-то они меня и встретили.
Группа подростков, человек двадцать. Все, как на подбор, тощие, в поношенной рваной одежде. Младшему не дал бы и четырнадцати. Старшему... не поймешь. Впрочем, явно не больше двадцати одного. Ибо отличительной чертой местной шпаны являлось яркое клеймо донора, безобразной кляксой красующееся на левой щеке у каждого.
На секунду замешкавшись, не успел отступить. Они уже замыкали круг. Оглянулся — бежать поздно. Можно только прижаться к стене, чтобы за спину не зашли.
Забавное сборище. Больше чем уверен — драться из них толком не умеет никто. Да и особой силой подростки не отличались. Доведись сойтись один на один — шансы целиком на моей стороне. Даже против трех-четырех. Но эти берут количеством. Обычная тактика, характерная для темной подворотни: навалиться скопом, повалить... потом понятно.
— Папаша, закурить не найдется? — ехидная фраза ознаменовала начало общения.
Понятно, вот и «заводила» шайки. Назвать «главарем» худосочного юношу язык не поворачивался. Тем не менее, одет чуть лучше, стоит впереди, говорит от имени присутствующих. А голову, кстати, держит, явно выставляя клеймо напоказ. Это у них тут повод для гордости. Или опознавательный знак.
— Гуляешь в чужом районе, — злобно добавил шкет, — Грубишь уважаемому человеку...
Это он про Брунеля что ли? Неужели наш разговор уже стал всеобщим достоянием? Или этих сорвиголов сам старик и натравил?
Вот ведь ирония. С чего это я вдруг взял, что доноры — такие уж распрекрасные ангелочки, обреченные на преждевременную погибель? Действительность, как обычно, разом рушит слишком идеалистичные представления. Причем самым действенным способом: путем практической демонстрации.
Те же люди. Те же мрази. Наверняка примерно то же соотношение вполне адекватных особей и всякой отморози. Все как
у обычных людей. Только с клеймом.Правая ладонь нащупала рукоять пулевика. Очень не хотелось доставать оружие. А тем более — применять. Оставим на самый крайний случай. Пока что, может, удастся решить вопрос малой кровью...
— Ганс, ты спятил?! Да разойдитесь же!
А вот этот голосок мне хорошо знаком. Сквозь толпу подростков пропихалась запыхавшаяся девушка.
— Закрой рот, Элли! — угрожающе прорычал «вожак».
Это он зря. В смысле — зря отвернулся. Раз уж вздумал угрожать, то не спускай глаз с жертвы. Чревато.
— Ты что лезешь?! Хоть чуть-чуть соображаешь? Майка пригласил сам дедушка! — гнев Элли смотрелся слегка комично.
— Старик мне не указ! — парень, кажется, распалял сам себя, — А ты что, уже с этим переспала? Шлюх... п-ф-ф-ф-ф...
Окончание фразы Ганс выплюнул разом, вместе с воздухом. И тут же упал на колени, согнувшись в три погибели. Так бывает, когда получаешь неожиданный удар по печени.
Чем еще хорош такой тычок — при должном исполнении он почти незаметен. Особенно, если зрители не слишком искушенные и не знают, куда смотреть. Так и сейчас: шайка замерла, не понимая, что произошло с предводителем. Лишь Элли вылупилась на меня, распахнув от удивления рот: она-то хорошо все разглядела.
Коротко вскрикнув, ближайший детина выхватил нечто темное из кармана — я даже не разглядел что: то ли нож, то ли кастет — и прыгнул вперед. Бить его не пришлось, я просто выставил ногу. Он налетел всем весом, и тут же осел в грязь, жалобно пытаясь вдохнуть.
Какое-то движение слева. Быстро сместившись, взмахнул рукой. Перехватил неумелый удар и дернул на себя. Балаганный боец промчался мимо, пыхтя с завидным энтузиазмом. Он и упал почти сам — я только чуточку подкорректировал движение, чтобы полет бедолаги завершился под ногами у товарищей. Ну а то, что головой приложился — тут уж сам виноват. Падения тоже нужно тренировать.
Ситуация кардинально переменилась. Теперь я один, у стены, отделенный от основных сил противника импровизированной баррикадой из упавших. Шпана застыла в нерешительности. Чтобы усилить смятение, достал пулевик. Оружие уставилось на нападавших, издав характерный щелчок взведенного курка.
— Стоять! — истошный крик прорезал воздух, будто визг взбесившейся циркулярки, — Все назад!
Брунель появился из-за спин подростков, смело протолкавшись на передовую. Грудь старика вздымалась, как после быстрого бега, седые волосы растрепались, в глазах стояли слезы.
— Да что же вы творите, мальчишки? — заламывая руки прохрипел дед, — Разве этому я вас учил? Разве для этого мы стараемся?
Никто не мог выдержать взгляд старика; подростки опускали голову и отворачивались. «Банда» попятилась, многие просто пошли прочь, явно вспомнив о каких-то срочных делах. Брунель едва заметно качнул запястьем — я шагнул назад, повинуясь его жесту.
Элли опустилась на корточки рядом с Гансом, обхватив парня за плечи. Мне достался взор, полный немого укора. Странные эти женщины — я ведь, по сути, ответил ударом за оскорбление, предназначенное ей. Чем недовольна? Почему теперь симпатизирует поверженному? Впрочем, уверен, что если бы побили меня, то все бы изменилось диаметрально. Тогда бы мне достались обнимашки, а Гансу — презрение и обида.
И знаете, что? Если выбирать между двумя вариантами, то мне больше по душе тот, когда я ухожу на своих двух, а враги остаются лежать в крови. Но никак не наоборот. И пусть Элли катится со своими упреками к чертовой бабушке! Здоровье как-то дороже.