Симулятор совести

Я потягивал через соломинку третий стакан и смотрел на молодую пару. Их вовсе не стесняло моё присутствие, и нисколько не беспокоил мой полузадумчивый взгляд. Юноша, касаясь губами своей подруги, что-то шептал ей, давая волю своей правой руке: она свободно скользила под тканью юбки, на что девушка отвечала лишь тихим хихиканьем. Я заметил, что она вдруг нахмурилась и слегка привстала, видимо, повинуясь просьбе приятеля, потом снова села, целуя его, не переставая при этом смеяться. А рука юноши, находившаяся там, где ей не следовало бы находиться, медленно выскользнула вместе с розовой, ажурной тканью нижнего белья и довела до несомкнутых колен и ниже, до тех пор, пока туфельки одна за другой изящно не перешагнули через неё. Ни стыда, ни совести, подумал я и тут же усмехнулся: Павлову бы их. Повернулся лицом к бармену и больше ни разу не оборачивался. Тот уныло и отрешённо глядел то на них, то на меня. Его, казалось, нисколько не забавляло происходящее.

– Как вам зрелище? – спросил он меня, зевая.

– Дети ещё, – ответил я. – Я вижу, и вас оно не трогает?

– Почему же? Довольно занятно, – сказал он с иронией. – Впрочем, при моей профессии такие откровения (он кивнул в сторону молодых людей) отнюдь не редкость. Правда, обычно происходит подобное в нетрезвом состоянии. Но и сегодняшний пример, можно сказать, показателен: как вы подметили, они всего лишь дети и это – первый экскурс. Первый опыт – что может быть прекраснее? Кто может забыть свой первый опыт? Вот посмотрите, как мило это происходит. (Я не стал оборачиваться, продолжая слышать служителя стойки, который оказался более чем словоохотливым). Вот они так ещё посидят, помилуются и рука об руку отправятся в уборную. Вот, что я вам говорил!

– Да, всё верно, – изрёк я без малейшего энтузиазма, провожая глазами двоих влюблённых, – вы прямо-таки провидец.

– Просто я хорошо разбираюсь в психологии, – заявил хвастливо он и неожиданно добавил, воскликнув: – А вот эта удача!

Он с необычной лёгкостью перемахнул через стойку и в два прыжка оказался подле того места, где недавно нежилась молодежь. Что бы могло заинтересовать его там, гадал я, когда он, присев на корточки, искал под столиком. С той же невероятной ловкостью он перелетел обратно на свое рабочее место, держа в руке то, что оставила девушка. Глаза его ликующе светились, а широкая улыбка кривила молодое лицо. Он хвастливо показал эту вещь.

– На что они вам? – спросил я.

– Вы не поверите, – отвечал он, аккуратно раскладывая и разглаживая бельё на полированной стойке, – я – коллекционер.

– Что – вы? – переспросил я, допивая стакан до дна.

– Я коллекционирую эти штучки. Это – моё хобби. Вы, наверное, заметили, как я обрадовался – это поистине удача для моей коллекции.

– А не проще пойти в магазин и,.. – начал я.

– Нет-нет. Там мёртвые вещи: их никто не носил, они не вобрали энергетику женщины, её чувства, мысли, запахи.

– Мысли? – усмехнулся я. – Чем же надо думать, чтобы мысли остались на эдаких вещицах?

– Не смейтесь. Любой медиум может рассказать о вас всё, взяв в руки любою вашу вещь.

– А вы, случайно, не медиум?

– Открою вам тайну, – бармен понизил голос до шёпота и напустил на себя туман загадочности, – я этому учусь.

– Похвально, – почему-то одобрил я. – Есть успехи?

– Не всегда, – признался он. – Честно сказать, пока безуспешно.

Я засмеялся. На что он обидчиво и ещё загадочней сказал:

– Хотя… – Затем, помолчав, добавил: – Хотите, продемонстрирую свое умение?

– Как это?

– Расскажу всё о владелице этого изящества.

– Нет, не хочу, – сказал я. – Лучше… – протянул я, медля: мне почему-то захотелось проверить талант этого выскочки, и в то же время останавливала мысль, что мой поступок оскорбит близкую мне женщину. И всё же. Не настолько близкую. – Лучше расскажите об этой владелице изящества, – в итоге произнёс я, достав из кармана пиджака, который лежал на соседнем стуле, то, что бросила мне в лицо Верочка.

– О! – оживился медиум. – Бурная ночь!

– Скорее, сумасшедший день.

Бармен принял из моих рук предмет Верочкиного гардероба. К моему разочарованию, никакого обряда не последовало, он и не собирался впадать в некий транс, чтобы поведать открывшиеся ему тайны. Просто-напросто помял в руках данную мной вещицу, зачем-то погладил ею свои щеки и вдобавок ко всему понюхал. Я не мог смотреть на него без смеха, что, впрочем, нисколько не смущало медиума.

– Итак, – резюмировал он свои исследования в области парапсихологии. – Эта уже взрослая женщина, правда, у неё был всего лишь один мужчина, которого она, кстати, любит. Интеллигентная. Много знает и много читает. Знает иностранный язык. Два высших образования. Любит поэзию Серебряного века. Так, ещё что? По ночам ей очень одиноко, поэтому она часто представляет себя с мужчиной, чтобы не было страшно засыпать. Вот ещё что: последние месяца эдак три в жизни её сложилась тяжелая ситуация, можно сказать даже трагичная. Что-то в её судьбе безвыходно отмирает, какое-то любимое дело. Она на грани нервного потрясения. Так, что ещё? – Он повнимательнее вдохнул запах рассматриваемого предмета. – Недавно от неё ушёл мужчина, тот, которого она любит или любила, это уж как угодно.

Я перестал смеяться. Всё во мне похолодело, и в глубине сделалось тоскливо и мерзко. Не знаю, каким образом, но бармен не ошибся ни на йоту в своём гадании. А слова «мужчина, которого она любит» резанули по самому живому. Никогда ещё не ощущал себя настолько виноватым перед кем-то, как сейчас, потягивая коктейль за стойкой бара и слушая доморощенного провидца. А он продолжал излагать подробности из жизни Верочки, от которых по спине моей бегали мурашки и шевелились волосы на затылке. Я видел своё отражение в настенном зеркале позади бара и не узнавал своего лица. Оно было мрачное и невероятно напряжённое, а в глазах чувствовалась какая-то потерянность.

– Да, – не унимался медиум, – как же её зовут? Позвольте угадать.

Я молчал и старался не глядеть на бармена, делая вид, что к его рассказу у меня пропал интерес.

А тот начал ходить взад-вперед, ограниченный пространством за стойкой бара, сжимая обеими руками то, что непозволительно много поведало ему о незнакомом человеке, при этом рассуждал вслух:

– Её имя. Что-то сокровенное. Что-то набожное, что-то религиозное. Может быть, Мария. Нет-нет-нет. Что-то более конкретно связанное с религией. Вера, точно – Вера.

Он замолчал, глубоко и отрывисто дыша. Не стану описывать то потрясение, что я испытал, услышав имя. Нечто похожее на то, когда внезапно ударяют по спине чем-то тонким и упругим.

– Ну, как? Хоть что-то совпало? – добродушно спросил провидец.

Я прокашлялся, чтобы предать голосу прежнюю солидность.

– Нисколько, – солгал я.

– Вот, видите, и на этот раз не вышло, – признался он виновато, но в голосе чётко слышалась издёвка. – Знаете, а подарите мне эту вещицу.

Я жестом показал, чтобы вернул мне интимный предмет; он повиновался.

– А если не секрет, как всё-таки зовут её? Ведь я, кажется, не угадал. Или угадал? – бармен улыбнулся так, что мне стало не по себе.

– Не угадали, – отрезал я.

– Что-нибудь ещё, – вернулся он к своим непосредственным обязанностям.

– Водки.

– Уверены?

Сорокапроцентный спирт до боли обжёг пищевод. Я закашлялся, но отказался от закуски. Меня сильно начал раздражать сочувственный взгляд бармена, и я отвернулся, уныло глядя, как молодые люди, вернувшись из уборной к своему столику, тщетно стараются отыскать пропажу. Девушка, стоя на коленях под столиком, нервничала и злилась на юношу. До меня долетали лишь редкие слова их перебранки, из которых можно было понять, что искомая вещь очень дорогая, вышита золотой канителью и украшена стразами, и что ей «влетит от матери, если она придет без них». Парня же, напротив, всё это забавляло, и он позволял себе шутить и отзываться обо всём произошедшем с большой долею иронии, на что его подруга ещё злее высказывала ему свои претензии. Всё это, конечно, было мило и смешно, и, вероятно, в иной раз и меня бы позабавило, но… Я чувствовал себя скверно, и даже алкоголь не замутил сознание, а только придал остроты тем переживаниям, что нахлынули на меня после «спиритического сеанса».