Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

5

ВЯЧЕСЛАВУ [1093] Милый, давно ли тебе я слал на север родимыйС юга далекого – плач тристий унылых моих?Ныне в Петрополе я, а ты у священных развалин,Духу родных твоему, воздух Италии пьешь.Здесь же, средь тусклой зимы, наместо дружных объятий,Встретили лаской меня новые песни твои. [1094] Друг, благодарствуй – и ведай, что с песнями я и без песен(Сам я пою ли, молчу ль) помню твоих и тебя.Юрий Верховский.СПб., ночь на 16. I. 913.(Тифлис, ночь на 10. II. 913). [1095]

1093

Отправлено из Тифлиса 10/23 февраля 1913 г., получено в Риме 17 февраля / 2 марта 1913 г. (даты установлены по почтовым штемпелям).

1094

Имеется в виду полученная в подарок от Иванова его книга стихов «Нежная тайна. » (СПб.: Оры, 1912), вышедшая в свет в начале последней декады декабря 1912 г. (в письме к Иванову от 22 декабря 1912 г. А. Д. Скалдин сообщал об отправке ему в Рим 30 экземпляров: «Книги, надписав, можете послать мне обратно. Я их разошлю, кому надо» // РГБ. Ф. 109. Карт. 34. Ед. хр. 38).

1095

Ответное послание Иванова Верховскому («Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся…», Рим, 22 февраля / 7 марта 1913 г.) было впервые опубликовано по рукописной копии в Римском архиве Иванова (Иванов Вячеслав. Собр. соч. Брюссель, 1987. Т. IV. С. 11–12).

6

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ [1096] Я помню, старый друг, заветные словаТвоих стихов о смертной боли.Так! Пережитая недавно ли, давно ли,И в новой жизни всё живаТа боль великая разлуки с жизнью прежней.И правда: не было б страданья безнадежнейВоспоминание хранить – и не одно –Смертей, что пережить в самом себе дано;Но в боли той – воспоминанья –Поверь – не смертного томленья одного,А пережитого всегоТобой в былую жизнь: услады и страданья.И их ты не всегда ль равно благословишь,Когда в душе твоей – былого тень и тишь?Так думал я не раз в благом уединеньи,Когда воспоминал иную жизнь мою;И ныне двадцать лет, как я один – пою,Пою минувшее, пускай полузабвеньеПорой знакомых черт не даст мне разглядетьПод смутной дымкою своею;Живым живя душою всею –Былому верен я, былое буду петь.Так мы и все живем. С заботой повседневнойПорой о вечности гадаем про себя, –В запечатленности душевнойТо наслаждаясь, то скорбя;И вдруг какой-нибудь житейский малый случайНежданно в душу западет –И, душу зоркостью вдруг наделив могучей,О прошлой жизни ей шепнет.«Да, это, – скажем мы, – уж было раз когда-то». –Как бытия того преданья хорошиДля оживающей души!Прикосновением к нему душа богата.Юрий Верховский.P.S.Мой друг, не раз я вспоминалДавно – с улыбкой и любовьюХвалу простому празднословью,Тобой воспетую, – и ждалСвидания на стогнах РимаПремногословного друзей –И шел с тобою в Колизей…Рука судьбы неоспорима!Ты там – я здесь. И через понтНе мчусь я влагою живою…Я был обрадован Москвою:Передо мной предстал Бальмонт.Но я – с посланья об Эсхиле [1097] –Все ждал – в обыденной тоске:Его во всей великой силеНа русском слушать языке!И, поникая безотрадно,Могу ли празднословить складно?Тебя – все нет. Но есть молва:Я жду – Москва тебя приветит;И с ней – мой стих тебя да встретит –Живого дружества слова –Пускай не болтовней вседневной,А первой мыслью задушевной.Ю. В.Бобровка. 18–20. VIII. 913

1096

Отправлено из Бобровки, близ станции Оленино, 22 августа 1913 г. в Москву по адресу издательства «Мусагет» (Пречистенский бульвар, 31, кв. 9), куда доставлено 23 августа 1913 г. (даты установлены по почтовым штемпелям). Опубликовано (без post-scriptum’a) в журнале «Дневники писателей» (1914. № 3/4. С. 4–5); автограф был выслан Ф. Сологубу из Тифлиса вместе с письмом от 30 марта – 5 апреля 1914 г. (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 7. Ед. хр. 9; Письма Ю. Н. Верховского к Ф. Сологубу и Ан. Н. Чеботаревской / Публикация Т. В. Мисникевич // Русская литература. 2003. № 2. С. 129).

1097

Подразумевается послание Иванова к Верховскому «Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся…», в котором упоминается о работе автора над переводом Эсхила: «Так мной владеет Эсхила стоустого вызванный демон; // Голосом вторить живым нудит он пленный язык // Смолкнувшим древним глаголом, – и в ужасе сладостном сердце // С сердцем пророческим в лад, тесное, биться должно…» (Иванов Вячеслав. Собр. соч. Т. IV. С. 11). См.: Котрелев Н. В. Вячеслав Иванов в работе над переводом Эсхила // Эсхил. Трагедии в переводе Вячеслава Иванова. М., 1989. С. 497–522 («Литературные памятники»).

СПб., Пет<ербургская> ст<орона>, Александровский пр., д. № 3, кв. Каратыгина. [1098]

7

ВЯЧЕСЛАВУ [1099] Душою изобильнойВедь ты и мне сродни;Прочти же стих умильный,Воспевши оны дни.Ю. В.Тифлис, II. 914.

8

ВЯЧЕСЛАВУ [1100] О, вожатый мой! За тобою следомЯ вступал в обитель блаженной тени;Дивной я внимал; пред ее ж улыбкой –Взоры потупил.Мне ли, мне ль она – улыбнулась нежно?Оттого ль дерзаю в напеве робкомПомянуть молебно святое имяСладостной Сафо?Юрий Верховский.Лесной, ночь на 19. VII. 914.

1098

Почти одновременно с этим посланием было написано обращенное к Верховскому стихотворное «Письмо из черноземной деревни» («Я для раздолий черноземных…»), датированное в автографе: «На 25 авг. 1913. Петропавловское» (Иванов Вячеслав. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. СПб., 1995. Кн. 2. С. 209, 358 (примечания Р. Е. Помирчего) («Новая Библиотека поэта»)); опубликовано в составе стихотворного цикла Иванова «Деревенские гостины» в «Альманахе “Гриф”. 1903–1913» (М., 1914). См.: Иванов Вячеслав. Собр. соч. Т. IV. С. 13.

1099

Автограф на корректурном листе журнала «Вестник Европы» (1913. № 12. С. 27) с текстом стихотворения Верховского «Летом» («Мне было так просто, так весело с ним…»).

1100

Отклик на выход в свет книги: Алкей и Сафо. Собрание песен и лирических отрывков в переводе размерами подлинников Вячеслава Иванова со вступительным очерком его же. М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1914 («Памятники мировой литературы»).

9

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ [1101] Откликнись, друг! Услышать жаден яИ уж заранее невольно торжествуюПред тем, как воспоет годину боевуюДуша звучащая твоя.Мне памятны ее живые звукиВо дни недавние бесстрашия и мукиРодных полунощных полков;И ныне ли, когда их жребий не таков,Когда венчает их величием победыСудьба-звезда, какой не ведали и деды,Не вырвется из пламенных оковВсерасторгающее слово?Под обаянием великого былогоЯ верю: на Руси не надобен певецНа вызов славных дел; но сладок он для славы –И нам в биении созвучном всех сердец,И братьям-воинам, когда вернутся, здравы,На лоно мира, наконец.Юрий Верховский.4. XI. 914. Тифлис.

1101

Опубликовано: Русская Мысль. 1916. № 2. Отд. I. С. 1 (без обозначения места и даты). Переиздано: Гаспаров М. Л. Русские стихи 1890-х – 1925-го годов в комментариях. М., 1993. С. 110–111; Верховский Юрий. Струны: Собрание сочинений / Составление, подготовка текста, статья и комментарии В. Калмыковой. М., 2008. С. 509. Ответное послание Иванова Верховскому – сонет «Молчал я, брат мой, долго; и теперь…» (19 ноября 1914 г.), опубликованный в журнале «Аполлон» (1914. № 10) под заглавием «Другу поэту». См.: Иванов Вячеслав. Собр. соч. T. IV. С. 24.

Леонид Семенов – корреспондент Андрея Белого

«Мои слова памяти будут о стихотворце, мятежнике, работнике, страннике, священнике и мученике Леониде Семенове-Тянь-Шанском» – в этой фразе З. Н. Гиппиус из ее очерка «Поэма жизни (Рассказ о правде)» (1930) [1102] обозначены основные жизненные вехи одного из «младосимволистов», сверстника Александра Блока и Андрея Белого, избравшего, однако, иную – не собственно творческую, а, – используя символистскую терминологию, в данном случае вполне уместную, – «жизнетворческую» стезю. Обретенный Семеновым в 1907 г. путь «жизнетворчества» предполагал не только отказ от литературных форм самовыражения, но и полное изменение образа существования: «вслед за Александром Добролюбовым он расстается с “обществом” и уходит “в народ”. ‹…› Постепенно имя Семенова, как и имя Александра Добролюбова, становится своего рода символом – олицетворением “ухода”, к которому тяготели и другие младшие символисты (Блок, Белый)». [1103] Закономерным образом возникает вывод о том, что биография Семенова – «самое значительное его произведение». [1104]

1102

Гиппиус З. Н.

Чего не было и что было: Неизвестная проза 1926–1930 годов. СПб., 2002. С. 515.

1103

Азадовский К. М. Александр Блок и Мария Добролюбова // Ал. Блок и революция 1905 года. Блоковский сборник. VIII (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 813). Тарту, 1988. С. 35. Общие сведения о Л. Д. Семенове и статьях и публикациях, ему посвященных, см. в комментариях К. М. Азадовского к кн.: Клюев Николай. Письма к Александру Блоку. 1907–1915. М., 2003. С. 118–120, – а также в энциклопедической статье В. С. Баевского (Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь. Т. 5. М., 2007. С. 553–555).

1104

См.: Баевский В. С. Жизнестроитель и поэт // Семенов Леонид. Стихотворения. Проза / Издание подготовил В. С. Баевский. М., 2007. С. 457 («Литературные памятники»).

Приведенная выше фраза Гиппиус содержит лишь одну неточность: пришедший в результате долгих духовных поисков в 1915 г. к исповеданию православия, Семенов в 1917 г. лишь готовился, по благословению оптинского старца отца Анатолия, принять сан священника, но за несколько дней до рукоположения, вечером 13 декабря, был застрелен на пороге собственного дома местными крестьянами. Пользуясь попустительством новой власти, воцарившейся после большевистского переворота, они безнаказанно разоряли дворянские гнезда и убивали их хозяев; жертвами бандитов стали и другие представители рода Семеновых, жившие на юге Рязанской губернии. Как свидетельствует в воспоминаниях (1942) В. П. Семенов-Тян-Шанский, «убит Леонид был не разбойниками, а распропагандированными людьми из крестьянской молодежи – теми же самыми, которыми ранее был ранен его старший брат». «Ими же, – добавляет мемуарист, – были убиты вслед затем и другие наши родные и знакомые, как Н. Я. Грот, князь Сергей Ник. и княжна Нат. Ник. Шаховские ‹…›. О том, что Леонид был убит не разбойниками, говорит тот факт, что дом на его хуторе не был ограблен, но, как передавала мне его сестра, были уничтожены частично лишь его записи и дневники, что, по ее мнению, сделано было из опасения, что Леонидом в дневниках могло быть описано происходившее вокруг, причем он мог знать имена тех, кто являлся виновником разных уголовных проступков, совершавшихся вокруг, в том числе убийств и покушений». [1105]

1105

Семенов-Тян-Шанский В. П. То, что прошло: В 2 т. / Издание подготовил М. А. Семенов-Тян-Шанский. М., 2009. Т. 2. С. 431.

Семенов погиб от рук представителей той простонародной среды, с которой он на протяжении целого десятилетия пытался слиться и чей жизненный уклад представлялся ему единственно правильным и оправданным. На свой лад его участь могла служить подтверждением тех слов об «очарованной и проклятой пропасти», разделяющей народ и интеллигенцию, которые произнес в докладе «Россия и интеллигенция» (1908) Блок год спустя после «ухода» Семенова. [1106] Однако в плане завершения личной судьбы мученический конец придавал пройденному Семеновым жизненному пути особый смысл и переводил его в иной ценностный регистр – жизни как жития. В соответствии с канонами житийного жанра могут быть рассмотрены ранние этапы его жизни – как жизни «непросветленной», предшествовавшей духовному преображению. Именно так расценивал сам Семенов эту пору в автобиографических записках «Грешный грешным»: «безобразное время моей молодости»; тогда он, по собственному признанию, предавался соблазну «так называемыми эстетическими эмоциями (художественными впечатлениями или просто внешними щекотаниями чувств) заменить те внутренние, нравственные удовлетворения, которые ищет дух, когда чувствует себя одиноким и оторванным от других людей, когда жаждет Бога». [1107]

1106

См.: Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2010. Т. 8. С. 221.

1107

Семенов Леонид. Стихотворения. Проза. С. 338, 252–253.

Тогда, в первые годы XX столетия, Леонид Семенов, внук сенатора, прославленного географа, общественного и государственного деятеля и сын председателя отделения статистики Русского географического общества, будучи студентом историко-филологического факультета Петербургского университета, вошел в литературную среду – сначала в студенческий поэтический кружок под руководством Б. В. Никольского, где дружески сблизился с В. Л. Поляковым и А. Блоком, [1108] затем, в 1903 г. – под покровительство Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус, в круг молодых авторов, печатавшихся в руководимом ими журнале «Новый Путь». В восприятии еще более юного начинающего поэта Вл. Пяста Семенов тогда представал уже вполне значительным и определившимся литературным талантом – «пронзал, поворачивал все внутри своими выстраданными, горячими, горячо произносимыми строфами». [1109] Тогда же, в 1903 г., Семенов завязал знакомство со своим ровесником, почти одновременно с ним пришедшим в литературу и также оказавшимся в сфере духовного притяжения четы Мережковских, – Андреем Белым.

1108

См.: Громов А. А. В студенческие годы // Александр Блок в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1980. Т. 1. С. 402–403.

1109

Пяст Вл. Встречи. М., 1997. С. 40.

Их общение началось в особо знаменательный для Белого день – 31 мая 1903 г., непосредственно после похорон отца Белого, Н. В. Бугаева, на кладбище Новодевичьего монастыря и поминальной церемонии в ресторане «Прага». «Вернувшись оттуда, – вспоминает Белый, – я застал у себя Леонида Дмитриевича Семенова, поэта, писателя, еще студента; он приехал из Петербурга передать мне что-то от Мережковских; и – хотел было уйти; но я оставил его у себя». [1110] Описывая события последующих дней (первая половина июня 1903 г.), Белый отмечает: «…почти каждый день ко мне приходил Леонид Дмитриевич Семенов; мы с ним совершали длинные прогулки по Москве, чаще всего оканчивающиеся сидением на лавочке в Новодевичьем Монастыре; мы посещали могилы Соловьевых, отца, Поливанова, Владимира Соловьева; и у этих могил происходили горячие и оживленнейшие разговоры наши о Боге, о России, о самодержавии и революции, о стихах, о Блоке, о Мережковских». [1111] «…Две недели провожу в упорных беседах с ним», – резюмирует Белый. [1112] В мемуарах в отдельной главке «Леонид Семенов» он затрагивает отчасти проблематику этих бесед: «…казалось, что он – демагог и оратор, углами локтей протолкавшийся к кафедре, чтобы басить, агитировать, распространять убеждения – месиво из черносотенства, славянофильства с народничеством; он выдумывал своих крестьян и царя своего, чтобы скоро разбиться об эти утопии, ратовал против капитализма; дичайшая неразбериха; не то монархист, а не то анархист! ‹…› Меня раздражало его самомненье, желание стать моим руководителем, организатором политических мнений; огромнейшее самомнение перло из его слов на меня ‹…›». [1113]

1110

Белый Андрей. Материал к биографии // РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 38 об.

1111

Там же. Л. 39.

1112

Белый Андрей. Ракурс к Дневнику // РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 18 об.

1113

Белый Андрей. Начало века. М., 1990. С. 278–279. В ходе встреч Белый и Семенов не только дискутировали на идеологические темы, но и знакомили друг друга с плодами своего художественного творчества. Свидетельство этого – процитированная в письме Белого к А. С. Петровскому от 18 августа 1903 г. первая строфа стихотворения Семенова «Свеча» (см.: Андрей Белый – Алексей Петровский. Переписка. 1902–1932. М., 2007. С. 67), опубликованного позднее – в ноябрьском номере «Нового Пути» за 1903 г. О чтении Семеновым этого стихотворения Белому в Москве свидетельствует в своих воспоминаниях Н. И. Петровская (см.: Жизнь и смерть Нины Петровской / Публикация Э. Гарэтто // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 8. Paris, 1989. С. 38).

Андрей Белый не в силах передать много лет спустя в конкретных аргументах и деталях содержание тогдашних разговоров и не пытается фантазировать на эту тему. Составить определенное представление о проблематике и тональности дебатов, ведшихся между ним и Семеновым, можно по двум письмам последнего, сохранившимся в архиве Белого, которые датируются тем же 1903 г. Первое из них – не самое первое в завязавшейся переписке: утрачено как минимум одно письмо Семенова к Белому, содержавшее какие-то критические суждения по адресу московской группы поэтов-«декадентов», объединенных вокруг издательства «Скорпион», которое вызвало возражения со стороны Белого (он же, как можно судить по письму Семенова от 5 октября 1903 г., воспринял то послание как отповедь от имени петербургской группы, сплотившейся в «Новом Пути»). Письмо Семенова служит наглядным подтверждением вышеприведенных слов Белого относительно доктринального характера личности его автора (который отмечали и другие знавшие Семенова люди – в частности, товарищ по университету Ю. Бекман: «Его прямой и резкий характер требовал не только соглашения с ним, но даже подчинения ‹…›» [1114] ). Оно является ответом на неизвестное нам письмо Белого (ни одно из его писем к Семенову не сохранилось):

1114

Цит. по: Баевский В. С. Жизнестроитель и поэт. С. 451. Ср. наблюдения Ф. Ф. Зелинского в некрологической статье «Памяти Л. Д. Семенова» (1918): «При всей своей простоте это была натура властная; чувствовалось, однако, что эта властность имела не личный характер, а была обусловлена, наоборот, подчинением собственной личности идее» (Кто дошел до Оптинских врат. Неизвестные материалы о Л. Семенове / Публикация В. С. Баевского // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. 1998. Т. 57. № 1. С. 57–58).

5. Х. 1903.

Вчера получил Ваше письмо. Огорчило. Отложил его в сторону, занимался своим делом. Меня немного лихорадило, был нездоров. Взял вечером Фета. Прочел подряд его элегии и думы. Вспомнил о Вас. Взял «Будем как Солнце» и тоже не отрываясь прочел почти всё до конца, и изумился. Какой грандиозный мир, какая сила! какой стих и какая искренность!

Я всех люблю равно, любовью равнодушной,……Я всех люблю равно, любовью безучастной.Пожалейте, люди добрые, меня. [1115]

1115

Контаминация строк из стихотворений К. Д. Бальмонта «Я не могу понять, как можно ненавидеть…» и «Слепец» («Пожалейте, люди добрые, меня…»). См.: Бальмонт К. Д. Будем как Солнце: Книга Символов. М.: Скорпион, 1903. С. 199, 212.