Синдром тотальной аллергии

* * *

Теперь понимаю, почему римляне звезды на небе именовали звучным словом «астра». Таких больших и махровых звёзд, как тут на небе, я нигде не видел. Просто настоящие белые астры на чернозёмной клумбе, такое вот тут небо. Ну ещё и лунища за моей спиной — вполнеба. Чёрная щебнистая земля тоже вся усыпана подрагивающими звездочками. Я уже встречал такой фокус, поэтому не удивился. На меня таращились с земли мохнатые пауки фаланги. Да ещё такой величины, что некоторых из них и блюдцем не накроешь. Лунный свет отражался в их глазах, порождая эти подрагивающие звёздочки.

Не послушался я старика, дверь прикрыть забыл, и вот, когда вернулся, вся моя халабуда гремела изнутри жестяным грохотом. Неслышно подошёл к двери и включил фонарь. Перепуганный зверёк солонгой застыл от удивления на моём рюкзаке.

— Кыш!

Жёлтая молния пробежала по стене и юркнула мимо меня из дверей. Эта изящная пустынная ласочка с перепугу оставила мне на память весьма заметную напоминалочку — мой белоснежный сахар-рафинад, до которого добрался-таки хвостатый воришка, стал жёлтым от его мочи, как кубинский сахар-сырец.

Я надёжно заперся изнутри на деревянный засов. Не без опаски испробовал мочёных сурков из бочки. Ничего, съедобно и даже вкусно. Только потом пить очень хочется. Отравиться я не боялся. Вряд ли бы кто стал бросать отраву в такую большую бочку — добра бы пожалели. Хотя кто его знает?

Больше меня никто за всю ночь не побеспокоил, кроме волчьего воя, лая псов и посвиста сурков и сусликов да стрёкота цикад. Мне показалось, я всю ночь напролёт продумывал план безопасного побега — как бы бескровней отделаться от старика, чтобы проехать назад мимо его домика незамеченным. Хотя куда там — в этой глухомани звук работающего двигателя за два километра услышишь, а тут ещё торчащие одиночные скалы резонаторами служат. На самом деле я тут же заснул на камышовой лежанке, едва моя голова коснулась подушки — мешка, набитого камышовым пухом.

Глава 3

Утром старик встретил меня без вчерашнего маскхалата, но новая одёжка моей симпатии к нему не прибавила, хотя была явно самодельной, а не армейского образца. На нём были потёртый корсачий малахай, штаны и рубаха из домотканной мешковины с самодельными костяными пуговицами. Сапоги из телячьей шкуры, точнее, болотные забродни — высокие до пояса, тоже явно пошил себе сам или же местный сапожник тачал. На поясе болтался широкий нож в мохнатых кожаных ножнах. На плече висел автомат Калашникова — не слишком диковинная штука в этой каменистой пустыне, где можно за тридцать лет ни разу не встретить участкового или хотя бы натолкнуться на полицейский патруль на машине.

Я по забывчивости протянул ему было руку, но дед снова отскочил от меня, как ошпаренный:

— Забыл? Предупреждал же с вечера, чтобы не подходил близко! Пошли ко мне на двор зайдём.

— Зачем? — насторожился я.

— Зарегистрироваться в местном органе самоуправления. Только кружку захвати.

— Зачем? — как попугай повторил я.

— Пить на прогулке по-собачьи на коленках будешь? Из моей посуды тебе ни есть, ни пить не дам, понял?

— У меня все походное всегда при себе. А ты, дед, случаем, не старовер?

— Расхристанный невер, вот кто я.

Октябрьское солнышко ласково пригревало, словно прощаясь до следующего лета. Утренняя прохлада в этих местах обманчива. В полдень может припечь почти что летняя жара, а ночью перед утром продрогнешь, как собака. Старик снял малахай. Давно не бритая щетина на щеках переходила в ёжик стриженых волос. Не понять, дед такой редкий блондин или просто седой как лунь?

Я из любопытства заглянул в раскрытую дверь его обиталища. Оно было сложено из дикого камня и уходило глубоко в естественную пещеру. В случае нужды в этой долговременной огневой точке можно было и отсидеться, как в крепости. Пещера служила каптёркой для оружия и снастей. Одних автоматов там заметил целый арсенал на полнокомплектную роту.

— Куда нос суёшь? Внутрь не заходить, сказал же!

Он усадил меня за столик у входа в его бункер.

— Сиди, но ни к чему не прикасайся. Руки держи за спиной или на коленях.

— Я же оставил карабин под деревом, а ты вон с автоматом не расстаёшься.

— Опасайся не оружия, а заразы.

— Проказы? — с ужасом предположил я и непроизвольно дёрнулся в сторону.

— Хуже… — Он вынес из пещеры солдатскую фляжку. — Поставь свою посуду на стол, я сам налью, а ты потом возьмёшь.

— Выпивать перед охотой — не рановато ли?

— Это не выпивка, а лекарство. Настойка на местных травах, прополисе и мумие для укрепления иммунитета. Тебе вместо прививки. Тут тебе не средняя полоса России, где заразы на природе почти нет. Так и воду на привале будем с моим бальзамом пить.

Я протянул ему кружку и… чуть не хлопнулся носом об стол — косматый ком с диким рёвом свалился на меня с вяза-карагача, под которым я сидел. Я дёрнулся было за ножом, но старик строго меня одёрнул:

— Не кипятись, это мой котик Васька так вот на руки просится. Ласки просит, поганец.

Котяра действительно замурлыкал у меня на руках, словно скутер на низких оборотах воркотал. Сам же кот был сплошным узлом мускулов под пушистой шубой.

— Как тебе это удалось дед? — опустил я ласкового, но опасного зверя на землю. — Дикие коты манулы не приручаются.

— Это не манул, и он не чистокровный. Его мне моя сибирская кошечка с настоящим камышовым котом нагуляла.

— В папу пошёл, — оценил я рост и вес кота.

Когда этот гигантский котофей потёрся о ножку шаткого стола, громко зазвенела металлическая посуда.

— Он меня всегда на охоту провожает, а потом исчезает в камышах на весь день. Ну, пошли с богом, что ли, Васька! А ты, друг, звать тебя не знаю как и знать не хочу, ступай за мной, но никогда не обгоняй.

И на том спасибо, что спину мне под чужую пулю подставлять не придётся.

* * *

Так и потопали втроём. Впереди гордо шествовал камышовый кот, задрав трубой хвост. Хорошо ещё, что не гепард. За ним шагал дед, бодро и уверенно, как дачник по собственному участку. Замыкал группу я в болотных резиновых сапогах, страшно неудобных и жарких, но надёжных по этой местности.

В разных диких местах, которые, слава богу, пока ещё скрыты от туристов-варваров, ко мне не раз на экзотической охоте по разной дичи прибивались всякие беглые зэки в добровольные егеря. Они куда охотней набиваются в подручные к профессиональным охотникам-промысловикам, чтобы зимой поработать на них за тёплый ночлег, еду и нехитрую одёжку. К отпускникам же липнут только летом, дабы перехватить живую деньгу. Нередко бесследно исчезают, если за ними не уследишь, прихватив у тебя оружие и деньги. Иметь дело с таким бичарой все равно что травить дичь волком — никогда не знаешь, на кого он кинется, на тебя или добычу.