Синдром властного негодяя

Стоило протянуть руку к листу, как меня строго окликнули:

— Глафира Сорокина! Что вы себе позволяете?

Я одернула руку и спрятала ее себе за спину. Виновато опустила взгляд, но сердечки на листе так и не шли из мыслей.

— Ничего, Константин Владиленович. Пыль хотела смахнуть со стола.

— Ну и отлично, смахивай, а я пока заберу ваши контрольные и проверю их, чтобы к завтрашнему дню уже выставить оценки. Могу даже твою первой глянуть. А то ты все нервничала, заглядывала к Дубровскому.

Он говорил, а я не могла отвести взгляд от контрольной Дена. Точнее, от его “Усов и интегралов”. Сейчас Константин Владиленович глянет и…

Рука сама собой схватила лист со стола, скомкала его и запихнула в карман.

= 31 =

— Сорокина, вы мне это бросьте! — преподаватель угрожающе постучал карандашом по столу.

В аудитории больше никого не было, поэтому я шустро отбежал подальше и спрятала контрольную в сумку.

— Глафира, что с вами? — бедный Константин Владиленович выглядел совершенно ошарашенным, но за мной не гонялся. — Зачем вам контрольная Дубровского?

— Он…

Что? Что? Что? Как назло, ни одной умной мысли в голову не приходило.

— Я отвлекала Дениса, и он наделал кучу ошибок. Не могу позволить, чтобы вы это видели. Простите. Пусть лучше перепишет.

Сумку я прижала к себе, с твердым намерением бежать прочь из аудитории, если Константин Владиленович вдруг решит погоняться за ненормальной студенткой.

— Минус бал на экзамене вам за это! — подытожил он.

Я же радостно закивала, быстро стёрла все надписи с доски и убежала подальше, пока преподаватель не передумал.

На следующем же занятии, когда нам озвучивали оценки, Константин Владиленович зназвал Дена в числе тех, кто получил “неуд”. В аудитории сразу стало тихо-тихо, и все, как один уставились на Дубровского.

— У меня ошибки? — спокойно спросил он.

— Не знаю, не знаю, это у Сорокиной спрашивайте. Ваша контрольная пропала по ее вине.

— Сорока? — он повернулся ко мне, как и все остальные одногруппники.

Какой же злыдня, наш Константин Владиленович! Разве можно так?

— Я ее съела! Вот так. Ты с меня стащил платье — а я съела твою контрольную. Ганин следующий на очереди, его вообще целиком съем!

Чувствую, после этого снова стану звездой нашего университетского “Подслушано” — закрытой группы в соц сети, куда можно было анонимно сбросить новость для обсуждения с народом. А что делать? А куда деваться? Кто-то же должен задавать там движение, иначе снова будут три недели обсуждать цвет компота в столовой.

— Сорокина, милая барышня, при ваших габаритах всего Ганина не выйдет, советую ограничиться мозгом, — Константин Владиленович снял очки и промокнул платком лоб и щеки, посл убрал его. — Как шутят в этом вашем интернете: этот орган трудился менее всего, поэтому сохранил младенческую мягкость и нежность. А супруга моя, Антонина, все зудит над ухом, чтобы бросал работу и больше времени проводил с внуками и Гогой. Ну куда я уйду? Здесь вам и драма, и комедия абсурда и страсти почти по Шекспиру! Даже повышу Дубровскому оценку ради такого случая, пусть будет “удовлетворительно”.

Он неторопливо открыл журнал, замазал прошлую корректором и вывел на ее месте новую оценку. А Денис продолжал смотреть только на меня. Как же здорово, что сейчас между нами несколько рядов, иначе мне бы влетело. Никогда не влетало, но сейчас бы влетело точно. Чувствую. Боюсь. Предвижу.

Дубровский догнал меня на перемене, в темном коридоре, ведущем в столовую. Варварски схватил за руку и развернул к себе.

— Зачем ты это сделала?

— Из-за платья! — я решила придерживаться своей пусть глупой, но стройной версии. — И Нового года. И прочего. Было за что, вот и сделала!

— Ела зачем? Четыре листа! Сорока, тебе плохо не было, может, к врачу?

Он выглядел обеспокоенным, но я собралась с силами оттолкнула Дена и убежала вслед за стайкой смеющихся первокурсниц.

А на экзамене Константин Владиленович все же поставил мне “отлично”. А Дену — “удовлетворительно”. И многозначительно фыркнул при этом. Тогда я так и не узнала, что между ними произошло, но тайну "Усов и интегралов" решила никому не выдавать.

— Так что там с контрольной, кисунь? — Маша оказалась очень хитрой: расспрашивала аккуратно, с разных сторон, точно подмечая мое настроение.

— Взяла и съела! Законом не запрещено!

— Чет я переборщила с твоим обучением, — вздохнула она, и дальше приезда помощи мы ждали в тишине.

Кафе за последний месяц ещё упало в сервисе и еде, поэтому сидеть за жирным и шатающихся столиком со стаканчиком воняющего химией кофе, оказалось неприятно, и мы с Машей вернулись к машине. Богиня хлопала жвачкой и болтала с кем-то, я вытаптывала в снегу обозначение синуса. Интересно, успею "написать" всё тригонометрическое тождество? Или даже не одно? Но Машин брат появился быстро.

Его, кстати, я узнала сразу. По глухим битам, которые доносились откуда-то издалека. Иногда кажется, что где-то есть специальный набор саундтреков для прослушивания на полной громкости? Почему все эти песни звучат одинаково? Такое "туц-туц-ту-у-уц" и больше ничего не понятно.

И, конечно же, узнала по самой машине: ярко-синей "девятке" с всполохами пламени на дверях и капоте, стопроцентной тонировкой всех стекол и такой низкой посадкой, что через "лежачего полицейского" бедолагу, наверное, переносили на руках. А после из недр этой самой девятки появился первый здоровенный бугай в тесном пуховики и с синяком под глазом. Затем второй точно такой же. Третий. К пятому я перестала удивляться. Но шестой вернул мне эту способность: он оказался милой девушкой, правда, с таким же синяком.

Пока я терла глаза и пыталась запихнуть ключи поглубже в карман, Маша радостно расцеловала всех подошедших, а потом подтолкнула и меня. Тисканье двенадцати рук, из которых объятия девушки оказались самыми крепкими, окончательно убедили меня, что под сугробом моя машина в наибольшей безопасности, а коллеги, в общем-то, сделали благое дело.

= 32 =

— И где? — вперёд вышла та самая девушка и прищурилась.

— Потерялась, — выпалила я. — Была, а потом раз и потерялась.