Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
– О том, что нас связывает. Как долго связывает.
– И?
– Что "и"? Порекомендовали вести себя осторожнее, напомнили о трудностях той... с вашего факультета... Штице. Словом, предупредили. И предложили сотрудничество.
– Какое?
– не поняла я прямого намека.
– Периодически извещать, что ты делала, куда ходила, о чем говорила... Исключительно в целях твоей безопасности. За умеренное вознаграждение.
Что же получается? Получается, Виву хотели завербовать,
– И ты... согласилась?
– выдавила я пораженно.
– С первых же минут начинаю уставать от твоей простоты. Пораскинь мозгами. Если бы я согласилась, то стала бы рассказывать?
– Н-нет. Наверное, нет.
– Вот именно. Да еще журналисты достают. Они весь институт обложили и тоже предлагают бабло за достоверную информацию о тебе.
– О!
– отозвалась я потрясенно.
– В общем, решай. Тариф увеличивается, но в него войдет всё, о чем мы сговорились ранее, плюс добавка за конфиденциальность.
– За конфинцед... За что?
– За молчание. Надо же оправдывать приставку "личная" стилистка.
Да, при желании Вива могла бы поведать многое обо мне как в ДП*, так и репортерам, и у последних потекли бы слюнки от рассказов о том, что когда-то я не умела ходить в туфлях на каблуках, и о зашкаливающем индексе талии и бедер. В этих подробностях нет ничего преступного или шокирующего за одним исключением: если подробности касаются обычного смертного человека, а не дочери министра. Любую новость можно преподнести так, что она станет сенсацией в мгновение ока. И будет моя физиономия красоваться на обложке журнала в ореоле сигнальных овальчиков: "Дочь министра предпочитает одежду с сезонных распродаж!" или "Дочь Влашека самолично сдает одежду в прачечную!" И так далее и в таком же духе.
О-о-о, как же ненавижу отца! С его новой должностью мои проблемы растут день ото дня, час от часу.
– Пользуюсь популярностью, - пробормотала я.
– Интересно, сколько денег отваливают за сплетни и стукачество.
– Скажем так, предпочитаю журавля в руках вместо синицы, - ответила Вива.
– Журналисты предлагают мало и разово, дэпы* тоже считают каждый висор, потому что отчитываются за потраченное бабло. С ними однажды свяжешься и больше не расстанешься. Овчинка не стоит выделки.
Что ж, стоит отдать должное честности девицы. Она могла промолчать о том, что приняла предложение дэпов* или газетчиков. Журавль - это я, из хвоста которого Вива будет ежемесячно выдергивать перья. Ни много, ни мало, а полторы тысячи. Стабильный и спокойный заработок в отличие от паутины шатких посулов дэпов*. К тому же, у Вивы есть стимул для стараний в создании моего неповторимого стиля. Мы взаимозависимы. Я - ходячая реклама её мастерства, и мне нужны советы, начиная от эффектного макияжа и заканчивая выходами из тупиковых жизненных ситуаций. Но и без хвоста журавлю неохота оставаться. Проверю, заинтересована ли девица во мне, и заодно покажу, что в любой момент могу упорхнуть к другому, более сговорчивому стилисту.
– Замётно на полторы тысячи. И предупреждай заранее. Ты сообщаешь об изменении договоренности, когда осталось...
– поглядела я на запястье, - два с половиной часа до концерта. За это время не удастся найти другого специалиста.
–
Хорошо, - согласилась Вива. Чуть поспешнее, чуть взволнованнее, но по голосу я уловила, что она не намерена разбрасываться ценными клиентами.– Тариф останется неизменным... до некоторых пор.
– До каких? До следующей недели, пока дэпы* не предложат больше? Или ты работаешь на них и на меня?
– С ними дел не имею, - поджала губы стилистка.
– А тариф пересмотрим, когда выйдешь замуж за Мелёшина.
Я закашлялась:
– Замуж?
– Не изображай простую. Время уходит, - схватилась Вива за кисточки.
– Шмотки с собой?
– Здесь, в пакете.
– Прекрасно. Закрывай глаза.
Пока личная во всех смыслах стилистка водила чем-то мягким по моим щекам и лбу, подкрашивала брови и ресницы, я раздумывала. Если дэпы* вызывали Виву для приватного разговора, речь в котором шла обо мне, руководствовались ли они исключительно заботой о моей безопасности? Кого еще могли вызвать в департамент для профилактической беседы? Тех, с кем я общалась чаще, чем с другими. Не так уж много знакомых: Радик, которого теперь нет, Аффа, близнецы Чеманцевы, Петя Рябушкин. Но после возвращения с курорта встречи с ними стали формальными и мимолетными. Выходит, попытка дэпов* прощупать Виву - первая ласточка. Нужно быть осторожнее в высказываниях и общаться с оглядкой. Никому не доверять. Черт, такими темпами недолго превратиться в параноика.
Надо бы обсудить с Мэлом. Пусть объяснит, почему департамент его отца обкладывает меня по всем фронтам, ненавязчиво копая под моих знакомых. Нет, не стоит говорить с ним. Мэл озаботится, начнет выяснять, что и к чему, а дэпы* притворятся, что знать не знают, о чем речь, и зароются как кроты в землю. Зато начнут действовать хитрее и применят другие доводы для убеждения той же Вивы. Или Аффы. Или еще кого-нибудь, кто перемолвится со мной парой незначащих фраз.
Безвыходно. Любой мало-мальски знакомый человек может оказаться осведомителем. Теперь боязно лишний раз поговорить с Аффой, зная, что её вызовут в департамент, и... она примет предложение о сотрудничестве или поделится информацией с журналистами. Как общаться с соседкой на темы, волнующие всех нормальных девчонок, если расставшись со мной, она сделает звонок и сообщит о содержании нашей беседы? Получается, нужно соблюдать дистанцию и остерегаться всех и каждого. Это изоляция. Я растеряю немногочисленных знакомых, с которыми контактировала, будучи обыкновенной студенткой, а не дочкой министра. С кем же общаться, не боясь, что личные разговоры станут достоянием гласности? С Бастой? С заносчивыми лицеистками? Может, платить Аффе так же как и стилистке, за радость общения и за конфинцед... тьфу, за молчание? Или спросить у соседки напрямик, чтобы не терзаться впустую?
Ненавижу отца, ненавижу его мир. Я превратилась в букашку под микроскопом в прицеле десятков внимательных глаз. Против воли меня заставляют жить в высокой башне, отгородившись толстым забором.
За раздумьями проскользнул мимо внимания момент феерического выхода в объятия Мэла. Руки машинально надевали, застегивали и завязывали, тело покрутилось перед зеркалом, рот воздал заслуженную похвалу мастерству личной стилистки, ноги направились к двери, а голова думала, думала... не о том.