Синица в руках

– Ну как, я взрослая, она взрослая. У каждой свой характер, свои желания. Так всегда бывает.

– Наша же мама тоже не хотела жить с бабушкой, - заметила Женя.

– Да, я об этом не подумала, - ответила Маша.

– Да ты и не помнишь ничего, совсем маленькая была!

– Помню! Я все помню! И вовсе не маленькая!
– возмутилась Маша, пытаясь через Алину толкнуть свою сестру.

Из здания суда вышел Антон и радостно помахал им прозрачной папкой с бумагами.

– Папа, папа!
– радостно завопила Маша.

– Сиди, сам подойдет, - спокойно сказала Женя, но сильно ерзая на лавке.

– Привет, мошенницы, - Антон поцеловал облепивших его дочек.

– Они тебя не замучили?

– Нет, что ты, все хорошо, - ответила Алина, вставая с насиженного места.

– Ну как дела?

– Все, я теперь свободный человек!
– весело улыбаясь, сказал Антон.

– Ты теперь женишься?
– Маша вопросительно посмотрела на него.

– Маша, я же только развелся. Рано еще жениться.

– И ничего не рано!
– настаивала Маша.
– Алина согласна!

– Ну, это мы с Алиной вдвоем решим, хорошо?

– Ничего, мы дожмем эту Синюю бороду!
– уверено сказала Женя, подмигивая Алине, раскрасневшейся от детской непринужденности в простых по сути, но таких сложных для взрослых вопросах.

6.

В комнате стояло гнетущее молчание, шипевшее, изредка угасающими искорками напряженности, вырывавшимися наружу при каждом испепеляющим взгляде, которым одаривала каждая сторона другую. Казалось, еще немного, и объемный взрыв от этих искорок сдетонирует густую атмосферу непонимания и все более крепнущей ненависти родных людей друг к другу. Безучастно тикали часы. Любопытная кошка, не желавшая оставаться вне центрального действия, примостилась на коленях у Саши, поблескивая зелеными глазами на нависшую над ссутулившейся девушкой грозную мощную фигуру матери, которая только покачивала головой и, шепча одними губами, заранее заготовленные, рассчитанные на публику, причитания.

– Что ты хочешь от меня, мама?
– холодным тоном вновь спросила Саша, бросая на мать непонимающий и полный яростного огня взгляд.

– Разве что-то хочу? Кроме того, чтобы моя дочь была счастлива, чтобы твои сестры были счастливы и устроены в жизни? Чтобы наша семья не бедствовала и жила достойно, так, как должна жить? Я для себя ничего не хочу!
– закончила на патетичной ноте мать, глядя на дочь с детской наивностью и открытостью, сквозь которую слишком явно проявлялась еле сдерживая ярость, желание силой вытащить эту дрянь из дома и за волосы поволочь обратно.

Но это был чужой дом, и она в бессильной злобе мяла толстыми руками платок, не желая навлекать на себя позор побоища в чудом доме.

– Доченька, может поговорим дома, у нас, в родном доме? В родных стенах все и видится иначе, правильнее. Пойдем домой, тебя отец ждет. Он же тебя очень любит, помнишь, как он заботился о тебе в детстве?

– Я все помню, мама! И вашу доброту и то, как вы меня продали!
– уже не сдерживаясь, воскликнула Саша, когда на ее коленях встрепенулась, изогнув спину и втыкая когти ей в ноги кошка. Саша шумно выдохнула и медленно стала гладить кошку, ей было дурно от этого разговора, бессмысленного по своей сути и смертельного в сухом остатке. Назад пути больше не было, она давно приняла решение, не видя понимания со стороны родных.

– Господи! Да как же ты с матерью разговариваешь? Да разве мы с отцом для тебя ничего не сделали? Мы тебя не любили, не заботились о тебе? Мы ничего для себя не просим, но мы думаем о будущем твоих сестер, наших внуков, - вновь принялась раскручивать свой любимый маховик жертвенной риторики мать, изображая лицом невообразимую гримасу горькой обиды и испепеляющей ярости.

– Ой, ну хватит, мама! Хватит уже прибедняться! Да разве это Эльдар все создал? Разве это он, а не отец положил все, ради нашего достатка, пропадая сутками на работе? Прекрати, мама!

– Доченька моя, - ласковым, чарующим голосом проговорила мать. От ее голоса вздрогнула даже кошка, еле слышно прошипев на гостью.

– Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить. Думаешь, твой отец не бил меня? А я терпела, терпела - ради вас, потому что мои родители воспитали меня правильно, я уважала своего мужа, если он бил, значит я это заслужила.

– Ой, вот только не говори, что вы были ко мне слишком добры, а я выросла неблагодарной дрянью!
– истерично расхохоталась Саша, представляя, как тонкая высокая фигура отца противостоит мощи ее матери.
– Мама, я не вернусь к Эльдару, прими это, и давай закончим, нам больше не о чем говорить.

– Тебе больше не о чем говорить со своей матерью? Господи, значит я что-то сделала в своей жизни не так, раз ты меня так наказываешь!

– Ну, прекрати, мама!
– с нажимом сказала Саша.
– Оставь этот театр для других.

– Я не заслужила того, чтобы моя дочь, любимая дочь!
– она повысила голос.

– И хамила мне! Так ты еще придешь извиняться, придешь! Когда поймешь, чего стоит твой уголовник! А я приму тебя, приму - ведь я же люблю тебя! Ты моя любимая дочь!

Саша горько усмехнулась, вспоминая, как на нее повесили все хозяйство, после рождения этих двух принцесс, которых мать готовила для замужества с высокими видами.

– В моем доме я не позволю оскорблять моего сына, - Алия Каримовна, вынужденная свидетельница их разговора, вошла в комнату, властно глядя на гостью.

– Вам пора уходить.

– Не беспокойтесь, уйду, уйду. А ты, - мать встала и наставила толстый палец на Сашу, - Ты пожалеешь, горько пожалеешь. Запомни, материнское слово, запомни!

Шумно дыша, она быстро вышла из комнаты. Когда дверь хлопнула, Саша вся обмякла и закрыла лицо руками, сухие глаза уже давно выплакали все, и теперь только догорали угольками горечи потухшего костра обиды и досады, ненависти и любви.

Входная дверь открылась, и в сенях послышались другие шаги, ровные, четкие, как ходят солдаты на параде. В комнату вошел ее отец. Высокий, уже почти совсем седой мужчина с тонкими, как у Саши, чертами лица.

– Здравствуйте, Алия. Я могу поговорить с дочерью?
– спокойным голосом спросил он. Алия утвердительно кивнула, и скрылась на кухне.

– Здравствуй Саша.

– Здравствуй, папа, - прошептала Саша, с надеждой глядя на него.

– Я не буду тебя мучить, - он пододвинул стул и сел рядом с ней, расстегивая ворот старой дубленки.

– Ты его любишь?

Отец смотрел на нее строгими, как всегда, но любящими глазами, ловя в ее покрасневших опухших глазах искры надежды и любви к нему.

– Да, папа очень сильно.

– Хорошо, пусть так и будет. За развод не беспокойся, устроим все быстро, ты больше никогда не увидишь Эльдара.

– Папа, он несчастный человек, не делай ему ничего, пожалуйста, - прошептала Саша, зная характер отца.

– Он обидел мою любимую дочь. Не проси меня забыть это, не проси, - он обнял ее и поцеловал в лоб.
– За мать не беспокойся, я с ней поговорю.