Синие берега

Сквозь опушку виднелось поле. И несколько селений, недалеко друг от друга. Что там, в этих селениях?

На этот раз в разведку идти Марии, кроме сапог, ничего на ней военного. А сапоги - что! Могла и по дороге подобрать - убитых много.

– Как, Мария?
– спросил Андрей. Глаза его выражали одновременно тревогу и уверенность, что все обойдется.
– Как, Мария?..

– А как? Пойду, и все.

– Оборвалась ты с нами подходяще, - попробовал Семен пошутить. Беженка, точно.

– Я и есть беженка.

Мария незаметно отделилась от рощи и пошла по направлению к ближней деревне.

Страха она не испытывала, и это удивило ее. Только беспокойство не покидало ни на минуту: справится? "Не справлюсь, в чем-нибудь оплошаю, и все погибнут..." И чтоб придать себе бодрости, ни о чем другом не думала, лишь повторяла: "Справлюсь. Справлюсь. Справлюсь. Обязательно справлюсь. А почему б не справиться?" Она хотела глотнуть воздуха, но поперхнулась и зашлась кашлем. Остановилась, пока кашель уймется. И увидела невдалеке большак. Осмотрелась: большак вел в ту деревню, куда Мария направилась.

Никакой взволнованности, никакой встревоженности лицо ее не должно выражать. Обыкновенная усталость путницы, и все. И спешить зачем? Убавить шаг, торопливость ни к чему. Спокойней, спокойней... Вот так, еще спокойней. Сколько помнит себя, лет с четырех помнит себя, она любила смотреть в небо, и это унимало слезы, если плакала, сглаживало тревогу, если была озабочена, глаза всегда тянулись вверх.

Она посмотрела в небо, такого неба еще не видела в своей жизни, небо никогда еще не было таким светлым, голубым, чистым таким, высоким, будто поднялось выше возможного, и в самом деле совсем успокоилась. Она подходила к деревне.

У околицы, на взгорье, в саду, высилось двухэтажное кирпичное здание. Похоже на школу. Так и есть. На фронтоне красной кирпичной крошкой выложено: школа. Подошла ближе. На дверях надпись и по-немецки: школа. Сунулась в калитку. Никого. Поднялась по широким каменным ступеням. Никого. Постучалась в дверь. Никакого отклика. Снова постучалась. Никого. "Пойду дальше, - подумала.
– Загляну в ближайший дом, попробую что-нибудь вызнать".

Спускалась вниз. Третья ступень. Остались еще две. Услышала за спиной немолодой скрипучий голос:

– Вы ко мне?

Быстро обернулась. В дверях стоял высокий, худой мужчина: седая голова, очки, серый холщовый костюм.

– Знаете...
– растерялась Мария. Снова поднялась.

– Нет, не знаю, - сдержанно сказал мужчина, поправил очки. Он внимательно рассматривал ее, ждал, что скажет дальше.

– Попить, - не нашлась Мария.
– Пить очень хочется.

В уголке рта мужчины чуть обозначилась и не раскрылась усмешка. Словно уличенная в чем-то, Мария опустила голову.

– Из-за кружки воды свернули с улицы?
– Он явно насторожился. Пожалуйста, заходите. Вода покамест есть.

"С чего начать? Как сказать? Этому меня не научили ни Андрей, ни Семен.
– Сердце билось часто-часто.
– И сразу чепуху сморозила: попить... Человек понял же, что чепуха. Девчонка еще. Совсем девчонка!" - ненавидела себя.

Они шли по пустынному гулкому коридору.

Коридор показался длинным, очень длинным. На стенах, под запыленными стеклами, висели гербарии, красовались газеты: "Наша школа", "Наш класс", кумачовое полотнище, на котором белыми буквами: "В добрый путь жизни, дорогие выпускники!" Мария шла, едва переступая. Неужели всего три месяца назад сидела она за партой, заглядывала в учебник и готовилась в этот самый "добрый путь"? Слезы душили ее, она заплакала б, если б мужчина снова не заговорил:

– Моя комната.
– Он остановился у полуоткрытой двери.
– Заходите.

Она вошла, взволнованная, растерянная.

– Пейте, пожалуйста.
– Мужчина подал ей чашку с водой. В углу, на табурете, блестел металлический бачок, такой же, какой видела в коридоре. Но в коридоре возле бачка была и жестяная кружка.

Мария выпила почти всю чашку. Она и в самом деле хотела пить.

– Спасибо.

– Роман Харитонович, - назвал себя мужчина.

Мария поспешно откликнулась:

– Мария...

С опаской смотрела она на мужчину в сером холщовом костюме. "Как приступить к делу? С чего начать? Что говорить?" Тот ждал. Ждал, не проявляя нетерпения.

– Роман... Харитонович.
– "Скажу все как есть" - решила.
– Я скажу вам все как есть...

Он невозмутимо наклонил голову.

– Помогите нам...

– Кому это - вам? Вы не одна?

Роман Харитонович испытующе смотрел на Марию.

– Нам плохо. Очень плохо, Роман Харитонович...
– Мария закрыла лицо руками, разрыдалась.
– Немцы загнали нас в рощу... Выловят, если не уйдем оттуда... Командир послал меня...

Роман Харитонович молчал. Он опустил голову. Возможно, думал показалось Марии.

– А вы, девушка... Мария... опрометчивы, позвольте вам заметить. Не знаете меня, не представляете, куда вас несчастье занесло, и сразу - все начистоту. Черта похвальная в другое время.
– Он скосил глаза.
– Вот закрою вас здесь и пойду сообщу полицаям. Они у нас есть.

Мария отпрянула к стене: что наделала!

– Успокойтесь, ничего этого не случится, - размеренно продолжал Роман Харитонович, поняв ее состояние.
– Я счел нужным поучить вас осторожности. Во мне сказался учитель. Так вот, ничем, к сожалению, помочь вам не смогу. Разве лишь... Переходите из рощи сюда. Если сможете. Если удастся. А ночью выйдете в лес, - показал на лес, видневшийся в окне.
– В роще опасно, да. Вы, вероятно, заметили, мимо рощи - дорога, она связывает шесть селений. В нашей школе и учатся, то есть, учились дети из этих селений. Переходите в школу. Вот все, что могу предложить вам.

– Хорошо. Спасибо. Хорошо, - порывисто лепетала Мария.
– Пойду скажу командиру.

– Идите в рощу другим путем, менее рискованным.

Они прошли в конец коридора.

– Сюда вот, пожалуйста. Черным ходом. Отсюда пойдете по тропинке и кустарником, видите? Кустарник не достигает рощи. Метров сто открытое место. Учтите это.

Мария кивнула: поняла. Глядя на него, уверенного, спокойного, она тоже стала уверенней, спокойней. Еще раз кивнула: поняла, спасибо.

По крутой тропинке, спотыкаясь, спускалась она со взгорья.

2

– Располагайтесь. Пожалуйста.

Роман Харитонович повернул от колонн у входа и двинулся по коридору, освещенному круглыми окнами в торцовых стенах. Вдоль правой стены нагромождены парты, одна на другую. Слева стояли муляжи зверей и птиц, со стеклянными дверцами шкафы с книгами, с коллекциями жуков и бабочек, с глобусами; один глобус, самый большой, повернут восточным полушарием на свет, - коричневые, зеленые, голубые пятна, кружочки, линии, густо засиженные мухами, и оттого казавшиеся совсем спокойными, как бы уснувшими. Спала Чехословакия, спала Польша, спала Франция, и Германия спала. Роман Харитонович шел впереди Андрея и Семена и раскрывал дверь за дверью.