Синий город на Садовой

Оказавшись в прохладной и гулкой пустоте церкви, он глянул на стену с росписью. Она была закрыта холстом. Ну и хорошо. Немыслимо было бы проскочить мимо картины вот так, в спешке. А следовало спешить. Федя кинулся в алтарь. Люк наполовину заставлен был бочкой из-под цементного раствора. Федя отодвинул ее с большой натугой. Можно сказать, силой отчаяния… А вот и скребок! Федя сунул его в щель, надавил… Ох, сил-то у тебя, Федька, не то что у Славы… Ну, еще!.. Еле-еле поддалась тяжелая крышка. Федя уцепился, отвалил ее. Как в прошлый раз, пахнуло холодом. Федя опустил ноги, прыгнул на ступени… Но ведь если оставить открытым люк, Щагов сразу все поймет, когда окажется здесь!

Федя потянул крышку на себя, принял ее на руки, подержал головой. Опустил. Люк закрылся с чавкающим звуком, толкнуло по ушам воздухом. И навалилась непроглядная тьма. Только зеленые пятна в глазах – следы недавнего солнечного блеска… Что же теперь? А ничего, вот так и шагай потихонечку. Здесь же пещера Тома Сойера, путь один…

Федя задом наперед, на четвереньках спустился по крутым ступеням. Встал. Взялся за стену. И пошел, тараща во тьму глаза. Ничего, каменный пол здесь без ям, без неровностей. Постарался давний строитель, поработал…

Еще десяток шагов, еще… Ох, да сколько же можно так идти? Бесконечность какая-то… А может, выход уже завален? Вот тогда будет ловушка!.. А вообще-то это ведь классическое приключение! Как в книжке! Схватка, плен, побег… и настоящий подземный ход!.. Да ну тебя с приключениями, дурак! Если что стряслось со Степкой, тогда век не забудешь!

Наконец забрезжило впереди… Вот и щель… Ох и заросла, черт возьми! Федя сцепил зубы, стянул майку, намотал на руку. Рванул и отбросил один стебель, другой… Ух ты, даже сквозь ткань жжется, подлюга! Будто кобра кусачая… Ну, кажется, все, можно попробовать… Он протиснулся в лаз, царапая бока о корни и мелкие камешки. Ой, мамочка, сколько ее еще здесь, этой кусачей дряни!.. Подвывая, Федя скатился ниже, в упругие заросли жесткого, но безобидного репейника. А теперь куда?.. Ага, еще ниже, метрах в пяти, вьется по откосу среди бурьяна и чертополоха тропинка…

Федя кинулся по тропинке, пробежал, наверно, метров двести. Потом крадучись поднялся по крутому склону. Сюда выходил переулок Тополиный. Пригибаясь, Федя ринулся вдоль домов. Сперва бежал с оглядкой, а потом, по улице Декабристов, – уже открыто. С маху толкнул калитку, влетел во двор к Оле. Встал, часто дыша. Оля выскочила из гаража:

– Ой, Федька! Тебя правда милиция забрала? Теперь отпустили, да?

"Знает! – возликовал Федя. – Значит, Степка добрался!"

Оказалось, что Степка все-таки грохнулся. Ободрал оба колена. Но вскочил, поднял "Росинанта", поехал опять, с треском и звоном вкатился во двор, ударив калитку передним колесом. Из колеса выскочила спица. Зато камера, хотя и падала, оказалась цела. Впрочем, это стало ясно позднее. А сперва Степка сбивчиво, со слезами, но понятно поведал о том, что случилось. Потом Оля, охая, мазала и бинтовала Степку, а Борис в прихожей быстро вертел телефонный диск…

Федя ошибся в одном: Борька позвонил не его, Фединому, отцу, а своему. И папа Штурман рванул из автопарка на собственном мотоцикле. Сперва на улицу Декабристов, затем – со Степкой в коляске и Борисом на заднем сиденье – к берегу.

Когда мотоцикл выскочил на пригорок, с которого виден был церковный двор, зоркий Степка вдруг запрыгал и завопил:

– Вот он, тот самый! У крыльца! Я узнал!..

Оля перепуганно тормошила Федю:

– Что случилось-то? Расскажи толком… Ой, да ты ободранный какой! И в волдырях все руки-ноги…

– Еще и на пузе, – сказал Федя. И задрал майку. – И на боках… – Только сейчас он опять начал ощущать жжение…

Она быстро насупилась, покусала костяшки.

– Подожди, я ментоловую мазь принесу…

Федя стянул майку, сел на чурбак у ворот гаража. Оля прибежала через полминуты. Выжала из тюбика на ладонь белую гусеницу. Запахло ментолом.

– Ну-ка, давай… подними руки.

Федя закрыл глаза и послушался. Олины ладони пошли по его рукам, по ребрам, вмазывая в кожу спасительную прохладу.

– Ну, рассказывай…

Федя привалился спиной к стенке и, не открывая глаз, начал рассказывать. При этом он не ощущал никакой тревоги. Только сонное спокойствие. Теперь одно из двух: или папа Штурман с ребятами где-нибудь в своих поисках наткнется на Щагова, и тогда… это уже дело Щагова – оправдываться. Или, скорее всего, никого не найдут и вернутся сюда. В этом случае дело так все равно не закончится. Пускай родители пишут заявление: почему ребят можно бить, хватать, сажать, издеваться!.. Но это позже, а пока он посидит, отдохнет… В пояснице до сих пор тупая боль. Говорят, они специально бьют вот так, по почкам, чтобы следов не оставалось…

Федя услышал вдруг, что Оля плачет. И на ноги ему упали теплые капли. Он "растопырил" глаза:

– Ты что?!

– Ничего… Почему они такие звери?

– Они дембили… Звери, те зря не нападают… Ну, не реви ты, – попросил Федя. И пообещал: – Они еще ответят…

Оля локтем вытерла глаза, прикусила губу и занялась Фединой ногой. Он зашипел от боли.

– Терпи давай… Степка и тот терпел.

Федя улыбнулся:

– Это же Степка. Он у нас герой… Как ты.

– Я-то при чем?

– А помнишь, я тебе локоть бинтовал? Ты даже не пикнула.

Она тоже улыбнулась:

– Я… внутри вся пищала… А терпеливее всех Боря.

– С чего ты взяла?

– А забыл, что ли, как он палец стамеской разодрал? Я йод лью на порез, сама чуть не в обмороке, а он смеется.

– Ну еще бы, – не удержался Федя. – Потому что это ты. Ты с него хоть шкуру сдирай, он будет радоваться.

У Оли порозовели вокруг сережек мочки.

– Почему это?

– А вот потому это…

– Дурень!

– Кто? – хихикнул Федя. – Борька или я?

– Оба… Давай забинтую.

– Так подсохнет. Обойдусь без орденской ленты… Оль, а чудо египетское не появлялось?

– Нет, он сказал, что Слава будет его до обеда живописью мучить.

Федя взглянул на свои часы, которые уцелели во всех передрягах. Было половина первого. Надо же, и полутора часов не прошло с начала всех приключений! А кажется – целый день!

– Ох, Ольга, почему-то так в сон клонит. Хоть падай…

– Это нервы, – сказала Оля. – Иди в дом и ложись на диван. Дома никого нет…

– Я лучше здесь… – Федя как в тумане двинулся в гараж, убрал с лавки банки-склянки, лег на твердое дерево.

– Дай я постелю что-нибудь, – забеспокоилась Оля.

– Так сойдет… Ох, Ольга, а пленка-то где?

– Здесь пленка, все в порядке. Боря придет, и проявим.

– Угу… – И Федя поплыл, поплыл сквозь отрывочные воспоминания о случившемся, сквозь цветные пятна и рой несильных уже, щекочущих мурашек от ожогов…

Но дрему прервали треск мотоцикла и голосистая Степкина тревога: