Синий город на Садовой

Слава, уткнувшись подбородком в гриф гитары, сказал:

– Вот оно, значит, что. Ребенка увозят в райские края, а он не понимает своего счастья.

Нилка рывком повернул к нему мокрое лицо:

– На фига мне такое счастье!

– Детский безрассудный идеализм, полагающий, что дружба превыше материальных благ… – печально подвел итог Слава.

А Федя спросил безнадежно:

– Может, родители еще передумают?

Нилка обвел всех сырыми глазами. Шевельнул под свитером колючим плечом.

– Ну, теперь-то с'само собой… Уже передумали. Но какой с'скандал мне пришлось устроить…

Все качнулись к нему – обрадованно, недоверчиво:

– Нил, правда?

– Не поедете?

– Неужели тебя послушали?

– Да, но чего мне это с'стоило! Я ревел и орал с самого утра… Вы еще не знаете, как я умею… Думаете, я правда, что ли, из-за с'свитера застрял…

Оля опять спросила с опасливой радостью:

– Неужели тебя послушали? Это точно?

Нилка шмыгнул носом, улыбнулся сквозь слезы:

– Папа сказал: "Видишь, мать, что получается. На детских слезах счастья не построишь…" Мама, конечно, говорила, что я глупый и папа тоже глупый, но потом… с'смирилась.

– С'слава Богу, – без насмешки, от души сказал Борис.

И Нилка не обиделся. Он улыбался все веселее:

– Знаете, какое я поставил ус'словие? Говорю, если хотите ехать, тогда забирайте всех! Весь "Табурет". Ус'сыновляйте! Папа засмеялся и говорит: это затруднительно…

– Тем более, что меня невозможно усыновить, – заметила Оля. – Удочерить – это еще туда-сюда…

Нилка посерьезнел:

– Папа бы не отказался, наверно. Он про тебя говорит: "Какая талантливая девочка"…

– Чего ты выдумываешь, – смутилась Оля.

– Не выдумываю. Это после того, как он пленки посмотрел.

Все вспомнили, как Нилкин отец заходил к ним в гараж и смотрел уже готовые части фильма. И хвалил, как умело и остроумно смонтированы эпизоды. Оля тогда стеснялась, кусала костяшки пальцев, но потом все-таки попросила: "Аркадий Сергеевич, может быть, вы нам посоветуете что-нибудь? Ну, такое… профессиональное…"

Он и правда кое-что посоветовал. Но не много. Сказал, что у них, у "табуретовцев", свое видение мира. "Боюсь неуклюже вломиться в ваш стеклянный город…"

– А еще он обещал дать нам кассетник, чтобы озвучить фильм, – сказал Нилка.

Все чересчур громко обрадовались. Потому что тревога не исчезла совсем и ее старались прогнать лишним шумом. Пришла на помощь и погода. Зябкий ветерок утих, последние клочки облаков улетели, и солнце обрадованно обрушило с высоты густой июльский жар.

– Ух… – Нилка стянул через голову свитер.

– Э, Нилушка, – забеспокоился Слава. – А как насчет "Огуречного мальчика"-то? Попозируешь чуток?

– Ну, пожалуйста! С'сейчас?

– Сперва на колокольню! – весело скомандовала Оля.

Наверху Нилка вспрыгнул и уселся на точеные перила, которые перегораживали арочные проемы. Замахал тонкими руками, будто ощипанными крыльями. Борис быстро встал рядом:

– Вот сыграешь вниз, собирай тебя потом по деталям… Это тебе не со шкафа планировать.

– Не сыграю! У меня абсолютно никакого страха высоты… А колокола с'скоро здесь повесят?

– К осени, – сказал Слава. – Льют по заказу…

– А можно будет позвонить?

– Это уж как отец Евгений скажет, – рассудил Слава. – Если ты очень его попросишь, тогда…

– А чей это отец? – удивился Нилка.

Ему объяснили.

– Ну, он-то уж с'само собой разрешит! – Нилка радостно заболтал ногами. Зеленый сапожок слетел на кирпичный пол.

– Нил звонил, звонил, звонил и сапог свой уронил, – сказал Федя.

– Ох, идея! – обрадовалась Оля. – Когда Нилка опять полетит на съемках, пусть у него сандаль с ноги свалится! Такая будет… бытовая деталь. Для правдоподобия.

– И кому-нибудь по голове, – сказал Борис. – Реализм.

– Не по голове, а под ноги, – уточнил Федя. – А тот поднимает и бросает обратно, Нилке… Можно, чтобы Степка? Он давно просит, чтобы его хоть немножко сняли…

Пощечина

Сниматься в эпизоде "Упавший башмак" Степка согласился с восторгом. Федя отпросил его у Ксении, чтобы не водить нынче в детский сад. Пошли к Оле. Борис оказался уже там. Они с Олей готовились проявлять вчерашнюю пленку. Борис небрежно сказал:

– Ты забирай камеру, да топайте со Степкой вдвоем. Там дела-то на две минуты, чего всей оравой идти…

Федя добродушно хмыкнул про себя: Борька не упустит случая побыть с Оленькой вдвоем. Ладно уж. В конце концов, самостоятельно поработать камерой – тоже хорошее дело.

– Экспонометр не бери, лишняя возня, – посоветовала Оля. – Ставь на солнце диафрагму шестнадцать, а в тени восемь… А телевик возьми на всякий случай. И э т о не забудь.

"Это" – небольшой, с елочную хлопушку, баллончик с карбозолью. После стычки на улице Репина "химсредство" всегда брали с собой, если шли на съемку. Федя сунул баллончик за резинку на поясе, выпустил майку поверх трусов, положил в задний карман телевичок-насадку.

– Ой, а сандаль-то! Что Степка ловить будет?

– Вон там, на полке, – засмеялась Оля. – Встрепанный Нил примчался ни свет ни заря, специально принес. "А то, – говорит, – опять из-за меня дело сорвется…"

– А где он сам-то?

– Движет искусство, – сообщил Борис. – Пошли со Славой на пустырь, где прадедушкина стена. Миссисипи будет красить забор, а Слава писать шедевр… Они вчера договорились.

– А почему не у церкви?

– Чтоб никто не отвлекал от творческого процесса.

– Степан, поехали тоже двигать искусство!

Степка прыгнул на багажник, и они покатили на берег Ковжи. Именно там, у старинной беседки над обрывом (архитектурный памятник!), Федя решил снять падение Нилкиной сандалии…

Степка – он умница, артистом будет! Сразу понял, что от него требуется. Очень натурально оглядывал заречные окрестности, пустил с берега бумажного голубка, помахал ему рукой, сел в траву и весело удивился, когда к ногам его шлепнулась растоптанная сандалия. Глянул в небо, сделал вид, что заметил пролетающего Нилку, вскочил. Радостно швырнул сандалию вверх. То, как Нилка ловит ее в небе, снимут потом.