Синий мир (сборник)

Каких мучительных усилий воли стоило ему убрать руки с двери. ЕЕ ДВЕРИ! Его так и подмывало открыть ее и войти. Он справился, с трудом повернулся и пошел вдоль балкона. Он еще не совсем пришел в себя, но что-то заставило его вдруг остановиться. Джонатан замер. Немного впереди на скамье, в наблюдательной нише, кто-то сидел. Джонатан подошел немного ближе, пристально всматриваясь в темноту. Там, в нише, сидел Хабальятт.

Хабальятт поприветствовал Джонатана небрежным жестом, когда тот стал медленно спускаться по ступеням.

— Приветствую вас, мой друг. Присаживайтесь рядом. Посидим перед обедом, помидитируем. Созерцание, полезное занятие.

Джонатан сел в соседнее кресло.

— Я вижу, вы ранняя птица, Хабальятт. Вижу, вы рано проснулись.

— Вот и не угадали, напротив — никак не могу задремать, — возразил Хабальятт. — Я просидел шесть часов на этой скамье, а вот вы — первый из всех проснулись.

Помолчав немного, Хабальятт постарался придать своему желтому лицу мудрое выражение. Наконец ему это удалось, и он продолжил:

— Я не ожидал кого-нибудь конкретно. Появились вы, прекрасное совпадение, возможно и совпадение, но вот что я вам скажу. Несколько удачных вопросов и интервью на Джиннуокли дали мне понять, что люди не всегда таковы, какими их привыкли видеть. Я был удивлен, можете мне поверить, когда смог рассмотреть деятельность некоторых лиц в новом свете. Привычка иногда не дает нам разглядеть очевидное, то, что взгляду непредвзятому становится ясным с первого же момента.

Выслушав внимательно Мейнга, Джонатан сказал:

— Готов согласиться с вами, но, в конце концов, это совсем не мое дело, и я мало, что смыслю во всех этих...

Хабальятт погрозил ему толстым пальцем:

— Нет-нет, мой друг! Вы скромничаете. Вы притворяетесь. Не сомневаюсь, что к судьбе прелестной Ильфейенн вы уже не можете оставаться равнодушным.

— Оставим это. Мне все равно, переправят друиды на Балленкрайч свою растительность или нет. Но я не понимаю, почему в их усилиях вы принимаете столь живое участие. — Джонатан пытливо посмотрел на Хабальятта. — Будь я друидом, я бы как следует задумался над этим.

— О, мой дорогой друг, — проблеял Хабальятт, — вы мне делаете комплимент! Но я тружусь во мраке. Я иду ощупью. Есть тонкости, которых я еще не уловил. Вы удивитесь, если узнаете о втором лице кое-кого из наших дорогих спутников.

— Думаю, здесь найдется немало любопытного.

— Возьмите, к примеру, лысую старуху в черном одеянии. Ту, что сидит и глядит в пустоту, словно уже давно околела. Что вы о ней думаете?

— Старая ящерица, отталкивающая, но безвредная.

— Ей четыреста двенадцать лет. Ее муж, по моим сведениям, создал эликсир жизни, когда ей было четырнадцать. Она убила его и лишь двадцать лет назад утратила свежесть юности. А до той поры любовники ее исчислялись тысячами, и были они всех видов, размеров, полов, рас, цветов и кровей. Последние сто лет ее диета состояла исключительно из человеческой крови.

Джонатан откинулся в кресле, потер застывшее и усталое лицо...

— Продолжайте.

— Я узнал, что ранг и авторитет одного из моих соотечественников значительно выше, чем я полагал, так что я должен быть осторожнее. Я узнал, что у Принца Балленкрайчского на борту есть свой агент.

— Продолжайте.

— И еще я узнал — я, кажется, о такой возможности упоминал перед вылетом с Джиннуокли — что потеря цветочного горшка — это не самая тяжелая драма для друидов.

— Это как же?

Хабальятт задумчиво глядел на балкон.

— Вам когда-нибудь приходило в голову, — медленно и четко произнес он, — что друиды поступили несколько странно, назначив Маноолло миссионером такой степени важности?

— Я полагал, что здесь сыграл роль его ранг. По словам Ильфейенн, он очень высок. Экклезиарх, на ступень ниже сеэрча.

— Но друиды не столь глупы и упрямы, — спокойно продолжал Хабальятт. — Вот уже почти тысячелетие они ухитряются править пятью биллионами мужчин и женщин, не имея за спиной ничего, кроме огромного дерева. Они чрезвычайно хитроумны, изворотливы и дальновидны. Без сомнения, Коллегия Товэрэчей не питала иллюзий насчет Маноолло. Им отлично известно, что это заносчивый и недалекий эгоцентрист. Они решили, что из него получится отличная лошадка для прикрытия. Я же, недооценив их, подумал, что Маноолло сам нуждается в ширме. Для этого я выбрал вас. Но друиды предвидели трудности, которые могла встретить миссия, и предприняли некоторые шаги. Маноолло отправился с фальшивым саженцем, создав вокруг него атмосферу тайны. Настоящий Сын Дерева переправляется другим способом.

— И что это за способ?

Хабальятт пожал плечами:

— Могу только догадываться. Возможно, жрица искусно прячет его у себя. Возможно, побег спрятан в багажном отделении, — но в этом я сомневаюсь, ведь они знают о квалификации наших шпионов. Я думаю, саженец находится под охраной какого-нибудь представителя Кайирилла... Возможно, на этом корабле, но не исключено, что используется другой корабль.

— А дальше?

— А дальше — я сижу здесь и смотрю, не придет ли кто-нибудь усугубить мои подозрения. А дальше — вы пришли первым.

— И какие же выводы вы сделали?

— Никаких. Пока никаких.

Появилась беловолосая стюардесса. Ее руки и ноги, обтянутые костюмом, казались очень тонкими и изящными. Неужели это костюм? Джонатан впервые разглядел его поближе...

— Джентльмены будут завтракать?

Хабальятт кивнул:

— Я буду.

— Мне принесите каких-нибудь фруктов, — попросил Джонатан. Тут же он вспомнил открытие, сделанное на Джиннуокли. — Я не смею мечтать, что у вас есть кофе, но...

— Думаю, для вас найдется, лорд Смайл, — ответила стюардесса и удалилась.

Джонатан повернулся к Хабальятту:

— На них почти нет одежды! Это же краска!

Хабальятт, казалось, был удивлен:

— Разумеется. А разве вы не знали, что на биллендцах всегда больше краски, чем одежды?

— Нет. Я всегда принимал как само собой разумеющееся, что это одежда.

— Это серьезная ошибка, — наставительно сказал Хабальятт. — На чужой планете, имея дело с существом, личностью или явлением, никогда ничего не принимайте как само собой разумеющееся. Когда я был молод, я посетил мир Ксэнчей на Киме и там совершил оплошность, обольстив местную девушку. Восхитительное создание с виноградной веточкой в волосах... Помнится, она уступила с готовностью, но без особого энтузиазма. И вот когда я был почти без сил, она решила прирезать меня длинным ножом. Я запротестовал, и дама была совершенно обескуражена. Впоследствии я выяснил, что у ксэнчей лишь замысливший самоубийство имеет право обладать девушкой, минуя брачные узы, и что там нет никого, кто колебался бы в выборе: убить себя самому или уйти в мир снов, умерев в экстазе.

— Хорошо, а какова мораль?

— Мораль, она ясна: вещи не всегда таковы, какими выглядят на первый взгляд. Куда еще ясней!

Джонатан размышлял, тем более что кресло, в котором он так удобно развалился, очень этому способствовало. Хабальятт развлекал себя тем, что насвистывал фугу из четырех нот. Насвистывал, аккомпанируя себе при этом на шести пластинах, которые висели у него на шее. Достаточно было легкого касания, и они начинали вибрировать, причем каждая из них вибрировала в определенном тоне.